Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 33 из 120

С глубокой древности до конца XVIII века, то есть в течение трех тысяч лет, качество освещения оставалось практически неизменным. И вот в 1783 году швейцарский физик Ами Арган изобрел лампу, которая светила значительно ярче, потому что к пламени поступало больше кислорода. Кроме того, у лампы Аргана имелась ручка, позволявшая регулировать силу пламени. Пользователи пришли в неописуемый восторг. Томас Джефферсон одним из первых приобрел новинку и с искренним восхищением писал, что «одна лампа Аргана способна заменить полдюжины свечей». В 1790 году он привез из Парижа в Америку несколько ламп Аргана.

Но сам изобретатель так и не получил заслуженной награды. Во Франции его патенты не снискали уважения, поэтому он переехал в Англию, но и там — как, впрочем, и везде — его лампы были встречены прохладно. Арган почти ничего не заработал на своем оригинальном изобретении.

Лучше всего светил китовый жир, а лучшим видом китового жира был спермацет, добываемый из головы кашалота, загадочного и почти неуловимого животного, даже сейчас малоизученного. Кашалот производит огромное количество (до трех тонн) спермацета, который хранит в полостях своего черепа. Несмотря на свое название, спермацет не является спермой и не выполняет никакой репродуктивной функции, однако при соприкосновении с воздухом превращается из прозрачной водянистой жидкости в густую беловатую массу, так что вполне понятно, почему моряки назвали этот вид китов sperm whale.

Никто не знает, для чего кашалоту нужен спермацет. Возможно, он как-то связан с плавучестью или помогает перерабатывать азот в крови. Кашалоты ныряют с огромной скоростью и на огромную глубину (до мили) и при этом при подъеме на поверхность не выказывают никаких признаков недомогания. Считается, что именно спермацет каким-то непостижимым образом защищает их от кессонной болезни. Согласно другой теории, спермацет смягчает удары, когда самцы дерутся за самку. Это объяснило бы печально известную привычку кашалотов бодать китобойные суда; если кашалот сильно разозлен, такие столкновения могут закончиться гибелью судна и экипажа. Но на самом деле неизвестно, бодают ли кашалоты друг друга.

На протяжении веков не менее загадочным оставался и другой очень ценный продукт, который производят кашалоты, — серая амбра (несмотря на название, это вещество может быть как серым, так и черным). Серая амбра образуется в пищеварительной системе кашалотов — только недавно ученые выяснили, что она получается из клювов кальмаров (единственной части этих животных, которую кашалоты не могут переварить) и выводится из организма с нерегулярными интервалами. Столетиями люди находили это вещество плавающим на поверхности моря или вынесенным волнами на берег, однако никто не знал, откуда оно взялось. Серая амбра — это превосходный закрепитель ароматов при производстве духов, и это придавало ей большую ценность. Некоторые богачи включали ее в свой рацион: Карл II считал серую амбру с яйцом лучшей едой на свете и уверял, что по вкусу она напоминает ваниль. Во всяком случае, наличие у кашалотов не только дорогого спермацета, но и дорогой серой амбры сделало их очень привлекательной добычей.

Кроме того, жир кашалота (и других видов китов) широко применялся при производстве мыла и красок, а также в качестве смазки для машин и механизмов. Помимо всего этого, из верхней челюсти китов добывали большое количество китового уса — прочного, но гибкого материала, который использовался при изготовлении корсетов, хлыстов и других упругих предметов.

Главными производителями и потребителями китового жира были американцы. Именно благодаря китобойному промыслу в порты Новой Англии, такие как Нантакет и Сейлем, рекой текли деньги. В 1846 году в Америке было свыше 650 китобойных судов — втрое больше, чем во всем остальном мире. В Европе китовый жир облагался большими налогами, поэтому здесь чаще использовали масло из семян рапса или камфен — вещество, получаемое из скипидара, которое отлично горело, но было крайне взрывоопасным.





Никто не знает, сколько китов было убито за всю историю китобойного промысла, но, согласно одному источнику, с 1830 по 1870 год человек истребил около 300 000 этих редких животных. Численность китов уменьшалась, и рейсы китобойных судов становились все более длительными — китобои теперь уходили в плавание на четыре, а то и на пять лет. Все это приводило к сильному удорожанию продукции. К середине XIX века галлон китового жира стоил два с половиной доллара, что составляло половину среднего еженедельного жалованья рабочего, однако беспощадное истребление китов продолжалось. Многие виды (а может быть, даже все) исчезли бы навсегда, если бы в 1846 году Авраам Геснер из канадской провинции Новая Шотландия не изобрел вещество, на некоторое время ставшее самым ценным на земле.

Геснер был врачом по профессии, но питал странное пристрастие к геологии угля. Экспериментируя с каменноугольной смолой — вязким осадком, получающимся в процессе превращения угля в металлургический кокс, — он изобрел способ перегонки этого считавшегося бесполезным вещества в горючую жидкость, которую по неизвестным причинам назвал «керосин». Керосин прекрасно горел и давал такой же яркий и ровный свет, как и свет от китового жира, однако был гораздо дешевле. Проблема, однако, заключалась в том, что наладить производство в больших объемах казалось делом совершенно неосуществимым. Керосина, полученного Геснером, хватило, однако, чтобы осветить улицы Галифакса, столицы провинции, и в конце концов канадец открыл фабрику в Нью-Йорке, которая обеспечила ему процветание. Тем не менее керосин, полученный из каменного угля, по большому счету так и остался побочным продуктом. К концу 1850-х Америка производила всего шестьсот баррелей керосина в день (а между тем сам каменноугольный деготь вскоре нашел себе применение в изготовлении целого ряда различных продуктов — красок, пестицидов, лекарств — и стал основой современной химической промышленности).

В этот трудный момент в дело вмешался еще один неожиданный герой — одаренный молодой человек, которого звали Джордж Бисселл. В ходе едва начавшейся, но безупречной карьеры в народном образовании он только что заступил на должность старшего инспектора школ Нового Орлеана. В 1853 году, приехав в родной городок Гановер в штате Нью-Гэмпшир, Бисселл навестил одного из профессоров Дартмутского колледжа, своей альма-матер, и заметил у него на полке бутылку с минеральным маслом. Профессор сказал ему, что это минеральное масло (сейчас мы бы назвали его нефтью) просачивается на поверхность земли в западной Пенсильвании. Если смочить в нем тряпочку, а потом поджечь, то тряпочка будет гореть, однако пока никто не нашел маслу никакого применения, если не считать того, что оно входит в состав некоторых патентованных лекарств. Бисселл провел ряд экспериментов с минеральным маслом и обнаружил, что из него может получиться прекрасный источник света, особенно если наладить его добычу в промышленных масштабах.

Бисселл учредил «Пенсильванскую компанию минерального масла» и взял в аренду несколько нефтеносных участков, расположенных вдоль ленивой реки Ойл-Крик, рядом с городком Титусвилл в западной Пенсильвании. Новаторская идея Бисселла заключалась в том, что он пробурил первую нефтяную скважину (до этого скважины бурили только на воду, а для добычи нефти копали ямы). Прежде всего Бисселл послал в Титусвилл некоего Эдвина Дрейка (в некоторых книгах его величают полковником), чтобы тот начал бурение. Но Дрейк не имел опыта буровых работ (и не был полковником): он служил билетным контролером на железной дороге и недавно вышел в отставку по болезни. Единственным преимуществом Дрейка с точки зрения бизнеса была льгота, которой он пользовался: он имел право бесплатно ездить на поезде в пределах штата Пенсильвания. Чтобы укрепить его авторитет, Бисселл с помощниками подписывали адресованную ему корреспонденцию «для полковника Э. Л. Дрейка».

Прибыв на место с небольшой суммой взятых взаймы денег, Дрейк поручил буровой бригаде начать поиск нефти. Буровики считали Дрейка милым недотепой, однако бодро принялись за работу, выполняя его указания. Проект почти сразу столкнулся с техническими трудностями, но, ко всеобщему удивлению, Дрейк неожиданно продемонстрировал навыки в области механики и сумел удержать дело на плаву. Бурение продолжалось полтора года, но нефти так и не нашли. К лету 1859 года у Бисселла и его партнеров закончились деньги, и они скрепя сердце отправили Дрейку указание свернуть работы. Однако прежде чем письмо дошло по адресата, 27 августа 1859 года на глубине чуть больше семидесяти футов Дрейк и его люди нашли нефть. Она не била ввысь мощным фонтаном, с которым у нас обычно ассоциируется нефтяной промысел; густую сине-зеленую жидкость приходилось выкачивать на поверхность, однако она шла ровным неоскудевающим потоком.