Уйти красиво

— Ах да! — Женщина задумалась. — Пожалуй, что так. Точно, машины не было, но остальное я помню хорошо.

В разговор вступил Поздняков:

— Да не волнуйтесь вы, Раиса Ивановна, я не из милиции, протокола составлять не собираюсь. Можете мне все как есть спокойно рассказывать.

— Да я не знаю, — она часто замигала карими глазами, — там ведь ничего особенного не было. А что, разве она не ночью… умерла?

— Ночью, — подтвердил Поздняков. — Просто мы пытаемся восстановить весь тот день.

— Вы думаете, что ее кто-то тово? — в глазах Раисы Ивановны вспыхнул неподдельный интерес. Проснувшийся зверек любопытства требовал пищи, а задача Позднякова состояла в том, чтобы утолить этот голод, в то же время не сказав ничего лишнего.

— Думаю, что компетентные органы во всем разберутся, — туманно заметил Николай Степанович. — Я же лицо неофициальное, просто давний друг Ларисы Петровны, и пытаюсь понять, что могло ее толкнуть на столь отчаянный шаг.

— Ну раз так… — протянула она разочарованно, и жадные огоньки в ее глазах медленно погасли.

— Итак, вы зашли к Ларисе Кривцовой предложить ей молоко… — напомнил Поздняков.

— Ну, зашла, — начала женщина уже будничным голосом. — Точнее, не совсем зашла, заглянула скорее… Калитка была открыта, я спрашиваю: «Молочка не желаете?» А она сидела на террасе за столиком, подперев голову рукой. Лицо у нее было грустное. Рядом с ней стояла женщина в синем брючном костюме, в косынке, такая модная. Когда я, значит, спросила насчет молока, Лариса Петровна обернулась и сказала в расстройстве: «Ну кто там еще по мою душу?» Я опять про молоко, а она ответила совсем как вы: «Не пью молока». Ну я развернулась и пошла прочь. Вот и все.

— А женщину эту вы можете описать поподробнее?

— Которая в брючном костюме?

— Именно.

— Молодая, высокая, повыше Ларисы Петровны, я думаю, волосы каштановые, до плеч — из-под косынки видны были, — лицо не очень-то рассмотрела, она только разок повернулась ко мне… Да, на ней были черные очки.

— А может, вы что-нибудь услышали из их разговора?

Женщина наверняка что-то слышала, но, видимо, не решалась в этом признаться.

— Я специально не подслушивала, — сказала женщина и бесхитростно пояснила: — Откуда мне знать, что потом кому-нибудь понадобится… Но кое-что все-таки расслышала, — продолжала она после паузы. — Лариса Петровна после того, как сказала, что не пьет молока, произнесла странную фразу… Я ее запомнила, потому что подумала, что она ко мне относится. Она сказала: «Не слишком ли рано слетаются стервятники?» А та, вторая, ответила: «Стыдно называть друзей стервятниками».

— Вы уверены? — переспросил Поздняков.

— Честное слово, — горячо заверила молочница. — Я лишнего никогда не скажу. Как говорится, за что купила…

Поздняков и Воскобойников одновременно улыбнулись.

— Вот все, что я знаю, — подвела итог Раиса Ивановна. — Я вам хоть чуть-чуть помогла? Жалко ее, Ларису Петровну, женщина совсем не старая, можно сказать, молодая, такая видная, с достатком. Казалось, чего ей не хватало? Может, болела чем?

Поздняков ничего не ответил, сцепил пальцы и громко хрустнул костяшками, как бы ставя точку в разговоре.

— А кого, интересно, она подразумевала под стервятниками, как вы думаете? — не унималась женщина. — Уж больно странные слова, я бы даже сказала, подозрительные, — заявила она, понизив голос. — А правда, что теперь все ее имущество достанется той худой старухе? Надо же, вот кому подвалило! А зачем ей все это добро, когда она уже сама одной ногой… — Тут хозяйка дома осеклась.

— Ну что ж, Раиса Ивановна, большое вам спасибо, — сказал Поздняков. — Если вспомните еще что-нибудь, сообщите Гелию Андриановичу, когда с молоком в Хохловку придете.

— Конечно, конечно, — торопливо заверила женщина, — я теперь все время буду про это думать.

«Ну вот еще один Шерлок Холмс появился к уже имеющемуся в лице Гелия Воскобойникова!» — подумал Поздняков.

— Пожалуй, нам пора, Гелий Андрианович? — обернулся он к своему добровольному помощнику.

— Ну, пора так пора, — засуетился тот. — Прощайте, уважаемая Раиса Ивановна, спасибо за молочко. Оно у вас отменное.

— Пейте, пейте на здоровье. А завтра свеженького-то приносить?

— Всенепременно, всенепременно, — подтвердил Воскобойников, сходя со ступенек крыльца.

Флегматичный Черныш выбрался из конуры и помахал им хвостом, как закадычным приятелям. За домом замычала корова, впервые напомнив о себе.

— Доить пора, — пояснила женщина, снимая с натянутой во дворе веревки кусок выстиранной марли.

— Где вы ее здесь пасете, свою буренку? — не удержался от вопроса Поздняков.

— Ой, не говорите! — всплеснула руками женщина. — Один луг всего и остался, и за него война идет не на жизнь, а на смерть. Если застроят — все, будем сидеть здесь, как в скворечнике. Ох, и надоели эти дачники… — Она снова осеклась, взглянув на Воскобойникова. — Нет, против хохловских мы ничего не имеем, они уж давно здесь и никому не мешают, а эти, новые, прямо со всех сторон обложили!

Высказав накипевшее, молочница проводила их до калитки. Поздняков и Воскобойников сели в машину, и «шестерка» медленно двинулась в обратный путь.

— Хорошая, работящая женщина, — заметил Воскобойников, когда они перевалили через бугор и маленькая деревня с игрушечным домиком молочницы осталась позади. — Настоящая труженица, на таких Россия только и держится.

Поздняков покосился на своего восторженного попутчика.

— Что, думаете, я сильно переборщил? — продолжал Воскобойников. — Нет, так оно и есть. Подумать только, что когда-то мы, чтобы встретиться с подобными людьми, ездили в творческие командировки за тысячу верст, а теперь они рядом, но никто их не замечает. До того ли, когда все спешат схватить, урвать кусок пожирнее?

— Так уж и все?

— А вы думаете иначе, молодой человек? — усмехнулся Воскобойников.

— Я как-то вообще не склонен к обобщениям.

— Понятно, такие мелочи вас не интересуют, — печально заключил Гелий Андрианович.

— По крайней мере сегодня мне не до них.

Поздняков высадил Воскобойникова у его дачи, вышел сам и, пройдя немного вперед, остановился напротив дома Ларисы Кривцовой. Опустевший особняк неприступной крепостью белел за высокой оградой, словно жил своей жизнью, в которую не собирался допускать посторонних. Где-то там, в его чреве, были белый диван, белые кресла, белый рояль, одинокое и грустное белое царство.

Поздняков подергал запертую калитку и зачем-то нажал на звонок. Никто не отозвался.

— Да там никого нет.

Поздняков рассеянно обернулся и снова уперся взглядом в худощавую фигуру Воскобойникова, который, оказывается, стоял у него за спиной. Поздняков даже поежился — он терпеть не мог соглядатаев.

— Старуха в Москве, а может, уже отчалила в Кострому. В право наследства она только через полгода вступит, если, конечно, доживет.

Поздняков пожал Воскобойникову руку и вернулся к своей запыленной «шестерке».

— Николай Степанович, а вы знаете, что следователь настроен закрыть дело? — крикнул вдогонку Гелий Андрианович, похоже, заготовивший этот сюрприз, так сказать, на десерт.

— Догадываюсь, — мрачно отозвался Поздняков.

ГЛАВА 8

Черт его дернул соблазниться разливным пивом! Ностальгия по давнему прошлому сработала. Хотя тут, как говорится, с какой стороны смотреть. Не притормози он возле амбразуры в жестяной будке, облюбованной бомжами и пенсионерами, наверняка избежал бы последующих неприятностей. Но зато не сделал бы потрясающих открытий.

Металлическая палатка с небольшим окошком, через которое выдавалось дешевое разливное пиво, этакий последний социалистический оазис в рыночной пустыне, располагалась неподалеку от поздняковского дома, в нескольких сотнях метров. Обычно он спокойно проезжал мимо, разве что бросив рассеянный взгляд на забулдыг, смакующих желтую бурду. А тут его словно кто-то за кадык дернул, так захотелось этой дешевой кислятины. Нелепое желание овладело им, и он припарковал машину у обочины. Двинулся к амбразуре, из которой, как только он протянул туда несколько мятых бумажек, немедленно высунулась рука, плюхнувшая на мокрый прилавок кружку с пивом. Жадно прильнув к ней, Поздняков успел сделать пару глотков и подумать, принадлежала ли рука, протянувшая ему кружку пива, существу одушевленному или же была частью какой-то невидимой машины. И тут ему явилось видение.