Страница 24 из 70
Каждый день к 11 часам утра с моря задувает ветер; вместе с приливом в бухту идет порядочная зыбь. К вечеру наступает страшная сырость, пронизывающая до костей. Палуба мокра. Это очень нездорово, в особенности для тех, кто не может за недостатком места и жарой спать внизу. Крейсер "Дмитрий Донской", стоявший в дозоре милях в восьми от входа, с двух часов дня стал принимать по беспроволочному телеграфу чьи-то шифрованные депеши. В четыре часа дня с моря пришел из Сайгона небольшой немецкий пароход; приближаясь, держал сигнал: "Вижу неприятеля, имею почту". Командиры наши все на военном совете на броненосце "Князь Суворов". За неприятеля, как после оказалось, был принят наш крейсер "Донской".
Немецкие угольщики привезли с собой тридцать тысяч тонн кардиффского угля, пришли они из Диего-Суареца, а привел их оттуда наш лейтенант Крыжановский; вот чем объяснялось оставление его в Носи-Бе с какими-то неизвестными поручениями. Он-то и шел все время позади нас с огнями. Привезена пресная вода (в которой особенной нужды нет) и быки с Мадагаскара. Говорят, что французы выселили отсюда всех японцев. Не так давно в эту бухту приходил с двумя миноносцами японский вспомогательный крейсер "Америка-мэру" и под предлогом отыскания своего миноносца, пропавшего будто бы без вести, делал промер. Французы предложили свои услуги. Японцы отказались и, через два дня, придя в Сайгон, заявили, что миноносец найден.
Другой японский вспомогательный крейсер тоже был застигнут французским таможенным крейсером во время промера одной из соседних бухт. Прошел слух, что аргентинские суда уже куплены и идут сюда под командованием адмирала Беклемишева. Этому у нас, однако, никто не верит, зная нашу обычную тугость на подъем. Прозеваем мы и здесь, как уже прозевали покупку "Ниссина" и "Касуги"[34]. Идут споры о том, проглядели нас японцы или нет, и где они ищут нас теперь?
Сегодня один матрос "сыграл" с марса, упал на тент, был подброшен им на ростры, с ростр загремел на палубу. Думали, косточек не соберем. Ничего, отделался сотрясением мозга. Причина падения - беспечность: лез, держась одной рукой.
2 апреля. Дежурства в дозоре распределены так: "Олег", "Светлана", "Донской", "Аврора". Сегодня очередь "Авроры". В шесть часов утра "Аврора" вышла в море и крейсирует малым ходом на расстоянии 10 миль, то удаляясь, то приближаясь к берегу в пределах видимости сигналов от крайних судов эскадры. Занятие скучное. Развлечением служат открывающиеся дымки, несколько нервирующие нас. О каждом из них тотчас же докладывается командиру:
- Ваше Высокоблагородие, дымок слева по носу!
Немного погодя:
- Ваше Высокоблагородие, виден корпус судна, неизвестно, какой национальности!
- Ваше Высокоблагородие, на норд-осте дымок! - и т.д.
Все это коммерческие суда под английским и французским флагами. Ночью стали на якорь в четырех милях, скрыли огни, спустили сетевое минное заграждение и по временам освещали подозрительные силуэты прожекторами. Кстати о прожекторах: их зеркала порядочно потускнели. Одно никуда не годится, совсем облезло, и младший минный офицер Б. П. Ильин в настоящее время изощряется заделывать его оловянными бумажками из-под шоколада, натирая их предварительно ртутью. Первое наше крейсерство было неудачно: на дневной вахте с часу до четырех прозевали не только дымок, но целый крейсер, да еще чужой, французский, под адмиральским флагом. Скандал! Заметили его поздно, когда он, пройдя под самым берегом, входил уже в бухту, салютуя нашему адмиралу. Увы! На той же самой вахте при тех же самых условиях проморгали и другое судно - белый госпитальный "Орел", вернувшийся из Сайгона. Со страхом и стыдом ждем сигнала Рожественского: "Стыдно, "Аврора"!"
3 апреля. В семь часов утра вернулись с дежурства, показавшегося нам бесконечным; прошли прямо во внутренний бассейн для погрузки угля с борта громадного германского парохода "Бадения". Из Сайгона получена масса почты, конечно, через Гинсбурга[35]. Моя все еще адресуется на "Изумруд". На госпитальном судне "Орел" идет разборка привезенной свежей провизии. Передают, что на крейсере "Диана", разоружившемся в Сайгоне, тьма больных: тяжело больны командир, светлейший князь Л. и священник; у судового врача острое умопомешательство.
4 апреля. Пришел громадный, зафрахтованный и почти купленный князем Л. у "Messageries Maritimes" пароход "Эридан", старый-престарый, весь в заплатах, ковчег, построенный еще во времена Ноя. Адмирал Рожественский, рассердившись, будто бы сказал: "Разгрузить этот пароход и вернуть Л., пусть будет его яхтой". С "Эридана" мы приняли быков и разную живность: кур, уток, свиней. Бедные тощие куры дохнут десятками. Быки местной породы мелкие, худые. "Аврора" на этот раз стала ближе к берегу, и я не вытерпел, рискнул съехать немного проветриться. Вельбот легко выбросился на песчаный отлогий берег против небольшой деревушки довольно убогого вида из 6-7 дворов, приютившихся под сенью стройных кокосовых пальм. Из-за калитки высокой изгороди боязливо выглянула детвора; приблизилось несколько молчаливых взрослых аннамитов. Их тип представляет [собой] нечто среднее между китайцами и малайцами. Лица у всех плоские, какие-то нездоровые: бледно-серые, худые, выражение бесстрастное; у большинства струпья на ногах.
Невольно мы вспомнили приветливую жизнерадостную носи-бейскую детвору и тамошних красавиц, нарядных, гордых, кокетливых. Здесь же нам предстали какие-то заморенные существа, грязные, бедно одетые; самое ужасное - их рот с черными зубами, воспаленный, окровавленный, так как все без исключения жуют листья бетеля с известкой.
Аннамиты выказали мало удивления при виде нас, а мы тоже не стали ими интересоваться и даже не заглянули внутрь хижин. Нас привлекала больше природа. Горы издали очень обманчивы. Кустарник оказался густым лесом, с такой чащей, сквозь которую нельзя было пробраться, а небольшое едва заметное ущелье развернуло перед нами прекрасную широкую долину, выходящую на противоположный берег перешейка, во вторую бухту. Слева нависли утесы, поросшие высокими деревьями, справа - крутой песчаный скат, окаймленный внизу густой чащей. Растительность здесь много беднее тропической.
Посреди долины я наткнулся на аннамитское кладбище и кумирню общекитайского типа. Внутри висели доски с письменами, цветные лоскутки, курительные свечечки - приношения верующих. Для охоты время было выбрано неудачно - самый солнцепек. Природа точно замерла. Не слышно было щебетанья птиц, только ящерицы да змеи шуршали в сухой траве.
Ящерицы здесь очень красивы, серого цвета с рубиновыми полосами и кожей, точно из плюша. Одна попалась очень большая - всей ее длины за кустами не удалось разглядеть, но туловище было величиной с кулак, а длина не менее полутора аршин. Этакой и испугаться не стыдно. Улепетывали они с быстротой молнии, как-то смешно задирая при этом свой хвост.
Из деревьев я не мог назвать ни одного. На иных красивые цветы - точно букеты из гелиотропов. Зато в траве ни одного цветка. Пролетали красивые тропические зимородки, белые с голубыми крыльями. Над головой долго парил в вышине белоголовый орел. По дороге набил десятка полтора жирных горлинок и диких голубей; по своей окраске они ужасно подходят под цвет скал. Промазал по старому знакомцу - зайцу. Уж никак не ожидал встретить его здесь и растерялся, когда он шмыгнул из-под самых ног. Следующий эпизод прямо стыдно рассказывать. Черт меня зачем-то понес на гору; пришлось лезть по скату, утопая в песке, цепляться за колючие кустарники. Добравшись, наконец, до половины, я упал и с руками зарылся в гнездо красных муравьев, не заметив его сначала. Ну, думаю, последний мой час настал. Крупные, злые, быстро бегающие муравьи моментально облепили меня с ног до головы, забрались всюду, впились даже в веки. Я стремглав бросился вниз, позорно бросив ружье, падая, срывая с лица пригоршнями этих насекомых, дрожа, как в лихорадочном ознобе. Справившись, наконец, с врагом, я уже не возобновлял своих попыток одолеть гору, а, достав ружье, грустно поплелся к морю освежать водой горевшее тело. Вот так красные муравьи! Совсем не чета нашим мирным и незлобивым мурашам. Купанье чудное. Плотный, ровный песок, глубина начинается сразу, есть где поплавать, только не надо забывать об акулах - здесь их много.
34
Начиная с ноября 1902 г. России неоднократно поступали предложения приобрести в Италии на верфи "Ансальдо" броненосные крейсеры "Ривадавия" и "Морено", строившиеся по заказу Аргентины, впоследствии аннулированному. Однако, несмотря на обострение политической обстановки на Дальнем Востоке, Морское министерство по ряду причин от сделки отказалось, сославшись на отданное в 1901 г. указание Николая II осуществлять постройку военных кораблей только в России, несмотря на то, что немалое их число было заказано в Германии, США, и Франции. Иначе рассудила Япония, деятельно готовившаяся к войне и использовавшая предоставившуюся возможность быстрого усиления своего флота. В декабре 1903 г. крейсеры были куплены и в марте 1904 г. вошли в состав японского флота под именами "Ниссин" и "Касуга". Впоследствии эти корабли в составе 1-го броненосного отряда принимали участие в боевых действиях по блокаде Порт-Артура и обоих генеральных сражениях - в Желтом море и в Корейском проливе. Уже в ходе войны Россия начала переговоры через "третьих лиц" в Европе о покупке четырех крейсеров (в том числе однотипных "Ниссину" и "Касуге") в Аргентине и трех крейсеров в Чили. Однако в целом политическая обстановка в мире складывалась неблагоприятно для России, и правительства южноамериканских стран от сделки отказались. Провал попытки усиления эскадры "экзотическими" крейсерами стал известен З. П. Рожественскому уже на Мадагаскаре, но эта информация осталась засекреченной, и слухи о возможных подкреплениях еще долго муссировались на эскадре.
35
Купец I гильдии М. А. Гинсбург с конца XIX века занимался снабжением кораблей российского флота на Дальнем Востоке. Он же организовал поставки для 2-й Тихоокеанской эскадры по всему маршруту перехода. При этом во многих вопросах он проявлял больше оперативности, чем руководство Морского ведомства.