Клара Цеткин

Сильный гнев Клары вызывает то, как беззаботно и бессовестно «патриотически настроенные» господа обрекают будущие поколения на болезни или раннюю смерть. Их нисколько не трогает, что кустари — женщины и дети, особенно те из них, кто занимается швейным промыслом, терпят нужду и голод. Многие из этих женщин, оказавшись в крайне бедственном положении, пишут об этом в газету. На редакционный стол «Равенства» летит письмо за письмом — потрясающие жалобы и обвинения. Все женщины работают от 16 до 20 часов в сутки. Только совсем изредка они могут позволить себе отдохнуть в воскресный или праздничный день. Им помогают в работе старухи матери, часто наполовину слепые, и отцы с натруженными, мозолистыми руками. Борьба за существование заставляет их взваливать на детей, даже на самых маленьких, ежедневно определенное количество работы. И даже если они исколют себе в кровь пальцы, их заработок остается до смешного ничтожным: белошвейки получают в год до 487 марок, портнихи зарабатывают около 457, а обметчицы петель не больше 354 марок в год!

Но швейная промышленность развивается в Германии быстро. Она растет, как яркий тепличный цветок. С такой же горечью, как и Клара Цеткин, смотрит какая-нибудь работница-швея в дешевеньком платьишке на помпезные, похожие на дворцы, магазины готового платья на Гаусфогтенплатц в Берлине, на роскошные виллы их владельцев в самых красивых и здоровых районах города, на барские дома с великолепными фасадами. Клара широко вскрывает корни этого быстрого расцвета немецкой швейной промышленности. Она показывает, что в основе его лежат пот и голод бесчисленного множества швей и десятков тысяч детей.

Клара Цеткин посещает работниц-кустарей в маленьких, душных лачугах, разговаривает с бледными женщинами, низко согнувшимися над тончайшим бельем. Обычно они шьют при мерцающем свете стеариновой свечи, потому что она стоит дешевле, чем керосин. Их маленькие дети, почти свернувшись от холода в клубок, коченеющими пальцами удивительно проворно пришивают пуговицы или вытягивают наметку. С серьезностью стариков выполняют они свою работу.

И каждый раз Клару снова потрясает зрелище ужасающей нищеты, среди которой истощенные швеи своими искусными руками, словно волшебницы, создают из шелка и шифона сказочно прекрасные платья для «барынь» и «барышень». В холодные зимние дни, стуча зубами от холода, они относят эти легкие, как воздух, произведения своих прилежных рук к посреднику, дающему им работу. И многие молоденькие швеи нередко мечтают о том, чтобы в таком платье когда-нибудь, хоть единственный раз в жизни, побывать на балу и покружиться среди тепла и света. Пустые мечты! Жалких грошей заработка не хватает даже на то, чтобы наесться досыта, не говоря уже о покупке новых башмаков и теплой одежды.

Большинство посещаемых Кларой жилищ похожи одно на другое как две капли воды. Почти все без исключения работницы-кустари живут со своими многочисленными семьями в одной-единственной комнате, окна которой обычно выходят на безутешно пустынные задворки, куда никогда не проникает луч солнца, или ютятся в подвалах, где на стенах, отливая зеленью, проступает плесень. Вся жизнь работниц проходит в той же самой комнате. В ней они живут, работают и спят, родятся и умирают. Здесь женщины преждевременно истощают свои силы и вместе со своими детьми чахнут физически и духовно.

Во время своих поездок по Германии Клара Цеткин видит, что занятые в кустарном промысле работницы повсюду влачат жалкое существование. Во многих отраслях кустарной промышленности вместе с женщинами работают и дети, начиная с самого младенческого возраста. Это можно наблюдать и в славящихся филейными вышивками горных деревушках Таунуса, и в производстве игрушек в Тюрингии, и в Рудных горах, где изготовляются искусственные цветы или плетеные изделия. И всегда женщины так худы, что кажется, порыв ветра может их опрокинуть. Бледными, без кровинки, губами жалуются они Кларе Цеткин на свою долю. Все более хилыми и маленькими появляются на свет дети и очень рано умирают. Клара не жалеет ни времени, ни сил. Она внушает этим несчастнейшим женщинам мужество, пытается их ободрить. Она рассказывает им о борьбе рабочих за лучшую жизнь. Клара радуется, когда замечает, как в глазах сокрушенных, обнищавших женщин загорается огонек надежды. Обычно он быстро угасает. Слишком уж долго нужда изнуряла и истощала жизненную энергию бедняков!

Десятилетие за десятилетием нищета, словно хроническая болезнь, гложет кустарный промысел. Это известно не одной Кларе Цеткин, но и министрам, депутатам парламента и редакторам газет. В их канцеляриях громоздятся целые горы материалов о детском труде и кустарном промысле. Однако никто из них не ударит и пальцем о палец, чтобы оказать кустарям действенную помощь. Зато на страницах буржуазных газет очень много пишется о благосостоянии и высокой культуре гордой и процветающей империи. Подобная болтовня вызывает у Клары горький сарказм. Ну и патриоты! В своей погоне за наживой они подсекают самые корни нации.

Крупные землевладельцы тоже не уступают другим предпринимателям: они заставляют женщин и детей надрываться на полях до полного изнеможения.

Изо дня в день, в любую погоду, под проливным дождем и под палящими лучами солнца работают батрачки на свекловичных полях. Работа оплачивается сдельно; дни наполнены безумной спешкой. Нет времени вымолвить слова. Они едва могут позволить себе секунду передышки, чтобы расправить ноющую спину.

А заработок? За двенадцати-четырнадцатичасовой рабочий день платят, в зависимости от местности, от сорока пфеннигов до одной марки. После каторжного труда на полях для женщин начинается новая мука: надо управиться с домашним хозяйством, позаботиться о муже и детях. А если еще семья владеет клочком земли, то женщины вынуждены ежедневно в три часа утра подниматься со своего жесткого ложа. Двадцать часов продолжается их рабочий день, так же как и у их черных сестер на хлопковых плантациях Америки.

А дети батрачек? О них «отлично» позаботились. «Равенство» сообщает, что каждый год тысячи детей работают на уборке свеклы. Телеги доставляют из городов на полевые работы не только школьников, но и совсем малышей — их тоже голод гонит на свекловичные поля. При любой погоде ползают они по сырой земле и получают за свои муки шестьдесят, а в лучшем случае девяносто пфеннигов в день. И горе малышам, если они недостаточно расторопны в работе! Их награждают не только бранью, но и ударами палки. Ничто не ускользает от глаз надзирателей.

Многие годы Клара Цеткин вместе с социал-демократическими депутатами парламента прилагает усилия, чтобы и на маленьких сельскохозяйственных рабочих были распространены хотя бы те явно недостаточные законы об охране труда, которые существуют для детей, занятых в ремесле и промышленности. Но все тщетно! Бароны, графы и прочие крупные землевладельцы в один голос тянут все ту же старую и лживую песню о том, что работа детей в сельском хозяйстве очень полезна для здоровья и имеет большое воспитательное значение. По этому поводу редактор «Равенства» саркастически замечает; «Никто не выступает за то, чтобы законом принудить самих господ баронов подвергнуть собственных детей подобному воспитанию».

Господа газетные издатели тоже ни на йоту не лучше земельных магнатов, хотя их редакторы и журналисты в пространнейших статьях и прославляют Германию как страну «мыслителей и поэтов», страну, где «культура и подлинная гуманность переживают величайший расцвет». Клара Цеткин советует этим господам как-нибудь на рассвете посмотреть, что творится около экспедиций их собственных газет. Будут ли они и тогда иметь бесстыдство продолжать сочинять басни о немецкой «культуре» и «гуманности», когда собственными глазами увидят этот волнующий парад нищеты — маленьких разносчиков газет посреди их «вагонного парка»; оборванные фигурки детей с впалыми щеками и серьезными, по-стариковски умными лицами, их тачки, разбитые ручные тележки и старые детские коляски? А те из детей, кому не удалось раздобыть подобной повозки, каждый день тащат на своих плечах по двадцать-тридцать фунтов газет часто в очень отдаленные районы. Газетные пачки всегда слишком тяжелы для детей и волочатся по земле. Обычно малыши уходят из дому без завтрака и часами, с подкашивающимися от слабости ногами, семенят вверх и вниз по лестницам, мокрые от пота спешат по задворкам, где веют сквозняки, и нередко приходят в школу насквозь промокшие от дождя. Все их старания дают им по десять пфеннигов в месяц с доставленного экземпляра, а если они получают газеты из филиала экспедиции, то даже только четыре-пять пфеннигов. Однако детский труд приносит высокие прибыли, поэтому-то и противятся господа издатели вместе с крупными землевладельцами и швейными фабрикантами тому, чтобы детский труд был запрещен законом. Они не гнушаются никакими доходами, даже и в том случае, если деньги добыты за счет здоровья и жизни детей. Бесчисленными детскими жертвами оплачены многие роскошные виллы, цветущее здоровье, розовые щечки, счастливое, безоблачное детство и тщательное воспитание сотен детей капиталистов. Все это куплено ценой здоровья миллионов пролетарских детей.