Падальщик

— Я сделаю.

Поджав губы и посчитав правила английского общежития в Должной степени отмщенными, староста развернулась и, величественно переставляя шлепанцы, прошла к дверям собственной квартиры. Дипак подождал, пока за ней захлопнется украденная ободранным еловым венком дверь, потом недоуменно почесал взъерошенный затылок.

Почтальон?

Все еще босой, он прошел по общему коридору к полуоткрытой двери на улицу. Там его, действительно, ждал, перевязанный ремнями сумок престарелый служащий лондонского почтового отделения. Трясущимися руками, он вручил Дипаку тонкий конверт с сургучовой печатью, затем, поправляя очки, долго искал пальцем графу бланка, в которой Дипаку надлежало вписать свое имя. Дипак сам нашел графу, занес над ней руку с карандашом, и замер, увидев адрес отправителя.

«Доктор Амар Аннимира, нотариус, Еджвар Роуд 14».

Расспрашивать не имело смысла.

Вздохнув, Дипак поставил в графе закорючку, поблагодарил служащего, затем с опаской, перебирая в голове все более или менее шумные пьянки последних недель, понес конверт, словно бомбу, на вытянутых руках в квартиру. Встав там посреди розового ковра, между кроватью с пестрым покрывалом и облупившимися желто-зеленого цвета стеллажами, он открыл конверт и запустил в него руку. Что за пакость прислал этот стряпчий с Еджвар Роуд? Оцененный в фунтах покой соседей или требование в судебном порядке расплатиться за покупки, сделанные по давно не знавшей пополнения кредитной карте?

В конверте он нашел один единственный сложенный вдвое лист бумаги. Раскрыв его, Дипак увидел короткий отпечатанный на принтере текст, рельефный герб с вензелями и размашистую подпись от руки. Пробежав взглядом по строчкам, он, не оборачиваясь, не отрывая взгляд он бумаги, пошарил рукой сзади себя, нащупал край кровати и сел.

Потом снова прочитал текст.

В следующий миг бумага, крутясь, полетела на пол, — Дипак вскочил с места, и отталкиваясь от попадающихся на пути предметов, исполнил по своей комнате серию безумных обезьяньих прыжков. Некоторое время он еще попрыгал на жалобно скрипящей кровати, — потом, задрав ноги, со всего маха плюхнулся на покрывало, взбив в воздух маленькие ядерные облачка пыли.

Как?! Как это могло быть?! Дядя Ягджит вспомнил о нем в своем завещании!

С минуту Дипак лежал на кровати и, глупо улыбаясь, глядел в потолок.

Сколько дядя оставил ему? Миллион? Десять миллионов? Сто?

Перед глазами проплывали замечательные вещи, которых у него никогда не было, но о которых он всегда мечтал. Огромная яхта. Огромный дом. Девушка неописуемой красоты (дочь магната). Прочее.

Понемногу его дыхание успокаивалось, — в тот момент, когда оно было уже близко к норме, внимание его вдруг обратилось к подозрительной стороне происходящего: а с чего это вдруг дядя Ягджит перед смертью вспомнил о нем?

Дипак нахмурился: семья уже давно разорвала все отношения с дядей, как с неблагодарной свиньей — разбогатев, он забыл о своих бедных родственниках.

Заложив ногу на ногу, и, ковыряя пальцем в носу, Дипак принялся вспоминать все, что мог о своем нежданном благодетеле.

Природа богатства дяди Ягджита была доподлинно никому не известна, но существовали версии, — причем версии семьи Дипака и официальная сильно расходились между собой. Согласно официальной версии в шестидесятые годы прошлого века дядя, будучи еще совсем молодым человеком, познакомился в Индии с одним англичанином, преуспевающим торговцем разного рода экзотическим товаром из бывших колоний. Через этого торговца он будто бы стал поставлять в Европу какие-то редкие ароматические масла, которые отыскивал в старых монастырях на востоке Индии.

Отец Дипака, брат дяди Ягджита, всегда смеялся над этой фальшивкой. Он говорил, что у брата в ту пору не хватило бы мозгов не то что на торговлю маслами, но даже на то, чтобы запомнить свое имя. Отец вспоминал, что в то время, когда по официальной версии брат должен был вовсю колесить по Индии, закладывая основы своего будущего благополучия, женщина с которой он жил, прислала дедушке письмо. В нем она писала, что дядю лягнул в голову осел и что после этого он повредился умом, ушел из Дома в леса и несколько месяцев жил там один в шалаше, питаясь кореньями из земли и фруктами с деревьев. Когда его нашли, он был дик, на всех плевался и лез в драку. Женщина отказывалась от него и просила поскорее забрать.

Отец тут же поехал за ним и нашел в плачевном состоянии — бедняга действительно постоянно нес околесицу, то и дело бросался на людей, а когда затихал, то бредил о каком-то лесном человечке, которого будто бы встретил в чаще и который обещал дать ему счастье.

Надеясь вылечить брата, отец взял его к себе в дом, но оттуда Ягджит, когда присмотр за ним ослаб, сбежал. Ко всеобщему удивлению через пару лет он объявился в Бомбее уже преуспевающим коммерсантом.

Позже биографы дяди писали, что самые большие свои деньги дядя заработал на бирже, вложив нажитое на торговле благовониями в акции разных компаний, и что затея эта, разорившая многих, озолотила его. Когда же в начале девяностых на землю Индии пришел интернет, и новая экономика Европы и Америки востребовала индийский труд и земли — в особенности же труд и земли, располагавшиеся в предместьях города Бангалор, — выяснилось, что именно в Бангалоре за много лет до этого дядя методично скупал земли. Разрабатывая их, создавая на них бизнес-парки и сдавая их затем в аренду иностранцам, дядя и стал «старцем новой экономики» — такое прозвище дали ему газетчики.

Разбогатев, «старец», однако, по неизвестной причине категорически не захотел продолжить общение с семьей. Отец как-то раз пришел к нему в Бомбей пешком, но тот прогнал его со двора. На следующий день после этого дядя сделал заявление для прессы о том, что он круглый сирота, не имеющий никого из живых родственников на свете. Можно было подать за это на дядю в суд, но что бы это дало, кроме лишней грязи?

Так или иначе, дядя ни разу за всю последующую жизнь не дал о себе знать, не ответил ни на одно письмо или просьбу даже очень в какой-то момент нуждавшейся своей семьи. Семья, естественно, стала его ненавидеть.

Лежа на кровати, Дипак закрыл глаза и вспомнил тот единственный раз, когда он, еще маленьким мальчиком, случайно увидел дядю. Тот в белом платье с золотым шитьем вылезал из длинного черного лимузина на толстый ковер перед собственной гостиницей. Вокруг шлепали вспышки фотографов. У дяди была большая голова с выпирающим лбом (ослу, точно, было не промахнуться), крючковатый нос и смотрящие в разные стороны глаза.

Дипак повернулся к отцу: «Почему у нас нет такой машины?» Отец не ответил и только пробурчал в досаде: «Золоченый стервятник!» и дернул маленького Дипака за руку, чтобы скорее уйтиИтак, семья была уверена, что все рассказы о благовониях, вторыми занимался Ягджит в молодости, были сплошным враньем. Отец говорил, что скорее всего Ягджит нашел в старинном храме не масла, а случайно — «дуракам везет!» — древний клад, которым не захотел делится с семьей.

«А, может быть, — говорил отец в запале, — те первые деньги он вообще украл, или хуже того — ограбил кого-нибудь. Он же абсолютно безумен!»

О безумствах и странностях дяди было, действительно, известно, — причем известно, благодаря его богатству, всей Индии. Газеты смаковали его причуды, а он, по странной прихоти, казалось, сам поощрял их это делать.

Как-то раз Дипак прочитал в газете, что дядя в порту Калькутты подарил первому встречному нищему дорогущую яхту, а нищий, обманутый подоспевшими тут же жуликами, через минуту расстался с яхтой за копейки ради еды. Когда дядю догнали и рассказали ему о только что случившемся мошенничестве, он только пожал плечами и не пожелал вмешаться. «На самом деле, — возмущенно писали газеты на следующий день, — все выглядело так, будто его ничуть не заботила судьба нищего. Зачем тогда, спрашивается, делать благодеяния?»

Дипак задумчиво пошевелил большим пальцем правой ноги.

Да, дядя без сомнения был странен. Яхта, впрочем, была не самым впечатляющим его вздором — «Старец Новой Экономики» порой тратил миллионы на проекты, очевидной единственной целью которых было повергнуть общество в шок.