Страница 82 из 120
Даже самые аккуратные инструкции иногда понимались совсем не так, как надо. Эдвин Тунис в книге «Колониальная жизнь» рассказывает историю о человеке, который вложил в конверт с заказом изображение родового герба, который он хотел бы видеть на обеденном сервизе. Чтобы его указания были абсолютно понятны, он добавил жирную стрелку, указав на некую важную деталь герба. Когда посуда прибыла, заказчик с ужасом обнаружил, что стрелка абсолютно точно воспроизведена на каждом предмете.
Для многих посредников было обычным делом отправить американцам одежду и мебель, которая вышла из моды и уже не пользовалась спросом в Европе. «Ты и представить себе не можешь, каким барахлом завалены лучшие здешние магазины!» — писала домой из Америки английская туристка Маргарет Холл. Английские коммерсанты весело повторяли фразу: «Для Америки сойдет». Заказчики, соответственно, все время подозревали, что переплачивают за товар. Вашингтон гневно писал в Лондон после получения очередного заказа, что многие поставленные товары «плохого качества, зато по цене превосходят все, что у меня когда-либо было».
Небрежность агентов и торговцев приводила американцев в крайнее раздражение. Полковник Джон Тейлоу, строя свой знаменитый восьмиугольный дом «Октагон» в Вашингтоне, заказал камин на лондонской фабрике Элизабет Коуд и год ждал, пока его доставят; открыв ящик, полковник разразился ругательствами: отправитель забыл положить каминную полку. Тейлор не стал дожидаться доставки полки и заказал новую, деревянную, надежному американскому плотнику. Камин — по-прежнему с деревянным верхом — остается одним из немногих изделий из камня Коуд в Америке.
Из-за трудностей с поставками плантаторам часто приходилось самим делать собственные кирпичи. Джефферсон тоже сам их обжигал — целых 650 000 штук, — но это было трудным делом, поскольку из каждой партии только около половины оказывались пригодными для строительства: самодельные обжиговые печи Джефферсона нагревали очень неравномерно. Джефферсон начал также делать и собственные гвозди.
Отношения с Британией становились все более напряженными. В 1774 году Континентальный конгресс принял резолюцию о запрете импорта. Джефферсон, к своему разочарованию, обнаружил, что четырнадцать пар очень дорогих створчатых окон, которые он заказал в Англии и которые ему действительно были очень нужны, теперь до него не дойдут.
Все эти ограничения свободы торговли сильно возмущали шотландского экономиста Адама Смита (чья работа «Богатство народов» неслучайно была опубликована в том же году, когда Америка объявила о своей независимости), но гораздо больше были возмущены американцы, которым совершенно не нравилось, что их рынок монополизировал один-единственный поставщик. Было бы преувеличением предположить, что проблемы в торговле стали единственной причиной американской революции, но они наверняка сыграли значительную роль.
Пока Томас Джефферcон бесконечно занимался делами Монтичелло, в 120 милях к северо-востоку, в той же Виргинии, его коллега и добрый друг Джордж Вашингтон сталкивался с теми же препятствиями и трудностями (и справлялся с ними с той же находчивостью), перестраивая Маунт-Вернон, свое поместье на берегу реки Потомак, совсем рядом с современным округом Колумбия. Когда Вашингтону поручили выбрать место для новой федеральной столицы, он выбрал его рядом со своей плантацией, чтобы было недалеко ездить.
Когда в 1754 году после смерти своего сводного брата Лоуренса Вашингтон переехал в поместье Маунт-Вернон, здесь стоял скромный фермерский дом в восемь комнат. Вашингтон провел следующие тридцать лет, перестраивая и расширяя здание с целью превратить его в роскошный особняк из двадцати комнат, элегантно спроектированных и красиво отделанных (с оглядкой на Палладио). В юности Вашингтон совершил короткое, но увлекательное путешествие на Барбадос, однако после этого ни разу не покидал своей «лесной колыбели», как он однажды поэтически выразился. Тем не менее гостей поместья Маунт-Вернон поражала его изысканность; казалось, будто Вашингтон совершил экскурсию по дворцам и садам Европы и тщательно отобрал все самое лучшее, что там увидел.
Он продумал каждую деталь. В течение восьми лет, пока шла Война за независимость, несмотря на трудности и лишения, он каждую неделю писал домой, спрашивая, как идут дела, и давая новые указания, касающиеся отделки. Подрядчик, по понятным причинам, то и дело спрашивал заказчика, стоит ли в такое неспокойное время вкладывать столько средств и сил в дом, который в любой момент может быть захвачен и разрушен врагом.
Вашингтон почти всю войну провел на севере, оставив ту часть страны, в которой находился его дом, открытой для нападения. По счастью, британцы так и не добрались до Маунт-Вернон. Случись такое, они почти наверняка захватили бы в плен миссис Вашингтон, а дом и поместье сожгли бы.
Несмотря на опасность, Вашингтон продолжал строительство. Перед самым концом войны, в 1777 году, дом получил два своих самых поразительных архитектурных элемента: купол и открытую парадную веранду, известную как пьяцца, с красивыми квадратными столбами, тянувшимися по всей длине восточного фасада. Купол, который придумал сам Вашингтон, не только изящно венчает здание, но и служит чем-то вроде кондиционера, поскольку направляет внутрь дома потоки воздуха. Пьяцца, также спроектированная самим Вашингтоном, поистине великолепна. «На сегодняшний день, — пишет Стюарт Брэнд, — это одно из красивейших мест в Америке, предназначенных для того, чтобы просто спокойно посидеть».
— Пьяцца — очень удачный элемент, — объясняет Деннис Поуг, заместитель директора музея Маунт-Вернон. — Она сберегает дом от солнца и жары, а кроме того, украшает фасад. Вашингтон был гораздо лучшим архитектором, чем о нем думали.
Поскольку Вашингтон постоянно добавлял элементы к уже существующему сооружению, ему приходилось идти на компромиссы. По структурным соображениям он должен был выбирать: или переделывать большую часть интерьера, или отказаться от симметрии в той части дома, которую первой видели приходящие гости. Он решил отказаться от симметрии.
— В то время это было весьма смело и необычно, — говорит Поуг. — Он предпочел удобный интерьер строгой симметрии, надеясь, что люди этого не заметят.
Насколько можно судить, половина посетителей действительно этого не замечала. Надо сказать, что отсутствие симметрии не слишком бросается в глаза, хотя человеку, который ценит равновесие и упорядоченность, трудно не заметить, что купол и фронтон смещены от центра здания вбок на целых полтора фута.
В отсутствие строительного камня Вашингтон облицевал дом деревянными планками с тщательно выполненными фасетами по краям, отчего планки выглядят как блоки тесаного камня. Они были покрашены, чтобы скрыть сучки и неровности, а пока краска сохла, ее обсыпали песком, чтобы придать поверхности «каменную» зернистость. Эта хитрость оказалась настолько успешной, что даже сейчас посетители думают, будто дом облицован камнем: гидам приходится стучать костяшками пальцев по стенам, чтобы убедить их в обратном.
Вашингтону не довелось долго наслаждаться Маунт-Верноном. Даже когда он бывал дома, у него не было ни минуты покоя. Согласно традициям того времени, следовало накормить и приютить любого приличного с виду человека, который постучит к вам в дверь. У Вашингтона от гостей не было отбоя — был год, когда его посетило 677 человек, — и многие оставались не на одну ночь.
Вашингтон умер в 1799 году, всего через два года после выхода в отставку, и Маунт-Вернон начал медленно сдавать. К середине прошлого века он был практически заброшен. Наследники Вашингтона предложили его государству по разумной цене, но Конгресс рассудил, что в его обязанности не входит заботиться о домах бывших президентов, и отказался выделять средства.
В 1853 году женщина по имени Луиза Далтон Берд Каннингем, проплывая по Потомаку на пассажирском пароходе, пришла в ужас, увидев, в каком состоянии находится поместье, и основала фонд «Женская ассоциация Маунт-Вернон». Фонд купил участок и начал его долгую и самоотверженную реставрацию. Он до сих пор с умом и любовью ухаживает за бывшим имением Вашингтона. Еще большим чудом кажется то, что им удалось сохранить бесподобные виды Потомака. В 1950-х годах стало известно о плане строительства крупного нефтеперегонного завода на противоположном берегу реки. Еще одна женщина — конгрессмен из Огайо по имени Фрэнсис Пейн Болтон — успешно вмешалась и сумела сохранить для потомков восемьдесят квадратных миль береговой полосы штата Мэриленд, и сегодня вид из поместья остается таким же приятным и красивым, как и во времена Вашингтона.