Миллионеров украшает скромность

Выцарапывать нож из-за пазухи было не время. Если бы я и успела кого-то порезать, то только себя. И все равно, с оружием было гораздо спокойнее. Вот только плохо, что меня опять замуруют в подвале. Я там не видела ни одного отверстия, так что на визит Бастинды нечего и рассчитывать. Ну да ладно, если она будет осторожна, — а на нее в этом плане можно положиться, — мы еще увидимся. И, хочется верить, при более благоприятных обстоятельствах!

Оказавшись в «гостевых апартаментах», я на всякий случай еще раз как следует осмотрелась. Как я и предполагала, другого выхода, кроме как через железную дверь, не имелось. Ознакомление с замочной скважиной лишило малейшей надежды на то, что даже с помощью ножа я слажу с замком. На охране гостей Свинюгер не экономил.

Сначала я поломала голову, куда перепрятать нож и стоит ли это делать. Потом переключилась на свое положение.

Тот факт, что меня до сих пор не хватились, свидетельствовал о неудаче со слежкой. Или югославы спутали Свинюгера с кем-то и прогулялись за посторонним человеком, или он сумел уйти от преследования. И в том и в другом случае я могла рассчитывать только на собственные силы. Ну и еще, конечно, на Бастинду. Она-то проявила гораздо большие, чем я, выдержку, терпение и здравый смысл.

А все из-за полицейского! Что бы ему меня просветить? Оказать информационную поддержку? Глядишь, и не попала бы в такой переплет. Впрочем, мало вероятно, что Стоян что-нибудь знает про Свинюгера. Я и сама не подозревала, какая он дрянь!

Все, что мне было известно, касалось в основном Берга и его сына. Да, теперь я знаю, что к организации принадлежит и Свинюгер. И что это дает? Кто убил кассиршу Теодору? Она тоже была связана с Бергом? Или это совпадение? Если опять попытаться свалить душегубство на Свинюгера, пожалуй, некое подобие мотива у него найдется. Вдруг она и его обобрала, вот мужик и расстроился? Или у него такая манера заступаться за понравившихся женщин? Но даже с большой натяжкой эти версии не были убедительными.

А еще меня жутко напрягали собственные фотографии. И конечно, то, что на меня уже несколько раз покушались. После некоторого раздумья я решила и наезд считать покушением. Вот только кто и зачем хотел лишить меня жизни? Ведь не Свинюгер же! Он, если бы хотел, уже убил бы. Вопросы роились, множились, как отъевшиеся тараканы в отсутствие хозяев. Я оказалась в полнейшей растерянности. Приходилось признать, что Крысилов был не так уж и не прав. Я полезла не в свое дело.

Глава 21

Как ни странно, я, кажется, вздремнула. И, проснувшись, почувствовала себя лучше. У меня даже появился план нашего с Басей спасения. Конечно, я сильно рискую, но, с другой стороны, не настолько наивна, чтобы рассчитывать на райскую жизнь и спокойную старость, даже если Свинюгер перекинется светлыми чувствами на другой объект. Разумеется, не хотелось думать о плохом, но мысль, что немец постарается не оставлять в живых опасную свидетельницу, отравляла мне существование. Конечно, можно уповать на его постоянство, но стоит ли? От любви до ненависти, как говорится, один шаг.

Как ни крути, выходило, что со Свинюгером лучше бы расстаться. Причем по своей воле, так как изъявления его желания я могу и не дождаться. И сделать это лучше до его возвращения. Чем меньше мне будет мешаться народу, тем лучше. А проклятый немец, несмотря на внушительные габариты, и бегает как спринтер, и дерется как потомок нибелунгов. Короче, я решила не терять драгоценного времени и принялась лупиться в дверь.

Я себе чуть руки не отбила — хорошо, хоть сообразила, что ногой получается не хуже. Через четверть часа я была удостоена аудиенции с той волосатой обезьяной, которая конвоировала меня к месту заключения.

— Что надо? — проорал ублюдок из-за двери.

— Свинюгера! — прокричала я в ответ. — Срочно!

Этого охранник не ожидал. Скорее всего, привлекательность хозяина для дамского пола вызывала у него, как, впрочем, и у меня, обоснованное сомнение.

— Зачем? — В голосе его звучало неподдельное недоумение.

— Умираю! — проорала я, сожалея, что приходится кричать. Тихий и протяжный стон куда больше отвечал бы ситуации. Но тогда охранник меня не услышал бы.

— С чего бы это? — усомнился тугодум, и я еле удержалась от соблазна поведать дубине о моей к нему безответной любви.

— Икра была несвежая! — с новой силой завопила я и поняла, что надолго меня не хватит. Горло уже саднило.

Немчура затеял препирательства, доказывая, что никакой икры мне вчера не предлагали и, следовательно, вины его хозяина в моем состоянии нет и быть не может.

В душе я, конечно, согласилась, — экономный Свинюгер меня действительно деликатесами не потчевал. Впрочем, его извиняет тот факт, что он и себе не позволяет роскошествовать, — живет вон в двух звездах и не гнушается тамошним питанием, сама видела, жрет за четверых.

Крикнув, что икрой меня кормили в другом месте, но его хозяин вряд ли обрадуется, когда узрит меня мертвой, я прекратила драть себе горло.

Охранник еще поразорялся из-за двери, потом загромыхал железяками.

Меня он нашел на полу и принялся подозрительно пялиться.

— Прощай, я умираю, — прошептала я.

Теперь, когда необходимость орать отпала, я могла показать, на что способна. Медленные слезы скатывались по бледному лицу, а протяжные стоны молодой и привлекательной женщины должны были пробудить в самой закоснелой душе забытые детские впечатления. Надеюсь, он знаком со сказкой о Спящей красавице? Хотя, разумеется, я не возражаю и против иных ассоциаций. Мало ли прекрасных девушек пострадало от людского коварства только потому, что им нечего было противопоставить злу и насилию, кроме неземной красоты и кротости?

— Да не вой ты, как привидение! — прикрикнул негодяй. Он оказался еще черствее, чем его хозяин. — Прямо мурашки по телу. Хуже двери несмазаной!

Я захлебнулась от возмущения. Орангутанг наклонился надо мной.

Тут-то я и всадила в него свое оружие. Куда — понятия не имею, я непроизвольно зажмурилась, но по могучему воплю, потрясшему каменные своды, поняла, что не промахнулась.

Оттолкнув навалившуюся тушу, я бросилась к двери и, прежде чем горилла сумел меня перехватить, — а он таки поднялся и, не переставая выть и материться на родном наречии, рванул по пятам, — выскользнула из своей тюрьмы.

Ключ торчал в замке. Я захлопнула за собой дверь и заперла темницу. А еще прихватила пистолет, благоразумно оставленный придурком на стуле. Понятия не имею, как его заряжать, как снимать с предохранителя, но в любом случае нож и пистолет — это гораздо лучше, чем только нож.

Так, теперь надо найти подружку и сообразить, куда бежать. А может, Бастинда знает? — с надеждой подумала я. Она ведь нечеловечески умна. Вдруг выведет?

Я неслась по бесконечным коридорам, каждую минуту опасаясь встретить очередного волосатого монстра, и заглядывала в двери, ожидая не то пули, не то удара по голове. Но все напрасно. Не выдержав, я стала сначала негромко, потом чуть ли не во всю силу легких звать красавицу:

— Бася, Басенька! Бастинда! — Нет ответа.

Я представила себе, что сделал проклятущий немец или его не менее ненавистная свора с маленьким своенравным существом, и разревелась по-настоящему.

— Бася, девочка, отзовись, — рыдала я в голос, чувствуя, что меня покидают не только силы, но и остатки разума.

— Вика, уймись, ты же сейчас весь дом на ноги поднимешь! — Негодующее шипение показалось мне сладкой музыкой, а сам нахохлившийся малорослый мужичок — ангелом-спасителем, в тысячу раз желанней Шварценеггера, Сталлоне и Брюса Уиллиса, вместе взятых.

— Леон, миленький, ты тут откуда?

Леон отпрыгнул, — ему, наверное, померещилось, что я его хочу облобызать, — впрочем, не знаю, может, я как раз и собиралась это сделать, но помешало оружие в обеих руках, — и велел заткнуться. Потом выхватил у меня пистолет. И по-моему, положил глаз и на нож, но в «носовой платок» я вцепилась намертво.