Страница 192 из 205
Дулебов. Как эта пьеса, что вы в последний раз играли?…
Негина. «Уриель Акоста».
Дулебов. Да, да… Прекрасно вы играли, прекрасно. Сколько чувств, благородства! Не шутя вам говорю.
Негина. Благодарю вас, князь.
Дулебов. Странные пьесы нынче пишут; не поймешь ничего.
Негина. Да она уже давно написана.
Дулебов. Давно? Чья же она, Каратыгина или Григорьева?
Негина. Нет, Гуцкова.
Дулебов. А! Гуцкова… знаю, знаю. Еще у него есть комедия, прекрасная комедия: «Русский человек добро помнит».
Негина. То Полевого, князь.
Дулебов. Ах, да… я смешал… Полевого… Николай Полевой. Он из мещан… По-французски выучился самоучкой, ученые книги писал, всё с французского брал… Только он тогда заспорил с кем-то… с учеными или с профессорами. Ну где же, возможно ли, да и прилично ли! Ну, ему и не велели ученых книг писать, приказали водевили сочинять. После сам был благодарен, большие деньги получал. «Мне бы, говорит, и не догадаться». Что вы так печальны?
Негина. Много хлопот, князь.
Дулебов. Вам, моя красавица, надо веселее быть, вам еще рано задумываться; старайтесь развлекать себя, утешать чем-нибудь. Вот мы сейчас с вашей матушкой говорили…
Негина. Об чем, князь?
Дулебов. Разумеется, о вас, мое сокровище, а то о чем же! Вот квартира у вас нехороша… Нельзя актрисе, хорошенькой девушке, в такой избе жить; это неприлично.
Негина (несколько обидясь). Не хороша квартира? Ну, так что же? Я и сама знаю, что бывают квартиры лучше этой… Вам бы, князь, пожалеть меня, не напоминать мне о моей бедности, я и без вас ее чувствую каждый час, каждую минуту.
Дулебов. Да разве я вас не жалею? Я вас очень жалею, красавица моя.
Негина. Так вы жалейте про себя, ваше сиятельство! Мне нет никакой пользы от ваших сожалений, а слышать их неприятно. Вы находите, что моя квартира не хороша; а я нахожу, что она удобна для меня, и мне лучше не надо. Вам моя квартира не нравится, вам неприятно бывать в такой квартире, так ведь никто вас не принуждает.
Дулебов. Не горячитесь, не горячитесь, моя радость! Вы не дослушаете, да и сердитесь на человека, который вам предан всей душой… Так нельзя…
Негина. Извольте говорить, я слушаю.
Дулебов. Я человек деликатный, я никогда никого не оскорбляю, я известен своей деликатностью. Я бы никогда не посмел осуждать вашу квартиру, если б не имел в виду…
Негина. Чего, князь?
Дулебов. Предложить вам другую, лучше гораздо.
Негина. За ту же цену?
Дулебов. Ну, какое вам дело до цены?
Негина. Я что-то не понимаю, князь.
Дулебов. Вот видите ли, мое блаженство, я человек очень добрый, нежный – это тоже всем известно… я, несмотря на свои лета, до сих пор сохранил всю свежесть чувства… я еще до сих пор могу увлекаться, как юноша…
Негина. Я очень рада; но какое же отношение имеет все это к моей квартире?
Дулебов. Очень просто. Разве вы не замечаете? Я люблю вас… Лелеять вас, баловать… это было бы для меня наслаждением… это моя потребность; у меня очень много нежности в душе, мне нужно ласкать кого-нибудь, я без этого не могу. Ну, подойдите же ко мне, мой птенчик!
Негина (встает). Вы с ума сошли!
Дулебов. Грубо, мой друг, грубо!
Негина. Да с чего вы вздумали? Помилуйте! Я вам никакого повода не подавала… Как вы осмелились выговорить?
Дулебов. Потише, потише, мой дружочек!
Негина. Это что ж такое! Приехать в чужой дом и ни с того ни с сего затеять глупый, обидный разговор.
Дулебов. Потише, потише, пожалуйста! Вы еще очень молоды, чтобы так разговаривать.
Негина. Вот это мило! «Вы еще молоды»! Значит, молодых можно обижать сколько угодно, и они должны молчать.
Дулебов. Да какая тут обида? В чем обида? Дело самое обыкновенное. Вы не знаете ни жизни, ни порядочного общества и осмеливаетесь осуждать почтенного человека! Что вы, в самом деле! Вы меня обижаете!
Негина (в слезах). Ах, боже мой! Нет, это выше сил…
Дулебов. На все есть приличная форма, сударыня! В вас совсем нет благовоспитанности; не нравится вам мое предложение, вы должны были все-таки поблагодарить меня и высказать ваше нежелание учтиво или как-нибудь на шутку свести.
Негина. Ах, оставьте меня, пожалуйста! Не нужно мне ваших нравоучений. Я сама знаю, что мне делать, сама знаю, что хорошо, что дурно. Ах, боже мой!… Да не желаю я вас слушать.
Дулебов. Да что же вы кричите?
Негина. Отчего ж мне не кричать? Я у себя дома, кого ж мне бояться?
Дулебов. Прекрасно! Только вы помните, моя радость, что я обиды не забываю.
Негина. Ну, хорошо, хорошо, буду помнить,
Дулебов. Извините, я думал, что вы девица благовоспитанная; я никак не мог ожидать, что вы от всякой малости расплачетесь и расчувствуетесь, как кухарка.
Негина. Да ну, хорошо; ну я кухарка, только я желаю быть честной.
Домна Пантелевна показывается из дверей.
Дулебов. И поздравляю вас! Только честности одной мало, надо быть и поумнее, и поосторожнее, чтобы потом не плакать. Билета мне не присылайте, я не поеду на ваш бенефис, мне некогда; а если вздумаю, так пошлю взять в кассе. (Уходит.)
Входит Домна Пантелевна.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Негина и Домна Пантелевна.
Домна Пантелевна. Что такое? Что тут у вас? Князь уехал? Уж не рассердился ли он?
Негина. Да пускай его сердится!
Домна Пантелевна. Что ты! Опомнись! Перед бенефистом-то? Да в уме ли ты?
Негина. Да ведь невозможно! Что он говорит! Кабы вы послушали!
Домна Пантелевна. А тебе что! Пускай говорит. От его слов тебя не убудет.
Негина. Да ведь вы не знаете, что он говорил; что ж вы мешаетесь не в свое дело?
Домна Пантелевна. Очень я знаю, оченно прекрасно все это знаю, что мужчины говорят.
Негина. И можно это слушать равнодушно?
Домна Пантелевна. А что ж такое! Городи, сколько хочешь. Пусть его мелет в свое удовольствие, а ты знай посмеивайся!
Негина. Ах, не учите! Оставьте, пожалуйста! Я знаю, как вести себя.
Домна Пантелевна. Уж и видно, что знаешь: перед самым бенефистом побранилась ты с таким человеком!
Негина. Маменька, да разве вы не видите, что я расстроена? Я дрожу вся, а вы ко мне пристаете.
Домна Пантелевна. Нет, ты погоди! Ты выслушай от матери резон! Как же это перед бенефистом браниться, ежели которые люди тебе нужные?… Не могла ты подождать-то? Ну, после бенефиста бранись сколько хочешь, я тебе ни слова не скажу. Потому нельзя тоже им и волю давать; ограничить следует. Ах, мол, ты пугало огородное!…
Негина. Маменька, да довольно уж…
Домна Пантелевна. Нет, постой! А перед бенефистом ты должна была учтиво…
Негина. Да я и не бранилась, я только обиделась и сказала, чтоб он оставил меня в покое.
Домна Пантелевна. Вот и глупа, вот и глупа! Ты бы, как можно, старалась учтивее. «Мол, ваше сиятельство, мы завсегда вами оченно довольны и завсегда вами благодарны; только подлостев таких мы слушать не желаем. Мы, мол, совсем напротив того, как вы об нас понимаете». Вот как надо сказать! Потому честно, благородно и учтиво.
Негина. Что сделано, то сделано; нечего теперь об этом толковать!
Домна Пантелевна. Я вот и не ученая, да знаю, как с людьми разговаривать; а тебя еще учитель учит…
Негина. Что вы еще об учителе?… Ведь не понимаете вы этого ничего, так нечего вам и мешаться не в свое дело.
Домна Пантелевна. Да чего понимать-то? Обнаковенно студент… Эка важность какая, скажите пожалуйста! Не барон какой-нибудь!… Видали мы этого звания-то довольно. Только на разговоре их и взять… Голь на голи да голью погоняет. Только один форс, а сертучишка нет порядочного.