Несколько зеленых листьев

Том улыбнулся и приветливо помахал рукой, чувствуя, что только это ему и остается, раз его застали заглядывающим в чужое окно. Эмма, у которой руки были заняты, помахать в ответ не могла, но улыбнулась, как показалось ему, ласково, и Том пошел дальше, направляясь к себе домой.

5

Эмма надеялась, что смятение, которое она испытала при виде Тома, посмотревшего в ее окно, не отразилось на ее лице. Она была занята тем, что переносила блюдо со свиным холодцом из холодильника в менее холодное, но все же прохладное место, когда увидела, как он приближается к ее дому с очевидным намерением зайти. И кто, если не местный ректор, имеет на это право?

Не выпуская блюда из рук, она улыбнулась в ответ, и к ее облегчению он зашагал дальше. Она поставила холодец на полку в кладовой рядом с приготовленными уже салатами. Она понятия не имела, когда могут явиться Грэм и Клодия Петтифер, поэтому ленч, начиная с супа и кончая сыром, должен состоять из холодных блюд. Можно было, конечно, пригласить для компании и священника — был бы, между прочим, для ровного счета еще один мужчина, — но беседа явно приняла бы неловкий оборот, поскольку она давно не видела Грэма, ни разу не встречалась с его женой и была еле знакома с ректором. Кроме того, его, наверное, ждет к ленчу сестра.

Письмо, написанное после того, как она увидела Грэма по телевизору, и под влиянием бутылки вина, было отправлено, о чем потом она пожалела, а затем и думать забыла. Она почти не помнила о письме и уж подавно о его содержании, когда вдруг пришел ответ в виде почтовой открытки с изображением картины Коро — серо-зеленые деревья и под ними какая-то расплывчатая фигура. «Помнишь, как тебе нравилась эта картина?» — писал он. Она совершенно не помнила, что говорила что-либо подобное — возможно, он ошибся и спутал ее с кем-то еще. Такого рода ошибки нередки в отношениях между мужчинами и женщинами… «Не исключается пребывание в твоих краях в понедельник, — говорилось дальше, — вероятнее всего, в середине дня, в зависимости от обстоятельств». Интересно, от каких «обстоятельств»? Возможно, назначена с кем-то встреча. О жене он не упоминает, нигде не сказано «мы», но подготовиться необходимо, поэтому она накрыла стол на троих. Еще она вспомнила, что его жена была студенткой в колледже у Беатрис — надо при случае расспросить маму про Клодию.

По улице медленно ехала машина, водитель напряженно смотрел по сторонам, остановился, вылез и направился к дому Эммы.

— Эмма!

— Грэм… — Эмма, прислонившись к калитке, протянула руку, тут же возник вопрос, где припарковать машину, и она сначала была слишком занята, предлагая различные варианты решения этой проблемы, чтобы заметить, что он приехал один.

— А где же твоя жена? — спросила она, когда они вошли в дом.

— Я, как видишь, явился один. По-моему, так лучше.

— Лучше? — В этом слове ей почудилось нечто зловещее. Чем это может быть лучше? Она провела Грэма в гостиную, разлила по стаканам шерри. Они сидели лицом к лицу.

— Ну что ж, за тебя, — сказала она с наигранной веселостью. Она собралась с силами для этой встречи и сейчас испытывала некоторую расслабленность. — Я увидела тебя в воскресенье вечером, ты участвовал в дискуссии, и я сразу решила написать тебе письмо. Я подумала, что если ты окажешься где-то поблизости, будешь проезжать мимо — люди часто бывают в Оксфорде или рядом, и, по правде говоря, это не так уж далеко от Лондона — мимо нас много ездят…

Она чувствовала, что несет чепуху, ибо теперь, когда Грэм на самом деле был здесь — материализовался, так сказать, — стало ясно, что разговор с ним будет не из легких. Даже упоминание о прежних временах в Лондонском экономическом училище не прояснило атмосферы. Ей никогда раньше не доводилось испытывать нелепую неловкость от встречи с человеком, которого когда-то любила, а теперь совсем выкинула из памяти.

— Так, так, — не совсем к месту вставил Грэм, откидываясь на спинку кресла. Его следующий вопрос был немногим лучше. — Что же все-таки заставило тебя написать мне? — спросил он.

— Порыв, — ответила Эмма. — Я включилась в дискуссию уже на середине и очень удивилась, увидев тебя, — понимаешь, когда видишь на экране человека, которого знала когда-то, это вызывает…

— Особое чувство? — не без самодовольства подсказал он.

Эмма наполнила снова его стакан и добавила буквально каплю в свой. Они сидели, разглядывая друг друга. Он все еще красивый, думала Эмма, только чуть растолстел, а темные густые волосы носит длиннее, чем когда она виделась с ним в последний раз. Она, думал Грэм, похудела еще больше, чем ему помнилось, а он не любил костлявых женщин. И одевалась она в те дни куда более привлекательно. Сейчас на ней была темно-коричневая юбка явно не модной длины, хотя он не мог определить, чем именно эта юбка ему не нравилась. А тесно облегающий маленький синий свитер делал особенно очевидным то, что жалкие бутоны ее грудей — он усмехнулся про себя за эту фразу — следовало бы либо раскрыть, либо припрятать подальше. Это была перевалившая за тридцать не слишком привлекательная женщина, с которой у него когда-то был недолгий роман — не более того, — и она написала ему, явно ища встречи. Что заставило его откликнуться, когда он чувствовал, что его здесь и не накормят как следует? В доме не было никаких признаков еды да и не пахло съедобным.

— Я решила устроить холодный ленч. Только пойду подогрею суп. Я накрыла в кухне — надеюсь, ты не возражаешь?

— Возражаешь? Конечно, нет! — Настроение Грэма явно улучшилось при виде стола возле окна в кухне, накрытого скатертью в красно-белую клетку, на котором уже были ваза с тюльпанами, несколько сортов сыра, длинный французский батон и бутылка вина. Затем он заметил, что стол накрыт на троих. Эмма, конечно, и понятия не имела, как обстоят дела.

— Когда ты написала, — начал он, — я решил, что ты, наверное, слышала, хотя, очевидно, ты не могла слышать, если только…

— Слышала, что? — С ложкой в руках Эмма нагнулась над салатницей. Второй раз за этот день она была захвачена врасплох: сначала священником, смотревшим в окно, когда она держала блюдо с холодцом, а теперь вот так.

— Что мы с Клодией разошлись, — ответил Грэм.

— Конечно, нет! Не слышала. — Эмма была в явном замешательстве. — Иначе я никогда бы не написала. — Хорошо бы вспомнить, что она написала, если бы у нее осталась копия! Но письма, сочиненные под влиянием момента, несдержанный поток одолевающих душу чувств, никогда не пишутся под копирку. — Очень жаль, — сказала она, не зная, подходит ли в данном случае слово «жаль».

— Жалеть не о чем, — отозвался Грэм, откусывая хлеб. — Быть может, событие это всего лишь временное, и теперь я, по крайней мере, смогу дописать свою книгу. Не возражаешь, если я расскажу тебе все?

Конечно, она не возражала, а если бы и возражала, то вряд ли сказала бы об этом. Но она была вознаграждена тем, что, несмотря на горькую историю, которую он поведал ей, ел он с большим аппетитом, а потом даже поздравил с превосходно сделанным холодцом.

— Ленч еще не готов? — несколько нетактично, как он тут же сообразил, спросил Том, но это было первое, что пришло ему в голову.

Увидев хлеб и сыр на столе у Бэрраклоу и блюдо с чем-то в руках у Эммы, он, естественно, ни о чем другом, кроме еды, и думать не мог.

— Дело не в том, готов или не готов, — тон Дафны был мрачным, — а в том, что готовить нечего. У меня не было ни единой свободной минуты. Миссис Дайер ушла полчаса назад обедать, и мне пришлось самой все заканчивать.

— Может, не стоило делать так много за одно утро, — возразил Том. — Ты ходила к доктору, а потом принялась за уборку. — Лучше бы женщины работали поменьше, пожалели себя немного! — Меня устроил бы хлеб с сыром, — пробормотал он. Возможно, Бэрраклоу и поделились бы с ним своими запасами, но он хорошо знал, что заходить к прихожанам во время еды не полагается.

Он вернулся к себе в кабинет и вскоре настолько погрузился в Энтони à Вуда, что когда Дафна через двадцать минут позвала его, он ее не услышал, из-за чего она еще больше разозлилась.