Страница 5 из 138
— Как твой тесть поступил со своими братьями, как Болеслав чешский со своими, так и тебе надлежит. Твоё право на великокняжеский стол, и ты должен отстаивать это право, — сказал латинянин. — Скажи, Лешко, — обратился он к боярину, родом ляху, — как поступил Болеслав ляшский.
— Он убил братьев своих, — ответил Лешко.
— Таким же образом, — добавил латинянин, — поступили и Болеслав чешский, которого зовут Рыжим, и папа не осудил ни Болеслава польского, ни Болеслава чешского, ибо они отстаивали своё право.
— Я подумаю, — сказал Святополк, — а теперь поеду с тобой, Фридрих, к митрополиту и в Вышгород. Вас же, Якша и Чёрный, с дружиною и воинами оставлю править в Киеве. Люди боятся войны, они не хотят споров между братьями, и они признают меня. Но жду я беды из Новгорода. С Борисом и Глебом хлопот много не будет, но Ярослав — хитёр, в книжной мудрости искусен.
— Ярослав не опасен теперь: у него вражда с новгородцами. Так писал оттуда латинский патер бискупу Рейнберну. Поговорим с бискупом, он решит, как быть с Ярославом, — ответил латинянин.
Святополк ничего не ответил. Он думал, по-видимому, о чём-то другом. Немного погодя он медленно проговорил:
— Подождём и с Борисом, и с Глебом. Я отправлю сейчас к Борису письмо... Враги мои уж, вероятно, известили о кончине отца. Я напишу ему, что занял великокняжеский стол, как принадлежащий мне по праву... и добавлю, что хочу жить с ним по-братски, в любви и дружбе. Он поверит. Я объявлю об этом народу, который любит его, и они успокоятся за него... Глебу я напишу, что Владимир болен и зовёт его. Узнав о кончине Владимира, Ярослав и Глеб могут соединиться, а потому Глеба надо позвать поскорее сюда... Сейчас я отправлюсь к митрополиту и о том, что услышу от него, скажу вам...
От митрополита Михаила-грека Святополк и Фридрих вернулись в хорошем настроении духа.
— Митрополит, — заявил Святополк, — желает мира и признал вполне естественным, что я, как старший, добиваюсь великокняжеского стола. Он и Анастас слышали, что Владимир желал завещать престол Борису, но не успел этого сделать... Впрочем, они сами думают, что Борис не будет добиваться великокняжеского стола, узнав, что я занял его.
— А ты не верь их сладким речам, княже, — сказал Якша.
— Не верь, — поддержали и другие.
— Увидим, — ответил Святополк. — Итак, в Вышгород, а на вас, Якша и Чёрный, надежда моя, что вы успокоите людей, если их будут смущать враги мои!
V
Поздней ночью приехал Святополк в Вышгород. На княжьем дворе все уже спали, кроме нескольких холопов, ждавших возвращения князя и бискупа Рейнберна. О княгине доложили князю, что она занемогла и легла почивать.
Вышгородский княжеский терем был деревянный, но прочной и красивой постройки. Этот терем был выстроен святой Ольгой: княгиня более других городов любила Вышгород. Теперь здесь на всём лежал польско-литовский отпечаток, слышалась ляшская речь.
В те далёкие времена между русским и ляшским языком разница была небольшая, да и в обычаях русских и ляхов, этих двух столь родственных народов, различия большого не замечалось, но уже тогда обозначилась разница в характерах этих двух народов, долго потом боровшихся за главенство в славянском мире. Уже и тогда, хотя это было до формального разделения церквей (1054 г.), римское духовенство смотрело на папу не столько как на представителя духовной власти, сколько как на земного властелина и, утверждая веру по латинскому обряду, подчиняло народы светской власти папы, стараясь вносить в жизнь этих народов римско-германские взгляды. Германский император, действовавший заодно с папой, выставлялся католическим духовенством как глава всех государей.
Лишь только Святополк вошёл к себе в опочивальню, как к нему явился Рейнберн в сопровождении приехавшего вместе со Святополком Фридриха.
— Приветствую тебя, великий князь, — сказал Рейнберн, полный человек средних лет с гладковыбритым лицом и с лукавыми прищуренными глазами.
— Прошу благословения твоего, — ответил Святополк.
— Я от имени папы римского благословляю тебя. Всего два дня тому назад гонец привёз мне из Кракова присланное из Рима письмо: в нём папа шлёт тебе привет и выражает уверенность, что ты достигнешь того, чего достоин. Папа, как видишь, не ошибся! Ты уже великий князь! Благодари папу: он помог тебе мудрыми советами, он поддержит тебя и в дальнейшей борьбе с братьями, которые, конечно, будут стараться вырвать у тебя великокняжеский стол. О, этот новогородец Ярослав! Положим, его же люди теперь против него, но всё же бойся его! Итак, папа во многом помог тебе и ещё поможет, когда это потребуется, но не забудь же своих обещаний. Теперь ты в долгу у папы!
— Я помню, — ответил Святополк, и по лицу его промелькнуло едва заметное недовольство. — Я умею держать своё слово.
— Без папы, — продолжал между тем хитрый Рейнберн, — ты никогда не достиг бы великокняжеского стола, хотя он и принадлежит тебе по праву. Кстати, что сказал тебе ваш митрополит?
Святополк передал Рейнберну разговор свой с митрополитом и Анастасом, сообщил, что они относятся вполне сочувственно к его исканиям великокняжеского стола.
— Но помни, князь, — сказал Рейнберн, — что и митрополит и Анастас на твоей стороне, пока за тобой сила: они всегда будут на стороне того, в чьих руках власть. Пошатнётся твоё положение — и они отвернутся от тебя, да и то помни, что они греки, а русское духовенство не на твоей стороне: оно на стороне Ярослава. Ты видел Илариона?
— Нет, не видел, и, конечно, он не станет искать встречи со мной...
— Всё-таки ты должен повидаться и с ним, и с Горисветом, и Предславой. От них в Киеве всё зло. Братья твои рассеяны, с ними легко будет справиться, но за Предславу, Горисвета и Илариона постоят киевляне. Помни это... Ну, да потолкуем ещё завтра: ты, я вижу, устал с дороги...
На следующий день утром в гриднице собрались Святополк, его жена Клотильда, Рейнберн и Фридрих. На губах у Клотильды, женщины высокого роста, с умным взглядом голубых глаз, змеилась презрительно-недовольная усмешка.
Святополк сидел понурив голову и пил пиво из большого ковша.
— Тут дело первой важности, а он не может обойтись без вина и пива! Его, старшего брата, лишают законного права, а меня и детей хотят лишить всего... Что ж я, польская княжна, для того шла за тебя замуж, чтобы быть под властью братьев твоих? Не потому ли и выдал меня отец мой за тебя, что ты уверял, что будешь великим князем? Отец мой скоро будет уж не князем, а королём, а его дочь и внуки сидят на скудном уделе! Хорош муж!..
Святополк ничего не ответил, лишь ещё ниже опустил голову.
— Слаб ты духом, князь, — заговорил Рейнберн. — Клотильда женщина, а мужественнее тебя, и мужественнее потому, что сильна её вера в могущество папы и друга его императора Генриха II. На чьей стороне папа, тот и будет победителем, а кроме папы, за тебя и император, и тесть твой, князь польский, а народ всегда идёт за победителем.
Тогда встал Святополк. На побледневшем лице его менялись злоба и тяжёлая грусть. Он заговорил взволнованно:
— В недостатке мужества меня ещё никто не упрекал и, думаю, никогда не упрекнёт. Много ли было людей мужественнее и отважнее деда моего Святослава, а я вышел в него...
Святополк прошёлся по гриднице.
— Да, в недостатке мужества не меня упрекать. Что ж? Посмотрим-посмотрим, одолеет ли меня хитрец новгородский, а что касается Станислава Смоленского, Святослава Древлянского, Бориса и Глеба...
— Первым делом, — перебил Рейнберн, — надо избавиться от двух последних.
— Ты знаешь, как поступили с братьями тесть твой Болеслав польский и Болеслав чешский... — вставила Клотильда, — и ты должен поступить так.
Святополк снова сел и задумался. Присутствовавшие следили за ним с беспокойством.
— Будь по-вашему, — заговорил он наконец. — Отроки, позвать сюда бояр Путяту и Горясера и боярцев Тольца, Еловита и Лешка.