Страница 8 из 13
— Спасибо тебе, бабуля, — сказала я с детской наивностью, — за то, что ты подарила мне еще одного деда!
В ответ она меня пылко обняла. Но хуже всего было то, что теперь она гораздо реже бывала с нами. Тетя Ирен также жила у себя и растила моего маленького кузена Жан-Пьера; у нее были свои трудности: она разошлась с Дезире, своим мужем-железнодорожником.
Холод безжалостно проникал в дом. Посреди нижней комнаты стояла печь, но у нас, наверху, зуб на зуб не попадал. Папа изо всех сил старался нас согреть. Он клал на печь кирпичи, а когда они раскалялись, относил их к нам в постель; когда мы раздевались перед сном, он поджигал в миске спирт, но тепла хватало на две минуты. Когда Кристиана начала кашлять, я сразу поняла, что и нам этого не миновать. В многодетных семьях делятся всем, даже микробами.
Приближалось Рождество, самое трудное в моей жизни. Чтобы поднять у нас настроение, папа вновь принялся за свои ясли.
— Для нас сейчас трудная пора, — говорил он. — Вот вернется мама, и дела пойдут лучше. А пока надо держаться.
Новое невезение: Батист призвал папу на помощь — заболела бабуля, а от их деревни до родильного дома, где лежала мама, идти было очень далеко. Папа навещал то жену, то мать, проделывая весь путь пешком. Бедный наш папа, на кого он теперь был похож!.
В тот злосчастный рождественский вечер он тоже брел по темной дороге.
Матиту бил озноб, она заболела. Теперь я осталась совсем одна.
— Мирей у нас бравый солдатик! — часто говаривал доктор Моноре. Потому что я была самой крепкой из детей. Я уже переболела ветрянкой и коклюшем, но заболевала всегда последней, а выздоравливала первой.
В тот вечер я уже не была «бравым солдатиком», но была «одиноким бойцом», измученным и не имевшим больше сил сражаться.
Мне казалось, что я вот-вот умру от горя прямо тут, перед этим тяжелым тазом с грязной водой, который была уже не в силах поднять. Перед этой печью, в которой уже не было угля, я лишилась последнего мужества, и судорожные рыдания сотрясали мое тело. Чтобы спастись от холода, я засунула мои бедные ноги в устье погасшей печки. И взывала к Богу:
— Господи, не можешь же ты нас покинуть! Мы в такой нужде. Все больны. Что с нами будет? Я не знаю, что делать, я ведь так мала, но ты, Господи, сделай что-нибудь для нас, сотвори чудо, молю тебя, сотвори чудо!
И тогда я поняла, что молитва приносит облегчение. Папа нашел меня спящей: я заснула от усталости и холода, уронив голову на скамеечку. Но успокоилась. Поверила, что мама скоро вернется. И что трудная пора в нашей жизни, как говорил папа, минует.
С этого дня я часто молилась, молилась от всей души. Богу хорошо известно, как часто я обращалась к нему с разными просьбами! Тревог, страха, горестей у меня в жизни хватало, и они еще впереди. Ведь я не прошла весь свой путь. Но я знаю также, что никогда больше не останусь одна. Бог существует. Я везде нахожу его: в своей душе в часы одиночества, в любом уголке света, куда меня приводят поездки; и не столь важно, где и как именно ему поклоняются: святыня — повсюду святыня. Веру мне никто не внушил, не передал. Я сама нашла, сама обрела ее у погасшего очага в ту темную рождественскую ночь.
Моя мольба была не просто услышана. Я просила у Бога подарить мне маленького братца, находя, что пяти сестер в одной семье более чем достаточно… И вот в Крещение мама возвратилась домой с двумя бутузами на руках!
— Поздравляю! Близнецы! — проворчала бабуля, к которой вместе со здоровьем вернулась и язвительность. — А этот болван-доктор ничего не видел!
— И вовсе он не болван, — возразила мама, — он с нас денег не берет!
Папа был доволен. Наконец-то мальчики!
— Теперь их у вас семеро, это славное число, оно приносит счастье, — заявила бабушка, глядя на отца. — Не хватит ли? Надеюсь, ты на этом остановишься!
Бедная моя бабуля. Она и представить себе не могла, что в семье появится еще столько же детей!
А жизнь продолжалась.
С приходом весны стало немного легче. Но в школе ничего не изменилось: там меня по-прежнему ждала кислая мина учительницы и парта в последнем ряду. Я сидела на ней не одна, рядом были и другие ученицы из многодетных семей. Я постоянно опаздывала на первый урок, потому что у меня, как у старшей, было спозаранку множество дел: сходить за молоком, поднять малышей, одеть и умыть их, умыться самой — маме хватало хлопот с младенцами, их надо было перепеленать и накормить. Перед школой я отводила малышей в детский сад, а он находился в другом месте.
Милый моему сердцу детский сад. Я оставляла там Кристиану Мари-Франс и Режану а сама убегала в школу. Любовались ли сестренки «моими» розами, как я любовалась ими в свое время? Благодаря этим розам я уже в раннем детстве поняла, что такое ностальгия.
Переходя из класса в класс, я по-прежнему продолжала сидеть на последней парте. И постепенно начала думать, что для бедняков школа — одно, а для богатых — другое; одни плохо усваивали урок, потому что дома некому было с ними возиться, а другие успевали лучше, потому что дома им помогали готовить уроки, да и в школе учительницы уделяли им больше внимания.
После рождения близнецов мы теперь спали всемером на большой кровати. Трех старших мама устраивала на ночь в изголовье, а четырех младших — в изножье, поперек постели, попарно.
— Вы у меня спите так, как спал в сказке Мальчик-с-пальчик! — шутила мама.
Наступил день, когда я очень пожалела, что я и в самом деле не Мальчик-с-пальчик, у которого в карманах было полным-полно белых камешков! Утром все мы — сестры, подружки и я — приготовили корзинки.
— Теперь самое время отправляться за улитками, — напутствовала нас мама, — дождь кончился, и они начнут высовывать рожки из своих домиков. Только смотрите, к грибам не прикасайтесь: могут попасться ядовитые. Собирайте только улиток!
Мама приготовляла улиток на свой лад: она мариновала их с чабрецом, и мы их ели на Рождество. Я обожала это блюдо. А бабуля готовила из слизи улиток чудодейственное средство от коклюша.
И вот мы тронулись, весело размахивая корзинками. Удивительно, до чего одна лужайка похожа на другую. И все они оказывают на тебя одинаковое воздействие: стоит только ступить на них, как ты пьянеешь от аромата различных цветов и трав.
Трудно сказать, почему так получилось: то ли из-за цветочного аромата и особого запаха, который поднимается над лугами после дождя, то ли дело было в чабреце и розмарине, ведь они придают бодрость человеку… Но так или иначе мы беззаботно переходили с одной поляны на другую и ушли очень далеко от дома. Солнце тем временем стало клониться к закату.
— Надо идти направо! — настаивала одна из нас.
— Нет, налево! — возражала другая.
А я, самая старшая, никогда не знала толком, где «право», где «лево», и потому продолжала идти наугад, не отличая друг от друга ни кустов, ни рощиц, ни тропинок, ни развилок. Самые младшие уже начали плакать.
Я старалась поднять дух своих спутниц, распевая песни из моего тогдашнего репертуара. Вот начало первой из них:
Одна коричневая мышка
Гуляет при луне, плутишка.
А вот отрывок из другой:
Заквакали лягушки,
Ведь скоро ночь, а ночью
Их голос слышен очень.
Третья песенка начиналась так:
— Скажи, на что ты, тетка, взъелась?
— Картошки, видно, я объелась,
А муж мой сто улиток проглотил!
Но моим слушательницам было не до песен.
Мы долго блуждали по лесу, и только когда уже совсем стемнело, наши родители, которые вместе с соседями вышли на поиски, наконец, нас нашли.
Квартал Мальпинье
Мне не исполнилось еще восьми лет, когда на свет появился восьмой ребенок в нашей семье — «маленький Матье».
— Давайте назовем его Роже, как и вас, — сказал моему отцу доктор Моноре. — А я стану его крестным!
Славный доктор привязался к нашей семье. Навещая своего крестника, он уделял внимание всем нам.