Несколько зеленых листьев

— Наверно, вы все еще тоскуете по ней, — сказала Эмма, чувствуя, что при всей суховатости такого замечания, прямота в данном случае лучше вежливых и невразумительных выражений сочувствия. Что подтвердил и спокойный, честный ответ Тома.

— По-моему, да, в какой-то степени, — сказал он. — Но вообще-то ко всему привыкаешь, даже тосковать привыкаешь, а как реальный человек она теперь словно отдалилась от меня. Иной раз я и вспоминаю-то ее с трудом.

— А какая она была?

Том замялся. Может быть, описать этот поселок, каким он был в конце XVII века, ему было бы проще, чем описать Лору. Но все же из его слов Эмме удалось ухватить, что они с Лорой вместе учились в Оксфорде, что была она умной, занятной и пользовалась успехом куда большим, чем когда-либо выпадал на долю ректора. Составить себе из этих слов представление о Лоре, понять, могла бы Лора ей понравиться, трудновато. Может, она была вовсе не такой уж милой, не то что Том — умная острая женщина, окрутившая добряка. Отчего она умерла? Ну а отчего сейчас умирают? От чахотки не умирают, от викторианской болезни тифа или скарлатины — тоже, но вот рак и различные сосудистые заболевания по-прежнему остаются нашим бичом и проклятием, так что, вероятно, умерла она от какого-то из этих недугов.

— У нее развилась лейкемия, — сказал Том, — а лечить лейкемию в то время не умели. Возможно, сейчас все окончилось бы иначе.

«И была бы у тебя сейчас достойная жена», — подумала Эмма.

— А жениться — со временем, конечно, — вы так и не решились? — спросила она.

— Ну, как вам известно, приехала Дафна.

Эмма почувствовала, что вряд ли в состоянии вынести еще один разговор о Дафне и собаке, но, к ее облегчению, ректор принялся рассказывать о периоде, последовавшем за смертью Лоры, причем он как будто оправдывался в том, что не женился вторично.

— Случая не представилось или не встретил никого подходящего.

Наверное, он и сам понимал, какими жалкими выглядят эти оправдания. Не родилась еще та сестра, что может помешать мужчине и тем более священнику сойтись с женщиной, если уж он это задумал!

— Но разве в вашем приходе, здесь ли, в Лондоне ли, не было…

— О, были, разумеется… В каждом приходе найдутся особы, и вполне достойные особы, но как-то, знаете… Вы ведь тоже не вышли замуж, правда? — обратился он вдруг к Эмме, словно бросаясь в атаку. — Это из-за доктора Петтифера? Это он?

Эмма расхохоталась:

— Когда-то, во времена нашего первого знакомства, я считала, что он, но все у нас окончилось ничем, а он потом женился на другой. Мы надолго потеряли друг друга из вида, пока в один прекрасный день я не увидела его по телевизору и не написала ему. Сейчас много говорят о том, какой вред приносит телевизор детям, а об опасности его для совершеннолетних думают как-то меньше.

— Вот оно что: старая любовь не ржавеет!

— Ну, можно назвать это и так.

— Когда вы с ним только познакомились, он, наверно, был интереснее.

— Что вы имеете в виду?

— То, что мне он всегда казался блюдом несколько пресным — в те несколько раз, что мы с ним общались.

Такая характеристика — Грэм в качестве блюда — заставила Эмму опять расхохотаться. Не обещавший ничего хорошего день завершался для нее даже весело. Они прикончили бутылку вина, и с Грэма разговор перекинулся на темы более безопасные, одной из которых, как ни странно, оказался мавзолей. Тома беспокоила судьба мавзолея. Мисс Ли настаивает, чтобы он отыскал людей, на чьем попечении находится мавзолей. Кто-то же должен его «обслуживать», как «обслуживают» машины, а уж сколько времени никому до него дела нет.

«Что бы сказала мисс Верикер, если б только увидела все это!» Не согласиться с таким доводом было невозможно.

25

Когда фургончик Терри Скейта наконец появился возле мавзолея, стало ясно, что на Терри «накатило». Том испугайся, что Терри хочет попросить еще денег или объявить о забастовке или о том, что вообще прекращает работу. Сейчас такое в порядке вещей. А может быть, он хочет «работать нормированно», что бы это ни значило в применении к мавзолею и работе в мавзолее. Но оказалось, ничего подобного. Терри Скейт не желал больше возиться с этим мавзолеем, потому что потерял веру.

Том был так удивлен и даже потрясен этим известием, что первой его реакцией был нервный смех, хотя, конечно, дело было нешуточное. Видимо долг его разобраться во всем и даже попытаться вернуть утерянное. Припертый к стенке Терри признался, что в религии его кое-что перестало устраивать, причем довольно давно.

— Может быть, вас смутила какая-либо книга? — спросил Том. Помнится, в последнее время вышел ряд книг, которые могли оказать влияние, подобное тому, какое в начале 60-х годов оказывала «С чистым сердцем», но вряд ли Терри их читал.

— О нет, это не книга, — сказал Терри, — это все телевизор.

Они стояли в мавзолее, окруженные ледяными мраморными фигурами, в чьем присутствии вести подобный разговор казалось неловким.

— Я имею в виду выступления всяких там университетских профессоров и прочих в том же роде, а один из них даже имел сан какой-то, что-ли… А одет он был в зеленую водолазку, подумайте только!

Эта зеленая водолазка, как видно, повлияла на Терри больше, чем все священнические сутаны вместе взятые, он все не мог успокоиться и жаловался на «таких вот типов», которые через средства массовой информации лезут к тебе в переднюю гостиную, чтобы заставить усомниться во всем, чему ты привык верить.

Том, не умевший ни телевизора, ни передней гостиной, совершенно растерялся. Потом он вспомнил, что сомнения такие не новы. У всех они бывали. Адам Принс тоже в свое время усомнился в догматах англиканского вероучения, хотя дискуссия на эту тему вряд ли облегчит душу Терри. Он постарался утешить его, уверить, что период сомнений скоро окончится, к вере он вернется и вера его будет крепче прежнего. «В конце концов, — говорил он, — людей не чета нам с вами и то посещали сомнения, но они их умели побеждать».

— Ах, ну это когда-то, в прежние времена… Дарвин и все эти допотопные викторианцы… — прервал его Терри и засмеялся.

Наверно, смотрел по телевизору какой-нибудь спектакль на эту тему, подумал Том, решив, что Терри не так уж и беспокоят его сомнения. Он примирился с ними — люди в телевизионном ящике лишили Терри его чистой детской веры, а доводы ректора до него не доходят. В том, что говорила Эмма насчет опасного влияния телевидения на совершеннолетних, есть доля истины. Во всяком случае, мавзолеем Терри больше заниматься не будет, что он и пытался сейчас разъяснить Тому, зачем он и пришел, а вовсе не для того, чтоб поведать о своих сомнениях.

— Это, конечно, не значит, что мы не поможем вам со следующим праздником цветов и прочим в том же духе, — добавил Терри, — и свадьбы, как вам известно, мы оформляем… До скорого, ректор.

Том поглядел вслед отъезжающему Терри и возвратился в церковь, где мисс Ли «терла свою бронзу», как она это называла, а мисс Гранди украшала алтарь цветами.

— Я подумала, что молодому человеку весьма не вредно было бы здесь появиться, — сердито сказала мисс Ли.

На ней были старые черные рукавицы, надетые, чтоб защитить руки от политуры, и вид у нее в них был довольно зловещий.

— Наверно, он вообще больше не придет, — вырвалось у Тома, хотя он и не собирался откровенничать с мисс Ли.

— О, вся эта молодежь слова доброго не стоит. Никто не желает работать, — сказала она с ожесточением.

Том отметил про себя, что бронза, несмотря на хмурый ноябрьский день, сияла как никогда — сказывалась тщательность полировки. Но углубляться в вопрос о том, кто желает и кто не желает работать, беседовать об этом с вышедшей в тираж камеристкой, разбиравшейся в современной жизни не лучше его самого, Тому не хотелось. И без того ему по долгу службы приходится тратить время в бессмысленных беседах.

— Думаю, что найти ему замену труда не составит, — сказал он невозмутимо и безапелляционно, хотя уверенности в этом он не чувствовал.