Страница 45 из 48
Вечереет. У стоянок воздушных кораблей кипит работа. Техники, мотористы и оружейники готовят самолеты в полет. Особенно напряженно трудится технический экипаж «девятки» - машины Героя Советского Союза Федорова. Гвардии капитан отправляется в многочасовой полет на выполнение особого задания. Техник и мотористы решили досрочно приготовить самолет, обеспечить безотказную работу механизмов, приборов и вооружения.
- Лейтенант Шишкин, как корабль? - спрашивает Федоров своего техника.
- Как положено - готов.
Федоров смотрит на часы. Стрелки показывают 19. До вылета - более двух часов. Командир благодарит техника и начинает осмотр машины. Сегодня он делает это с особой тщательностью. Дело в том, что его экипажу поручено произвести выброску двух разведчиков в глубоком тылу врага. Для этой цели на самолете переоборудованы бомбоотсеки. Вот почему капитан Федоров после осмотра моторов, управления и вооружения самолета обратил особое внимание именно на эту сторону дела.
- Василий Андреевич, - обратился он к подошедшему инженеру эскадрильи Цикулину, - вы проверяли надежность оборудования бомбоотсека?
- Не только проверял, но и руководил всей этой работой, - ответил Цикулин. И добавил: - Старший из разведчиков будет держать с вами и штурманом постоянную внутреннюю связь.
- Ну, а если внутренняя связь откажет?
- На этот случай предусмотрена световая сигнализация.
- Как она работает? - допытывался Федоров.
- Хорошо, - сказал инженер и пояснил: - Штурман нажимает белую кнопку - у разведчиков на щитке зажигается белая лампочка, означающая «приготовиться к прыжку», красная - «прыгай». [201]
- Вам это известно, капитан Голов? - спросил Федоров у стоявшего рядом штурмана.
- И мне, и разведчикам все это известно. По поводу использования связи и изучения команд проведен тренаж.
Уже стало темнеть, когда к самолету в сопровождении полковника были доставлены два разведчика. Разговор был предельно кратким. Федоров напомнил о порядке внутренней связи экипажа с разведчиками и об установленных сигналах. Перед посадкой в самолет старший из разведчиков, которого звали Максом, пожимая руку летчику и штурману, сказал:
- Благодарим вас за участие.
Вскоре с командного пункта поступил сигнал, разрешающий полет. Тут же принесли свежую метеосводку.
- Опять в районе выброски туман, - говорит Федоров. - Его, кажется, не переждешь. Летим, штурман?
- Летим, - ответил Голов.
Пожалуй, за всю войну экипажу Федорова ни разу не ставилось такого сложного и ответственного задания, как это. Любой ценой требовалось отыскать место выброски - лесную поляну. Но это только половина дела. Главное - надо было обеспечить наиболее точное приземление разведчиков, дать им возможность, не теряя времени, выйти к условленной явке. Удастся ли сделать все это без сучка, без задоринки?
Вот и линия фронта. С большой высоты хорошо видны вспышки от артиллерийских и минометных выстрелов, всюду горят населенные пункты. Капитан Голов, растянувшись на полу кабины и положив перед собой полетную карту, внимательно следил за ориентирами на земле. Сделав какие-то записи в бортовом журнале, он вызвал по внутренней связи Федорова.
- По плану снижение. Дальше пойдем на низкой высоте.
- Есть снижение! - отозвался летчик и ввел машину в пологое планирование.
На высоте пятисот метров Федоров вывел самолет в горизонтальный полет. Взял заданный штурманом курс, осмотрелся. Тревожно было на земле: враг, теснимый нашими войсками, спешно подтягивал к фронту живую силу и технику; было видно, как по дорогам с потушенными фарами двигались автомашины, тягачи тащили артиллерийские орудия, то тут, то там вспыхивали разноцветные [202] ракеты. Чуть правее летчик увидел ночной старт и посадку самолетов.
- Шерстяных, Будеев! - обратился командир к радисту и стрелку. - Усилить наблюдение за воздухом, докладывать мне об обстановке.
- Понято! - первым отозвался старшина Шерстяных.
Большую часть дальнейшего маршрута летели в сложных метеоусловиях. Низкая облачность и обледенение заставили экипаж снизиться. Настроение было подавленное, летели молча. Лишь на траверзе Берлина Голов, замигав сигнальной лампочкой, проговорил:
- До цели сто километров. Попытаемся зайти на нее с ходу.
Медленно двигались на бортовых часах стрелки. Поминутно росло напряжение у членов экипажа. Каждый думал только о том, как быстрее заметить на земле сигнальные огни и осуществить выброску разведчиков.
- Влево восемь, - скомандовал штурман.
Чтобы не разболтать самолет, Федоров координированными движениями всех рулей довернул машину на новый курс. Он на секунду взглянул за борт: под самолетом мелькала затянутая пеленой тумана лесистая местность. Наблюдения командира прервал голос Голова:
- До цели десять километров.
Проходит расчетное время. Самолет пролетел одну, вторую покрытые туманом лесные поляны, а условленного сигнала все нет и нет. Тревога экипажа росла.
- Огней нет, огней! - нервно кричал Голов.
- Спокойней, Фрол Иванович, спокойней, - мягко сказал Федоров. - Зайдем повторно с озера, как уславливались на земле.
Белесым, неузнаваемым показалось экипажу яйцеобразное озеро. Туман резко исказил его конфигурацию, растянул по краям, увеличил в размерах. Но Голов сквозь пелену все же успел заметить одну деталь: на южной оконечности озера стояло большое многоэтажное строение, которое было помечено и на полетной карте.
- Правый разворот, курс сорок! - несколько успокоившись, командовал Голов.
От озера до условленной поляны лететь всего пять минут. При хорошей видимости даже в ночных условиях летчики могли бы увидеть ее задолго до подхода. А сейчас [203] прошло три, четыре минуты… Место выброски как будто бы наметилось впереди, а огней не видно. Вот уже и пятая минута на исходе. И вдруг в наушниках раздался радостный голос Федорова:
- Справа вижу крест ярких огней - наша цель!
- Доворачивать поздно, сделаем еще заход с озера! - уже совсем повеселевшим голосом сказал штурман.
От огромного физического и морального напряжения Федоров весь взмок. Из-под шлема стекали крупные капли пота. Но он не замечал сейчас ничего, кроме стрелки компаса, за которой рельефно выделялась цифра 45 - новый курс на поляну. По-прежнему ерзал по кабине Голов. С трудом он выискивал на местности ориентиры и сличал их с картой. Вот он включил связь с разведчиками, заговорил:
- Алло, Макс, как меня слышите?
- Вас слышу хорошо.
- Приготовиться к прыжку. Высота полета 300 метров.
- Вас понял, высота триста. Мы готовы.
Усилившийся ветер несколько стянул туман с поляны ближе к просеке. Теперь весь экипаж отчетливо видел впереди яркий крест из огней и чуть правее - костер. Это был тот самый условленный знак, по которому экипаж должен произвести выброску парашютистов. Ведя прицеливание по световому кресту, Голов держал на связи разведчиков. Как только цель подошла к перекрестию прицела, он скомандовал:
- Прыгай!!!
Штурман резким движением дернул за рукоятку бомболюков. В ту же секунду послышался голос Макса:
- До встречи в Берлине!
…И вот теперь в торжественной тишине стоим мы все в строю и слушаем обращение Военного совета авиации дальнего действия по случаю штурма фашистской столицы. Его зачитывает наш командир подполковник Трехин. Волнующе звучат его последние слова:
- Снова на Берлин!
Радости воздушных воинов не было конца. Тут же на аэродроме возник короткий митинг, который на всю жизнь останется в нашей памяти. Каждый, кто от переполненных чувств хотел сказать хоть слово, выходил к тому месту, где стояла штабная машина с гвардейским [204] Знаменем, и говорил. Говорил самые весомые, самые пламенные слова за всю свою жизнь.
Подняв сжатый кулак, говорит всеми нами любимый, храбрейший из храбрых летчиков, Герой Советского Союза Анатолий Иванов:
- Сегодня под Берлином мы должны рассчитаться с фашистами сполна: ой, как руки чешутся отомстить за тебя, наша прекрасная советская земля, за истоптанные поля и луга, за сожженные города и села, за всех сирот и вдов наших. Смерть им и проклятье!