Несколько зеленых листьев

— А родственники у мисс Ликериш есть здесь? — спросила Эмма.

Невинный этот вопрос также заставил миссис Дайер торжествующе хмыкнуть. Да поселок так и кишит ими — в домах общественной застройки у нее живут и племянники и племянницы. «Только попробуй затащи их к старой тетушке!»

Эмма считала, что присутствие ее на похоронах будет вполне уместным — в конце концов, в этом есть для нее даже профессиональная необходимость. Когда же выяснилось, что ее присутствия там в качестве символа (правда, какого именно, она так и не поняла) просто даже ждут, встал вопрос цветов. Прилично ли будет послать букет или ветку дикого растения, цветущего в это время года? Родственники мисс Ликериш, видимо, не станут ограничивать убранство похорон «цветами только садовыми» — в ноябре это было бы непрактично, как не станут и обращаться за помощью к благотворительным организациям. Впрочем, благотворительным организациям неплохо было бы позаботиться о животных мисс Ликериш. Вообще-то среди деревенских жителей не принято равнять животных с людьми. Видимо, подобный взгляд следует считать характерным для более цивилизованных слоев общества.

Увидав в день похорон, как к дому мисс Ликериш тянутся люди с цветами, Эмма взяла свой купленный в цветочном магазине букет гвоздик и последовала их примеру.

В парадной комнате дома мисс Ликериш, помещении хоть и не очень уютном, зато свободном от кошек и ежей, две нарядные молодые особы — вероятно, племянницы мисс Ликериш — расчищали место для цветов. На женщинах были яркие платья, чему Эмма не удивилась: в наши дни траура не носят, а одна из них потихоньку курила сигарету, пряча ее между пальцами.

У Эммы милостиво приняли ее цветы и пригласили посмотреть другие подношения. Племянницы особенно восторгались венком из белых и желтых хризантем от владельцев усадьбы, доставленным управляющим, кроме того, был еще венок из лилово-розовых бессмертников и белых гвоздик от миссис Геллибранд и доктора Геллибранда; а Адам Принс прислал охапку белых и розовых гвоздик в полиэтилене.

В церкви Эмма углядела группу людей на передних скамьях, по виду похожих на родственников; видимо, держались кучно они намеренно, если учесть, сколько свободных мест оставалось в церкви. Мисс Верикер, помнившая мисс Ликериш еще со времени своего пребывания в усадьбе, задержалась на несколько дней у мисс Ли и мисс Гранди, чтобы присутствовать на похоронах. Казалось, она совершенно оправилась от пережитого потрясения и поглядывала теперь вокруг, словно чувствовала себя здесь хозяйкой. Эмма примостилась в задних рядах, но так, чтобы видеть оттуда все происходящее. Когда возле гроба появился Том, она ощутила даже нечто вроде волнения, но, может быть, на нее лишь подействовала красота погребальной службы, импозантный вид Тома и как хорошо он все делал.

Пели проникновенно. Выбор псалмов, предложенный родственниками, был весьма банален, но Тому удалось убедительно доказать, что «Твоею волей, боже, не моей» с его пафосом рабской покорности никак не согласуется с чертами личности мисс Ликериш. («И дашь мне ближних ты, не кто иной» — вот ключевые слова этого псалма.) Том предложил вместо него «И в быстротечности удел земной» — вещь бесспорную — и включил еще «Пастырь, милостивый боже» в переложении Джорджа Герберта.

Вслед за процессией Эмма прошла на кладбище к вырытой могиле, постояла в кучке людей, глядя, как падают на гроб комья земли. Хорошо, что все это великолепие не предали огню в крематории. Груда цветов — венки и букеты — останется здесь и будет гнить, мокнуть под дождем, пока однажды ее не выкинут в проволочную корзину, предназначенную для засохших цветов из церкви. Цветы с похорон, наверно, не отсылают в больницы и дома престарелых, как это принято делать со свадебными цветами. Так вот варьируются обычаи, что интересно будет отметить в работе «Погребальные обряды сельских общин».

А потом, как это всем известно, естественная скорбь и волнение похорон растворятся в уюте всеобщего чаепития, за которым последует вскоре и более действенное утешение в виде алкоголя. Те из присутствующих, кто не намеревался участвовать в продолжении погребального ритуала, собрались возле мавзолея, причем Эмма видела, как в мавзолей прошествовала мисс Верикер. Сама она побрела домой, попутно отметив для себя, что домики возле церкви (неужели в одном из них поселится Том?) растут не по дням, а по часам, а зачехленные машины в саду больше проглядывают теперь сквозь поредевшую листву.

Еще одно продолжение похорон увидела она на следующее воскресенье в церкви, где на одной из передних скамей разместились родственники мисс Ликериш. Они сидели неподвижно, в ряд, теснее друг к другу, чем завсегдатаи церкви, и вместо того чтобы преклонять колени, все норовили склонить голову и прикрыть глаза руками. Очевидно, как потом и подтвердил ей Том, здесь было принято посещать церковь в первое воскресенье после похорон. Всех этих людей в церкви больше не увидишь — до следующих похорон, свадьбы или крестин. Когда Эмма возмутилась этим, Том, с присущей ему мягкостью и терпимостью, возразил ей, что это-то и придает размеренность деревенской жизни, наряду со сменой времен года, так здесь все и идет: сенокос, сбор урожая, а затем сев и новые всходы.

— Если б я узнала об этом раньше, — сказала Дафна, — сейчас-то, конечно, уже поздно, но если б Том сообщил мне об этом раньше, я могла бы поехать.

— Но она ведь не была твоей подругой, эта полоумная старуха? — сказала Хетер со всею резкостью, на какую была способна.

Она нередко считала нужным говорить с Дафной подобным тоном, чтобы вывести ее из состояния подавленности и грусти.

— Нет, подругой не была, у мисс Ликериш не было друзей в нашем понимании этого слова. Только кошки и ежи, а однажды даже жаба. Вообще-то ее даже можно понять: животные никогда не разочаруют и не обманут, потому что на них не возлагаешь особых надежд. Правда, ведь не станешь же возлагать надежды на ежа или кошку!

— Я никогда, не была поклонницей кошек, — самодовольно заметила Хетер, — а у ежей, уж конечно, полно блох.

— В письме Тома полно новостей, — подхватила Дафна. — Подумай только, бывшая гувернантка, женщина, которая была гувернанткой в усадьбе, найдена в лесу, где она заблудилась, а Том считает, что не исключено, будто, заблудившись, она наткнулась на остатки средневекового поселения.

— С ума сойти! Он, конечно, на вершине блаженства! — А про себя подумала: «Скучный человек. А как перспективный вдовец — сплошное разочарование».

— Эта семья напротив, мать с дочерью, — сказала она затем голосом уже более веселым, — в среду вечером устраивают «механизированный пикник» и приглашают нас присоединиться, — и, улыбнувшись, добавила:

— Я понимаю, конечно, что это развлечение не совсем в нашем духе, если вообще можно считать его развлечением, но почему бы и не проявить дружелюбия, тем более что у них две собаки и они, должно быть, в курсе всего, что касается школы собаководства. У них еще такая желтая машина с решеткой на заднем стекле.

— Да, да, я видела… — Дафна думала о том, чем развлекаются по вечерам в греческой деревне. Видимо, «механизированных пикников» там не устраивают, что не означает, конечно, будто греков не коснулся технический прогресс. Весь берег там буквально усеян пластиковыми мешками, а однажды ей встретился тамошний священник с голубым пакетом, но теперь это все кажется таким далеким, словно и не было этого вовсе.

30

На рождество к Эмме приехали Беатрис и Изобел, и потекли нешумные праздники в женском кругу за красиво сервированным столом с обильной едой и напитками. Других развлечений не предвиделось.

— Мы могли бы пригласить эту твою подругу Ианту Поттс, — сказала Беатрис, когда приглашать было уже поздно. — Ты была бы рада?

— Нет, — сказала Эмма, помнившая летний приезд Ианты.

Заговорив с ней о Грэме — наверно, встречает рождество с Клодией в их новом излингтонском доме, правда? — Беатрис тоже не улучшила ей настроения. Рождество всегда объединяет людей, так она, по крайней мере, слышала, — заявила Эмма обычным своим суховато-решительным тоном.