Страница 54 из 66
Однако далеко не во всех случаях положительная идея произведений Шостаковича могла дойти до слушателя. Лирический герой его музыки - герой со сложным, исключительным душевным миром, в который не легко и не просто войти другому человеку.
Прежний герой не исчез из творчества Шостаковича, но рядом с ним появились другие - люди с простыми, цельными и сильными чувствами. Найти их, увидеть в их жизни подлинно поэтические черты (а не только бытовые, повседневные) под силу только очень большому художнику-реалисту. Образы простых людей с их горестями и радостями в вокальном цикле «Из еврейской народной поэзии», образ восставшего народа в «Десяти поэмах» для хора - зерне, из которого выросла замечательнейшая одиннадцатая симфония, - все это свидетельствует о полной зрелости реалистического метода Шостаковича, а в частности - о его умении видеть поэтическое в самых разных жизненных явлениях: в героическом и будничном, трагическом и смешном.
Этот общий эстетический процесс реализуется в ряде процессов частных, стилистических. Совсем не случайным, имеющим глубокие эстетические корни представляется нам то, что весь этот период отмечен особо интенсивной работой Шостаковича над музыкально-речевой интонацией, которую композитор понимает как основу для выразительности и вокальной музыки, и инструментального тематизма нового для Шостаковича типа. Это особенно ярко проявилось в одиннадцатой симфонии. В творчестве Шостаковича возрождаются принципы реализма Мусоргского. Эпиграфом ко многим сочинениям нашего современника можно было бы поставить известные слова Мусоргского: «И если возможно самым простым способом, только строго подчиняясь
«стр. 264»
художественному инстинкту в ловле человеческих голосовых интонаций, - хватать за сердце, то не следует ли заняться этим? - а если при этом можно схватить и мыслительную способность в тиски, то не подобает ли отдаться этому занятию» [1]
В цикле «Из еврейской народной поэзии», как и в самых своих больших и значительных произведениях, Шостакович проявил себя как композитор-гуманист, музыка которого несет в себе глубокое сочувствие человеческим страданиям и протест против всего, чем эти страдания вызваны. Но гуманизм, всегда присущий творчеству Шостаковича, нашел здесь новое выражение. Композитор предстает перед нами как мастер реалистического портрета, как прямой продолжатель традиции Мусоргского, смело сочетающий в своем произведении лирику, трагедийность, юмор.
Особенно поражает в этих песнях мастерство интонационной характеристики, что заметнее всего в песнях-диалогах, где противопоставляются человеческие характеры , одновременно индивидуализированные и типические. Живые люди, очень разные, непохожие друг на друга, предстают перед нами в песнях этого цикла.
В беседе с автором настоящего очерка Шостакович рассказал, что в маленькой, случайно попавшей к нему в руки книжечке переводов из еврейской народной поэзии его больше всего поразила удивительная конкретность героев «с именами и фамилиями», как он выразился. Эту конкретность он еще более усилил в музыке, выявив в то же время и обобщенное значение каждой бытовой сценки.
Одиннадцать песен на народные слова [2] рассказывают о прошлом и настоящем еврейского народа. В первых восьми отражена нищая, бесправная жизнь обитателей еврейского местечка, их большие печали и маленькие радости. В последних трех - показана новая
[1] «М. П. Мусоргский. Письма и документы». М.-Л., 1932, стр. 147.
[2] «Из еврейской народной поэзии» (ор. 79). Цикл для сопрано, контральто и тенора: «Плач об умершем младенце», «Заботливые мама и тетя», «Колыбельная», «Перед долгой разлукой», «Предостережение», «Брошенный отец», «Песня о нужде», «Зима», «Хорошая жизнь», «Песня девушки», «Счастье».
«стр. 265»
жизнь и новые люди, выходящие из тесного, душного мирка на широкий простор свободной трудовой жизни.
Принцип контраста, положенный в основу общей композиции цикла, находит выражение и в сопоставлении соседних песен, в особенности песен, родственных по сюжету. Одна и та же тема как бы раскрывается с разных сторон.
Первые три песни посвящены теме детства. Цикл начинается «Плачем об умершем младенце», сразу вводящим в трагедийную атмосферу. Столкновение предельно противоположных образов - детства и смерти - относится к острейшим трагедийным приемам, не раз использованным в музыке. Можно привести ряд примеров, начиная от «Лесного царя» Шуберта - Гете до «Песен об умерших детях» Малера - Рюккерта в западном искусстве. В русском нельзя не вспомнить, опять-таки, Мусоргского с его трагической колыбельной из цикла «Песни и пляски смерти». Шостакович в своей песне ближе к Мусоргскому, он рисует трагедию не только психологическую, но и социальную.
«Плач об умершем младенце» - это дуэт контральто и сопрано, музыка которого вырастает из выразительной интонации стона, развивающейся с первых тактов фортепианного вступления и обретающей речевую конкретность в репризе, в кульминации, завершающей этот короткий и печальный рассказ.
Очень ярким контрастом к первому дуэту является второй - «Заботливые мама и тетя». Это забавная колыбельная-прибаутка, с комически преувеличенными интонациями сочувствия воображаемым болезням ребенка. Начинаясь ходом по тонам мажорного трезвучия, мелодия (на словах «привези нам яблочко, чтоб не болеть глазочкам») приобретает минорный оттенок благодаря появлению шестой пониженной ступени, соответствующим образом гармонизованной. Это дуэт-диалог, голоса звучат поочередно, соединяясь только в припеве, но и там они не сливаются, двигаясь параллельными квартами.
А затем снова возвращаются образы скорби. Грустная «Колыбельная» - один из самых замечательных эпизодов в цикле. Мать рассказывает маленькому сыну о его отце-революционере, сосланном в Сибирь. Рассказ ее полон боли и страдания, но в музыке звучит и
«стр. 266»
бесконечная нежность, побеждающая страдания и боль. «Колыбельная» - один из самых прекрасных образов материнства в нашем искусстве.
Мелодия «Колыбельной» вырастает из очень простых интонаций «баюканья» и лишь в средней части приобретает характер декламации-рассказа:
Отметим, что интонация припева - соскальзывание по ступеням так называемой «венгерской гаммы» (встречающейся в музыке ряда восточных народов, в частности также и в еврейской) - приобретает в цикле лейтмотивное значение, получая в различных песнях различный выразительный смысл в зависимости от контекста, а также от ритмического и гармонического освещения.
В следующей группе песен (№№ 4-8) мы видим такое же чередование ансамблей и сольных песен, но здесь нет уже опоры на народные жанры (народного плача, колыбельной). За исключением «Песни о нужде», - это песни- сценки , в которых Шостакович проявляет удивительное мастерство точной музыкальной характеристики, умение раскрыть в сжатой форме правдивые, острые жизненные конфликты.
«стр. 267»
В песне- дуэте «Перед долгой разлукой» перед нами возникают два различных человеческих характера, по-разному переживающих горе расставанья. Девушка полна отчаяния, юноша еще живет счастьем любви. Этот психологический контраст отражен в музыке -прежде всего и ярче всего в интонационном рисунке вокальных партий. Совсем различно звучит в устах каждого из героев прощальная, почти тождественная в звуковысотном отношении фраза:
Еще острее музыкально-психологический контраст в песне-диалоге «Брошенный отец». Трагический конфликт выражен с предельным лаконизмом; интонациям мольбы и отчаяния покинутого отца противопоставлены отрывистые, презрительные и гневные интонации жестокой дочери.