Охота на тигра

— Опомнись и погляди на себя, — сказал он, задыхаясь от возмущения. — Кто ты такая? Жалкая потаскушка! Если хочешь знать, то ты достойна только того, чтобы лизать сапоги немецкого офицера. Русская дрянь!

На Аллу слова «повелителя» не произвели особого впечатления. Она отпарировала:

— Между прочим, ты клялся в любви этой дряни. Даже обещал жениться.

— А ты и поверила? — злорадно улыбаясь, спросил Верк.

— Нет. Я это говорю к тому лишь, что лживые заверения не подняли тебя, представителя арийской расы, выше жалкой потаскушки.

Верк не выдержал. Он бросил смятую салфетку в лицо своей «девочке» и, кипя от гнева, одел фуражку.

Закрывая двери, услышал позади плач. Оглянулся — Алла упала на постель, лицом в подушки и рыдала.

Пусть поплачет, он нарочно придет сегодня попозже — пусть ждет. Ей это пойдет на пользу. Ведь она и раньше пробовала заводить с ним такие разговоры. На нее временами находит блажь. Ее, видимо, мучит комплекс славянской неполноценности.

И Верк направил свои мысли по иному руслу — положение, создавшееся на рембазе, требовало всестороннего анализа.

Прошло ровно десять дней, как на станцию прибыл состав с вывезенными с поля боя подбитыми, требующими капитального ремонта танками. Два обстоятельства омрачили для Верка это время. Первое — неожиданное ночное нападение на базу на следующий день после того, как был повешен «саботажник».

Конечно, было бы глупо и наивно полагать, что для вражеского глаза останется незаметным то, что немцы организовали ремонтную базу в городе. И все же Верк не допускал мысли, что местные партизаны, или как их там называют, — подпольщики, народные мстители, — уже в первые дни предпримут диверсию. Правда, никакого существенного вреда нанесено не было. Диверсанты бросили через стену несколько бутылок с горючей смесью, и только одна из них попала в бочку с отработанным машинным маслом. К счастью, дело кончилось небольшим пожаром, который удалось сразу же локализовать и потушить. Утром пленные даже не заметили следов ночного происшествия. Но если бы невдалеке стоял какой-либо танк, огонь мог перекинуться на машину.

Верк сразу забил тревогу, потребовал усилить охрану. Теперь, слава богу, все в порядке: дали специальный наряд полиции. В конце концов, если что и случится, то вряд ли кто-нибудь решится свалить вину на него. Нет, он писал, предупреждал. И, кроме того, его задача обеспечить техническую сторону. А уж вы, господа, бегайте кругом, нюхайте воздух.

Конечно, все это выглядело трусливой перестраховкой, но общение с оберштурмфюрером Брюгелем многому научило Верка, и он уже не пытался вступать в спор с комендантом лагеря, не дразнил его, а сразу же старался использовать то рациональное зерно, какое находил в советах и требованиях эсэсовца. Точно так, как требовал Брюгель, территория базы была обнесена столбами с колючей проволокой и белой полосой на земле; на крыше конторы появилось «гнездо», из которого вместо клюва аиста выглядывало дуло пулемета и голова часового; точно, как требовал Брюгель, проводилась перекличка в бригадах, и мастера докладывали дежурному по базе о том, что их люди все налицо. Единственное, с чем не согласился Верк, это тот срок, какой, по мнению Брюгеля, должен висеть «саботажник». Гауптман распорядился снять повешенного на третий день — он не терпел трупного запаха.

Да, сам факт ночного нападения очень неприятен. Но куда большее огорчение и беспокойство вызвало у Верка то обстоятельство, что, несмотря на давно полученные телеграммы об отправке специальных грузов для базы, вагоны с этими грузами не прибыли, и неизвестно, прибудут ли они вообще, — польские и советские партизаны не теряли времени даром, все больше и больше поездов пускали под откос. Десять дней — время немалое, особенно в военных условиях, но еще ни одна машина не вышла с базы, хотя многие из них уже были почти отремонтированы. На одной требовалось установить пушку, на другой — поставить новый мотор, на третьей — сменить некоторые детали. Теперь срок выпуска танков из ремонта зависел не от ремонтников, а от того, когда прибудут вагоны с запасными частями и деталями.

Верк, спокойный, уравновешенный, иронически смотрящий на жизнь Оскар Верк начинал нервничать. И было отчего: все его старания, энергия, организаторский талант могли оказаться израсходованными бесполезно. Правда, можно было снимать что-либо на одних машинах и ставить на другие этого типа, «лепить» из двух-трех неисправных танков один, готовый к бою. Но это была бы дьявольски неэффективная и непроизводительная работа, и такой вариант гауптман откладывал только на крайний случай. Теперь, кажется, откладывать надолго нельзя, слишком большой риск. Еще день-два Верк подождет. Но не больше... Вот тогда-то он и заставит иванов рвать жилы, будут работать от зари до зари. Только бы мастера выдержали.

Размышления Верка прервал стук в дверь.

— Да! — крикнул гауптман, полагая, что это кто-то из немецких мастеров.

Дверь приоткрылась, и показалась голова начальника караула полицая Тышли.

— Заходи, — скомандовал удивленный гауптман.

Тышля вскочил в комнату и торопливо закрыл за собой дверь, точно за ним кто-то гнался. Он явно был взволнован, на красном лице блестели капельки пота.

— В чем дело? Какой есть дело? — спросил Верк, не понимая, зачем он потребовался полицаю.

Тышля говорил по-немецки примерно так, как Верк по-русски.

— Я есть донесение. Очень важный секретный донесение. Рапорт.

— Рапорт? — ухмыльнулся гауптман. — Давай рапорт. Только не очень шнель. Мне надо слушать каждый слово. Давай.

— Заговор... — торопливо, заикаясь от волнения, начал Тышля. — Я раскрыл. Понимаете, группа из трех человек решила захватить танк. По-вашему панцер. Понимаете, захватить! Завести, сесть и уехать. Ту-ту!

Начиналась какая-то чертовщина. Уж не пьян ли этот Тышля? Глаза Верка сузились.

— Грабеж панцер?

— Как хотите, так и считайте. Грабеж, захват, похищение — все едино. Захватили бы и поехали. Ту-ту!

— Куда ту-ту? Ехать, куда ехать?

— Они мечтали податься к партизанам. В лес, к партизанам, к большевикам.

— Сколько их?

— Трое. Три человека.

— А как они будут управлять танком?

— Понимаете, у них есть книжка. Как это?.. Бух. Наставление. Инструкция. Они изучали книжку.

— Ты знаешь этих людей?

— Ну, как же. Не только знаю, я их захватил, арестовал, привел сюда.

— Привел?

— Да. Они в коридоре стоят. Показать главного?

Тышля оглянулся на дверь и продолжал с заговорщицким видом, перейдя на шепот:

— Между прочим, это сынок не кого-нибудь там, а начальника полиции Строкатова.

— Полицая Строкатова? — продолжал изумляться.

— Сын его. Да, да. В том-то и дело, господин гауптман. Папаша распинается перед вами, а сынок вон что надумал. Обратите внимание, может быть, и сам Строкатов того... — Тышля покрутил пальцами возле виска и злорадно ухмыльнулся. — Ненадежный, только на словах новый немецкий порядок поддерживает, а на самом деле...

«Этот Тышля пьян, несет вздор, — подумал Верк, — а может быть, просто шизофреник. Он ненавидит своего начальника и готов на все, чтобы сделать ему пакость. Впрочем... Впрочем, чего не бывает, партизаны проникают и в полицию. Занятно...»

— Давай!

Полицай нырнул в дверь и тотчас же вернулся, толкая перед собой плотного мальчугана лет тринадцати, который сердито озирался вокруг, но не проявлял каких-либо признаков растерянности и страха.

— Вот Тимур Строкатов. Собственной персоной. Это главный у них. Атаман всей шайки. Полюбуйтесь!

— Ну главный, ну и что? — презрительно взглянул на полицая Тимур.

Признаться, Верк был разочарован. Он не ожидал увидеть перед собой мальчика. Возможно, Тышля что-то напутал. Наверняка напутал. Если такой мальчик главный, то и все остальные из его «группы» такого же возрасти.

— Вот он не отказывается. Понял, что крутить нечего. Я ведь у него нашел эту книжицу. — И Тышля передал Верку растрепанную, захватанную маслеными руками книгу. Это было наставление по боевому использованию танка «тигр».