Страница 5 из 29
За пределами Академии оставались ученые и писатели, чье научное и художественное творчество было признано во Франции и за ее границами. Те же, кто пытался проникнуть в стены Академии, претерпевали горькие унижения и чаще всего отвергались. Писатель упоминает в романе «Бессмертный» слова П. Мериме: «В настоящее время я занимаюсь самым унизительным и скучным делом: добиваюсь кресла в Академии», а еще раньше Доде рассказал в одном из очерков о мытарствах Альфреда де Виньи, пытавшегося стать академиком. Друзья Доде резко враждебно относились к институту Академии. Отказался от академического кресла Ги де Мопассан. Эд. Гонкур, в противовес официальной Академии, организовал свою, «гонкуровскую» Академию. Э. Золя, который считал, что «раз Французская академия существует, я должен быть ее членом», безуспешно выставлял несколько раз свою кандидатуру. В статье «Дождь венков», посвященной литературным академическим премиям, Золя писал: «Попробуйте собрать все эти удостоенные премий произведения – вам будет чем поразвлечься».
Таким образом, роман «Бессмертный» приобретал большое социальное звучание, он поднимал вопрос не только о нравах Академии, но и об оценке творчества художника в буржуазном обществе, об остром конфликте художника с официальными властями.
«Академическим мундирам» и злосчастному Фрейде, возымевшему намерение стать академиком и бесполезно растратившему свой талант и свои нравственные устои, Доде противопоставляет скульптора Ведрина, равнодушного к успеху, к суждениям публики и академическим премиям. Он работает не ради славы, не ради денег, а из потребности «выразить свои мысли, из потребности творить».
В романе «Бессмертный» заметное место занимает и другая сатирическая линия – история Поля Астье, сына академика Леонара Астье-Рею. Поль Астье предстает перед нами как преуспевающий архитектор, который, пользуясь услугами художника Ведрина, завоевывает себе незаслуженную славу. Поль Астье – откровенный циник, стремящийся разбогатеть любой ценой и любыми средствами. Он грабит мать и отца, обманывает друзей, пытается с помощью выгодной женитьбы приобрести состояние. У Поля обворожительная внешность и подлая душа. Об этом типе законченного, но преуспевающего негодяя М. Горький писал: «Тогда во Франции, живущей всегда быстрее всех других стран, создалась атмосфера душная и сырая, в которой, однако, очень хорошо дышалось Полю Астье и всем людям его типа, исповедовавшим прямолинейный материализм и относившимся скептически ко всему, что было идеально и призывало к переустройству жизни».
Современное общество в представлении Поля Астье – те же джунгли, в которых ведется жестокая борьба за существование, и в ней побеждает сильнейший. В пьесе «Борьба за существование» Доде вновь выводит на сцену в качестве центрального персонажа Поля Астье, обратившегося к теории Дарвина и, так сказать, с научной точки зрения пытавшегося оправдать аморализм своего поведения. В буржуазных кругах делались неоднократные попытки взвалить на учение Дарвина вину за разнузданность и аморальность нового поколения буржуазной молодежи.
В 1890 году Поль Лафарг отметил этот чудовищный поход против дарвинизма. В статье «Дарвинизм на французской сцене» он осудил реакционное толкование великого учения, но в ней же он критиковал и Доде с его пьесой, считая, что тот льет воду на мельницу антидарвинской кампании. Но вряд ли Лафарг был прав. Словами персонажа пьесы Антони Кассада Доде как бы отвечает на этот упрек: «Да… закон лесов и пещер… Но, благодарение богу, мы далеко ушли от этого… Конечно, я тут обвиняю не великого Дарвина, а лицемерных бандитов, которые ссылаются на его имя, тех людей, которые хотят из наблюдений и выводов ученого вывести закон и систематически применять его. Ничего не может быть великого без добра, без жалости, без человеческой солидарности».
Романом «Бессмертный», по существу, завершается творчество Доде, хотя в 1895 и в 1898 годах (посмертно) выходят еще два его романа – «Маленький приход» и «Опора семьи». Но они не принадлежат к числу лучших.
Доде был наделеп тем счастливым талантом, которому свойственно создавать образы-типы. Именно к таким образам-типам можно отнести и Тартарена, и Руместана, и Поля Астье. Художественный вклад писателя во французскую литературу очень значителен. Черпая материал из живой действительности, опираясь всегда на свои наблюдения, Доде не был рабом фактов. Творческое воображение, талант давали ему возможность создавать произведения большой жизненной правды, а его природная доброта, хотя и не обретала политической целеустремленности, все же связывала его с демократически настроенными общественными кругами. «Он,- по словам А. Франса,- поднимал униженных… воодушевлял слабых».
А. Пузиков
Альфонс Доде
Тартарен из Тараскона
КНИГА ПЕРВАЯ. НЕОБЫЧАЙНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ТАРТАРЕНА ИЗ ТАРАСКОНА
ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ. В ТАРАСКОНЕ
1. Сад с баобабом
Мое первое посещение Тартарена из Тараскона я запомнил на всю жизнь; с тех пор прошло лет двенадцать-пятнадцать, а я все так ясно вижу, словно это было вчера. Бесстрашный Тартарен жил тогда при въезде в город, в третьем доме налево по Авиньонской дороге. Хорошенькая тарасконская вилла, впереди садик, сзади балкон, ослепительно белые стены, зеленые ставни, а у калитки – целый выводок маленьких савояров[1], играющих в классы или дремлющих на самом солнцепеке, подставив под голову ящик для чистки обуви.
Снаружи дом ничего особенного собою не представлял.
Никому бы и в голову не пришло, что перед ним жилище героя. Но стоило войти внутрь, и – ах, черт побери!..
Во всем строении, от погреба до чердака, чувствовалось нечто героическое, даже в саду!..
О, сад Тартарена! Другого такого не было во всей Европе! Ни одного местного дерева, ни одного французского цветка, сплошь экзотические растения: камедные деревья, бутылочные тыквы, хлопчатник, кокосовые пальмы, манго, бананы, пальмы, баобаб, индийские смоковницы, кактусы, берберийские фиговые деревья, – можно было подумать, что вы в Центральной Африке, за десять тысяч миль от Тараскона. Конечно, все это не достигало здесь своей естественной величины: так, например, кокосовые пальмы были ничуть не выше свеклы, а баобаб (дерево-великан, arbos gigantea) превосходно чувствовал себя в горшке из-под резеды. Ну и что же? Для Тараскона и это было хорошо, и те высокопочтенные горожане, которые по воскресеньям удостаивались чести полюбоваться Тартареновым баобабом, возвращались домой в полном восторге.
Можете себе представить, с каким волнением проходил я впервые по этому чудесному саду! Но что я испытал, когда меня провели в кабинет героя!..
Кабинет Тартарена – одна из городских достопримечательностей – выходил окнами в сад, а баобаб произрастал как раз против стеклянной двери кабинета.
Вообразите большую комнату, сверху донизу увешанную ружьями и саблями; все виды оружия всех стран мира были здесь налицо: карабины, пищали, мушкетоны, ножи корсиканские, ножи каталонские, ножи-револьверы, ножи-кинжалы, малайские криссы, караибские стрелы, кремневые стрелы, железные перчатки, кастеты, готтентотские палицы, мексиканские лассо, – чего-чего тут только не было!
И словно для того, чтобы душа у вас совсем ушла в пятки, на стальных лезвиях и на ружейных прикладах сверкало могучее, беспощадное солнце… Единственно, что вас несколько успокаивало, это умиротворяющий дух порядка и чистоты, царивший над всеми этими орудиями истребления. Всему здесь было определено свое место, все сияло, блестело, все имело, точно в аптеке, свой ярлычок; кое-где виднелась краткая заботливая надпись:
1
Савояр – житель Савои, французской провинции в Альпах. Маленькие савояры странствовали по всей Франции в качестве чистильщиков обуви и уличных музыкантов.