Жители острова Хемсё

Вместо же того чтобы посмотреть, какие против него поведут козни пастор и Густав, Карлсон сам составил план того, как он их встретит. Матрос береговой обороны находился в данное время в отпуске и был приставлен подручным в Хемсё; его ловкость руководить танцами была известна. Карлсон рассчитал правильно, когда решил, что матрос этот поможет ему сыграть шутку с пастором. Рапп, так звали матроса, имел зуб против пастора, не допустившего его к конфирмации, так как он слишком ухаживал за девушками; эта отсрочка на целый год причинила ему затруднение при поступлении во флот.

И вот оба ненавистника пастора затеяли за кофеем с водкой свои планы. Шутка, которую они собирались сыграть с пастором, состояла ни более ни менее как в том, чтобы напоить его пьяным; а что сделать затем дальше, покажут обстоятельства.

Итак, с двух сторон были заложены мины, и случай должен был указать, на которой стороне мина эффективнее.

Наступил день свадьбы.

Все проснулись усталые и в дурном настроении от всех приготовлений.

Когда причалили первые гости, немного слишком рано, вследствие того что сообщение по воде никогда не может быть пунктуально, их никто не встретил. Они в недоумении ходили вокруг дома, как будто явились сюда незваными.

Невеста была еще не одета. Жених хлопотал в одном жилете, вытирал стаканы, раскупоривал бутылки, вставлял свечи в подсвечники.

Стуга вычищена и украшена зеленью; вся мебель вынесена и составлена в уголки, так что можно было подумать, что находишься на аукционе. На двери установлен шест для флага, на который водружен таможенный флаг, который на этот торжественный случай взяли на время у таможенного надсмотрщика. Над дверьми висят венки из брусничной зелени и маргариток; с обеих сторон стоят березки.

На окнах установлены рядами бутылки, с сияющими яркими цветами этикетками. Карлсон смыслил в сильных эффектах. Золотисто-желтый пунш сиял солнечными лучами сквозь зеленое стекло, а пурпуровый цвет коньяка искрился, как пылающий уголь; похожие на серебро оловянные капсюли, надетые на пробки, сверкали, как блестящие золотые монеты.

Самые храбрые из молодых парней приблизились и глазели, как будто стоя перед магазинной вывеской, предвкушая приятное щекотание в горле.

С каждой стороны двери стояли шестидесятиштофные бочки; они, как тяжелые мортиры, охраняли вход. В одной была водка, в другой слабое пиво, за ними лежали кучкой, подобно пирамиде ядер, двести пивных бутылок.

Впечатление производилось великолепное и воинственное, и боцман Рапп прогуливался среди этого, как ефрейтор, со штопором за поясом и приводил в порядок военные снаряды, бывшие в его распоряжении. Он украсил бочонки сосновыми ветками, просверлил и снабдил их металлическими кранами; он размахивал своим бочечным буравом, как пушечным банником, и постукивал от времени до времени по бочкам, чтобы слышно было, что они полны.

Одетый в парадную форму, в синюю куртку с отложным воротником, в белые брюки, с лакированной кожаной фуражкой на голове, он внушал уважение к себе со стороны крестьянских парней, хотя ради безопасности на нем и не было шпаги. Кроме обязанности виночерпия, ему было поручено следить за порядком, предотвращать бесчинства, при необходимости кого надо вывести и вмешиваться в случае драки. Богатые парни притворялись, будто они презирают его, но это была лишь скрытая зависть. Они с удовольствием надели бы мундир и поступили на государственную службу, если бы не боялись канатов и требовательных канониров.

На кухне в печке стояли два чугуна для кофе, и хрустели и скрипели кофейные мельницы. Топором кололи головы сахара, а на подоконниках расставлены были пироги. Служанки бегали от кухни к кладовой, уставленной всякого рода вареньем и печеньем и увешанной мешками свежеиспеченного хлеба.

Порою невеста появлялась в окне комнаты с распущенными волосами и без лифа и звала то Лотту, то Клару.

Паруса один за другим сворачивали в бухту, ловко подплывали к мостикам и причаливали при ружейных залпах. Но приезжие еще не решались идти в стугу, а толпами разгуливали по двору.

Благодаря счастливой случайности, жене и детям профессора пришлось куда-то уехать на именины, и профессор один был дома. Он поэтому любезно принял приглашение, предоставив на этот торжественный случай свой большой зал и свою лужайку под дубами для распивания кофе и для ужина.

На козлы и бочки были положены большие доски, и так получились столы и скамейки; столы уже были покрыты скатертями и уставлены кофейными чашками.

Наверху перед стугой образовалось теперь несколько небольших кучек людей. Рундквист с вымазанными ворванью волосами, бритый, в черной куртке, взял на себя добровольно обязанность увеселять гостей шутливыми замечаниями.

Норману разрешено было вместе с Раппом производить приветственный салют, главным образом с помощью динамитных патронов; он стал за домом и упражнялся, стреляя из пистолета. Зато ему пришлось оставить свою гармонику, она этот день была в опале и изгнана, потому что был приглашен лучший скрипач в округе, портной из Фифонга; а этот господин очень обижался, если кто состязался с ним в искусстве.

Вот приехал пастор. Он был в веселом, свободном настроении, готовый шутить с новобрачными, как того требует обычай. Его принял Карлсон на пороге стуги.

— Ну-с, быть может, мы заодно и крестить будем,— сказал, здороваясь, пастор Нордстрём.

— Нет, черт возьми! Так все же спешить не годится! — ответил, не смущаясь этим, жених.

— Уверен ли ты в этом? — спросил пастор в то время, как все присутствующие зубоскалили.— Мне пришлось раз на одной свадьбе сразу и венчать, и крестить, но это были люди прыткие; они могли такую вещь учинить. Серьезно, как поживает невеста?

— Гм!.. на этот раз опасности нет; но никогда нельзя поручиться, когда что произойдет,— ответил Карлсон, указывая пастору место между матерью церковного старосты и вдовой из Овассы, которых пастор начал занимать разговором о рыбной ловле и о погоде.

Пришел профессор в белом галстуке и в черном цилиндре. Пастор сразу обратился к нему как к человеку, равному ему по положению, и начал разговор, к которому дамы прислушивались, вытаращив глаза и расставив уши; они были глубоко убеждены в том, что профессор высокообразованный человек.

Пришел Карлсон и объявил, что все готово, что только ищут Густава, чтобы начать.

— Где Густав? — раздались крики на дворе и повторялись до самого амбара.

Ответа не было. Никто его не видал.

— О, я отлично знаю, где он! — заявил Карлсон.

— Где бы он мог быть? — сказал пастор Нордстрём с насмешкой, которая не ускользнула от Карлсона.

— Птичка чирикнула нам, что его видели на Норстене; и с ним была лисица, заставлявшая его пить.

— Ну, если он попал в дурную компанию, то вам нет основания ожидать его,— заметил пастор.

— Во всяком случае с его стороны нехорошо, что его нет дома, где у него такие достойные для подражания примеры и такие верные друзья. Но что скажет невеста? Должны ли мы начать или нам подождать?

Высказалась невеста. Хотя ей было очень грустно, но она желала бы, чтобы начали, а то остынет кофе.

Итак, все при динамитных залпах, произведенных с горы, двинулись. Музыкант наканифолил смычок и настроил скрипку. Пастор надел на себя мантию. Шафера пошли вперед. Пастор повел невесту. На ней было черное шелковое платье и белая вуаль с миртовым венком на голове. Она была сильно затянута, и то, что она желала скрыть, было тем очевиднее.

Так двинулось шествие в зал профессора при пиликанье скрипки и при грохоте выстрелов.

Невеста еще последний раз оглянулась назад, надеясь увидеть заблудшего сына; когда ей надо было пройти в дверь, то пастору пришлось чуть ли не тащить ее; она все смотрела назад.

Когда вошли в зал, гости стали вокруг комнаты вдоль стен, как бы образуя охрану для смертного приговора. Брачная пара заняла места на двух стульях, покрытых брюссельским ковром.