Страница 1 из 2
Часть 1. Невольник.
Лежу на животе в густой пыли,
пыль забивается в глаза и ноздри,
а вдалеке плывут, как корабли,
груженые товарами обозы.
В базарный день на площади Содом,
толпа шумит, торгуясь, покупая,
что нужно и не нужно на потом.
Монеты и навар торгаш считает.
Вот ломятся от фруктов и сластей
под тенью полосатого шатра
прилавки. С разрешения властей,
мешаясь с искрами горящего костра
там ароматы жареного мяса:
шашлык шкворчит жирком на углях.
Лаваш в тандыре, стенки опоясав,
Пропекся. На подстилке мальчик смуглый
с почтенным старцем об руку сидит
рассказывая людям о скитаньях,
и на коленях древний манускрипт
разложен, бережно хранящий знания.
Поодаль, в центре площади кипит
торговля не простым, "живым товаром":
там плеть, взвиваясь, яростно свистит,
рабам на спины опускаясь с жаром.
Я тоже раб, по пояс обнажён,
и солнце мне нещадно жарит спину.
- А он силён... И хорошо сложён...
но ранен.
- Я за это цену скину!
- Так по рукам? - мой новый господин
Ведёт меня к своей пустой телеге.
- И это все?!
- Мне нужен лишь один.
***
Жара. А я задумался о снеге...
Часть 2. Дочь паши.
Под пологом шатра прохлада тени,
и благовоний терпкий аромат.
- Вы здесь уже?...
- Неверный, на колени!...
Она ...прекрасна! Веером дрожат
её густые тёмные ресницы.
Глаза черны, и влажных губ рубин,
разлет бровей, вспорхнувших птицей:
все тянет, как магнит. Неукротим
её манящий, полный неги взор,
а смоль волос струящихся сияет.
Я чувствую себя почти как вор,
что в сад залез и там плоды срывает,
когда смотрю на хрупкую фигуру,
шелка с парчою или органзой
укутывают в золото с пурпуром,
к ногам спадая легкою волной.
- Зачем он вам, о, госпожа? - сжимая зубы,
на девушку внимательно смотрю.
- Хочу развлечься, скучно... - эти губы...
целую мысленно, ласкаю и горю!
- На площади он будет драться с тигром,
без палки и ножа, и кто сильней
покажет бой.
- Какая ставка в играх?
- Свобода, жизнь. Убив царя зверей,
раб сможет получить их в битве честной.
- Что ж, это невысокая цена.
Согласен?
- Да! - сомнения неуместны,
моя душа решимости полна.
Глава 3. Схватка.
Толпа гудит. На площади арена.
А в центре, на виду у всей толпы
я, жалкий раб, решивший жизни цену
с судьбою разменять "на кулаки".
Решеткой огорожено пространство,
беснуется народ, толпа ревет
и зрелищ ждёт: смертельным танцем
закончится борьба. Вот он идёт!
Полны кошачьей грации движенья,
глаза желтеют и огнём горят.
На шкуре рябь полос, хитросплетенье.
Играя, мускулы о мощи говорят.
Тигр! Ты зверей единственный властитель.
Жесток твой нрав, остры твои клыки.
Зачем тебе, скажи, о небожитель,
презренный раб, чьи дни так коротки?
Он голоден - и нет другой причины,
что побуждает зверя убивать.
Людьми придумано, что под его личиной
жестокость скрыта. Мне ль не знать
повадок этой гибкой дикой кошки?
Он жизнь мою сцепив в своих когтях,
следов оставит рваные дорожки,
расчертит тело ранами. И страх
противным гадом в сердце зазмеится,
сомнениями душу бередя,
и мысль забьется ошалелой птицей:
зачем свобода, если жизнь - одна?
Готов самец к прыжку: пригнулся ниже,
когтями страшными в пыли скребет,
и Бездна подступает ближе, ближе...
обратный начался уже отсчет.
Три...два...один... Струною рвётся время,
сплетая крики воедино, рык и боль
в одном ужасном, сладостном мгновении,
что шансы "хищник-человек" сравняет "в ноль"...
Кровь на арене, пыль столбом поднялась,
безликость лиц, эмоций круговерть...
Суть зрелища - нужна ли людям жалость?
Цена у каждой ставки - чья-то смерть.
Истерзанная плоть покрыта пылью,
Стихают крики, стоны. Тишина
скрывает чью-то боль. Всесильный,
Бог всемогущий! Кончена игра.
Тигр или человек? Кто победитель?
Кто выжил, кто в объятья смерти пал?
Повержен хищник. Раб иль повелитель?
Свободен!... Жив!...
Таков игры финал.
Но каждый шаг так тяжело даётся.
Сжал кулаки и в воздух их поднял,
Ловлю прощальные лучи я солнца.
Я победил.
И, бездыханный, пал.
Глава 4. Пробуждение.
Мне кажется, что я плыву, и волны
ласкают тело. Омывает бриз
нагую кожу. Даль безмолвна,
лишь пены музыка в сверканье брызг...
- Он жив еще! Скорей воды несите!...
Касанье пальцев, шепот нежных фраз...
И солнце опаленное в зените
не потревожит тенью скрытых глаз.
Ладони тёплые ласкают кожу,
Смывая грязь, соленый пот и кровь,
рождая дрожь внутри. Но невозможно
не умерев, родиться к жизни вновь.
Раскрыв глаза, её очей магниты
перед собой так ясно вижу я.
И жар в груди рождается забытый,
под кожу проникая, словно яд.
- Болит? - ее рука коснулась сердца,
прошлась ладонью вниз по животу...
рождая стон в душе у иноверца,
вздымая возбужденья наготу.
- Как ты красив, а я не замечала.
Как ты силён и храбр, твои глаза... -
красавица, смутившись, замолчала,
и по щеке её стекла слеза.
- Так где болит?
- Там, где другим не видно,
к словам и ласкам непривычен раб.
- Но ты свободен, победитель тигра...
Я помогу, ведь ты совсем ослаб!...
***
Как хороша невинная улыбка,
и как манят любимые уста!
Все нереально в этом мире, зыбко,
но пустоту заполнит красота.
Она так трогательно, осторожно,
так нежно держит за руку меня,
что не любить, не верить невозможно,
да и не погасить уже огня...
Очнувшись ото сна, я замечаю,
как взор её моих коснулся губ,
я тело её трепетно ласкаю,
и впитываю чувства, как инкуб.
Моя! Губами следуя по коже,
срываю таинство её одежд.
Взрываем ночь мы стонами на ложе,
сомненьями несбывшихся надежд.
Глава 5. Смертельная любовь.
Гулять в саду, переплетая руки,
губами нежно трогая уста...
Мы познаем премудрости науки
любви и страсти. С чистого листа
мы перепишем прозу нашей жизни,
сминая неудачный черновик...
...
Но нрав Судьбы становится капризней,
когда любви живительный родник
прохладой напоит, погасит жажду
страстей немыслимых круговорот.
Что предначертано, то сбудется однажды.
Кометой в темном небе промелькнет.
Сойдутся звезды в мрачном предсказаньи,
переплетутся нитями путей.
И будущее лишь воспоминаньем
останется для любящих людей.
***
Персидский шах, наложниц набирая
в свой вечно переполненный гарем,
мою княжну забрал. Ворота рая
со скрежетом захлопнулись, и тлен
все охватил в саду своим гниеньем,
тоской прожег, наполнив пустотой,
оставив мимолетным наслажденье.
Рокочет море, и шумит прибой.
Корабль мой ждет, полощет парусами,
и манит за собой в последний путь.
Но между адским дном и небесами
ее я слышу только: "Не забудь!..."
Я не могу любовь свою покинуть!
Без глаз и рук ее уже не жить!
И с берега в холодную пучину
нырну, чтобы наверх уже не всплыть.
Утихнут волны, жертву принимая,
Сомкнутся над моею головой:
"Кто знал любовь, тот не захочет рая"...