Страница 36 из 48
Но на войне бывает много непредвиденного и неожиданного. Так именно случилось в одну из зимних ночей. Экипажи полка с небольших высот бомбили скопление эшелонов на железнодорожном узле Великие Луки. Как и всегда, впереди шли экипажи осветителей, зажигальщиков цели. Симаков видел, как взрывались на станции первые серии бомб, возникали пожары. Он видел также, как [162] интенсивно била зенитка, ее снаряды рвались то несколько ниже, то выше эшелона бомбардировщиков. Лишь только штурман Миневич сбросил бомбы, как самолет с силой швырнуло вверх.
- Левую плоскость разворотило! - закричал стрелок-радист Прохуренко.
- Вижу! - спокойно, чтобы не вызывать паники в экипаже, сказал Симаков. Кренясь влево, он стал уводить машину в сторону от зенитных разрывов. Спустя минуту-другую командир так же спокойно сказал штурману:
- Гриша, давай пойдем по прямой, что-то барахлит левый элерон.
- Понятно - идти на прямую, - быстро отозвался Миневич.
До аэродрома долетели благополучно, посадка также была произведена удачно. Когда Симаков зарулил машину на стоянку, Левкин, увидев пробоину на плоскости корабля, так и ахнул.
- Как тебя стукнуло, дружище! - вслух сказал техник.
Вышли из своих кабин Симаков, Миневич, стрелки, подошли механик, моторист - все стали осматривать левую плоскость: видно было, как крупнокалиберный снаряд, пройдя сквозь плоскость и задев элерон, ушел вверх и где-то там разорвался.
- Да, счастье наше, друзья, что снаряд не разорвался в этом месте, - трогая рукой развороченную пробоину, сказал Симаков.
- Видать, невезучая эта машина, - смахивая с усов иней, подал голос Миневич. - Другая летает год - и ничего, а эту все бьют и бьют.
- Нет, Гриша, наша машина очень везучая, - возразил Симаков. - Ее враги колотят, а она все летает и летает. - И, повернувшись к Левкину, продолжал: - А как думает на этот счет самолетный лекарь?
- Корабль наш - самый счастливый! - сверкая глазами, ответил техник и тут же добавил: - К следующей боевой ночи он снова будет в строю.
- Вот и хорошо! - довольным голосом сказал Симаков и вместе со штурманом и стрелками направился на командный пункт.
Весть о том, что самолет № 16, подбитый над целью, [163] возвратился и стоит в капонире, разнеслась по всему аэродрому. Многие воины сочувственно говорили:
- Опять Левкину работки подвалило.
Техники с соседних машин - Моисеев, Горбунов, Царев, Котовский пришли первыми в капонир и в один голос заявили Левкину:
- Федя, зови нас всех. С аэродрома не уйдем, а сделаем, как надо.
- Да что вы, друзья, мы и сами управимся, - отвечал техник.
Но заместитель инженера полка по полевому ремонту Михаил Прокофьев все же прислал подмогу. Он завез также необходимый инструмент, листы дюралюминия, заклепки. Было решено: элерон не чинить, а заменить новым. И вот работа закипела. Несмотря на жгучий мороз, Левкин со своими механиком и мотористом, со специалистами-ремонтниками под руководством инженера эскадрильи Николая Демьяновича Соколова справились с трудным делом.
Оставшееся время Левкин и его помощники затратили на заделку небольших осколочных пробоин, на осмотр и подготовку моторов, всего навигационно-пилотажного оборудования к полету. В морозном небе солнце клонило к закату, когда технический состав отправился на отдых.
Около девяти часов вечера техник-лейтенант Левкин уже был на стоянке и показывал летчику плоды своего труда. Симаков осмотрел машину, заделку пробоин, опробовал работу элерона, моторов и, обращаясь к технику, восхищенно сказал:
- Да у вас золотые руки, они способны творить чудеса.
И Симаков был прав: технический состав во время войны показывал образец трудового героизма, беззаветного служения Родине. Постоянно скромный труд авиационных специалистов оказывал существенное влияние на ход и исход воздушных сражений. Помнится суровая зима первого года войны, битва под Москвой. Она была не только серьезным испытанием для нас, летных экипажей, но и требовала огромного напряжения от наших авиационных специалистов.
В условиях отступления и непрерывных боев техническому составу приходилось в невероятно трудных условиях готовить самолеты к эксплуатации зимой. Нужно [164] было своими силами изготовить и подогнать теплые чехлы для двигателей, заглушки для тоннелей масляных радиаторов, изготовить средства подогрева для двигателей. И это все делалось в процессе подготовки самолетов к новым боевым полетам.
А сколько раз наши техники и механики в самой различной обстановке поднимали подбитые самолеты, ремонтировали машины в полевых условиях, возвращали их в строй! Как легенду, передавали мы рассказ о подвиге летчика и авиационного механика, который был совершен в сорок третьем году на Орловско-Курской дуге.
Шла интенсивная подготовка к сражению. В воздухе то на одном, то на другом участке фронта вспыхивали горячие бои истребителей: происходила настоящая проба сил. В одном из таких полетов летчик старший лейтенант Курашин был подбит. Он совершил вынужденную посадку на нейтральную полосу вблизи наших передовых подразделений. Оставив самолет, он под обстрелом с помощью пехотинцев вышел в расположение наших войск. Добравшись до своего аэродрома, пришел к командиру части.
- Что случилось с машиной, старший лейтенант?
- В бою пробит бензобак, сел на «живот».
- Самолет жаль, - продолжал командир. - Сейчас он дороже золота.
- Понимаю, товарищ подполковник, машину я осторожно сажал, она целехонька. Поднять бы ее, сменить бак, я бы ее пригнал.
- Да разве ж позволят такое фашисты? Расстреляют в упор, - рассуждал командир.
- Разрешите мне пойти, товарищ подполковник! - сказал стоявший рядом механик самолета старшина Куриленко.
Командир смерил старшину суровым взглядом, посмотрел прямо в его сверкающие искорками глаза и, подумав, ответил:
- Ну что же, Куриленко, попробуйте. Все работы выполняйте только ночью при строжайшей маскировке.
- Полный порядок будет, товарищ подполковник. Присылайте летчика, - сказал механик и быстро выбежал из землянки.
Вместе с Куриленко на задание отправились еще два механика и три моториста. Они захватили с собой необходимый инструмент и несколько двадцатилитровых банок [165] с бензином. Под покровом ночи воины благополучно добрались до самолета и сразу же приступили к делу. С помощью специальных резинотканевых подъемников они вывесили машину над землей и поставили ее на колеса. Было тихо вокруг. Немцы, видимо, полагали, что русские не решатся предпринять что-либо для восстановления самолета, и поэтому не интересовались подбитой машиной. Куриленко это было на руку.
Старшина, конечно, не рассчитывал на то, что гитлеровцы позволят его группе безнаказанно увести самолет, и он пошел на такую хитрость. Вместе с помощниками откатил машину метров на двадцать - тридцать в кустарник, за которым находилась довольно ровная поляна. На то место, где только что стоял истребитель, воины набросали хворосту, корней от спиленных деревьев и облили все бензином. Куриленко командовал:
- Всем к самолету, костром займусь сам.
Когда все укрылись в кустарнике, старшина поджег дровяную кучу и что есть мочи пустился бежать к кустарнику. Не успел он укрыться, как немцы открыли сильный огонь по тому месту, где пылал костер. Снаряды и пули попадали в костер, вздымая к небу снопы искр, разбрасывая во все стороны хворост. Так продолжалось минут пятнадцать.
Не теряя драгоценного времени, Куриленко с товарищами производил на самолете восстановительные работы. А на рассвете, едва не цепляя колесами за верхушки общипанного осколками снарядов кустарника, с ревом поднялся в воздух «сгоревший» ночью самолет. Машина круто развернулась и на бреющем ушла в сторону наших войск.
На аэродроме были поражены успехом операции. Командир, обнимая летчика Курашина и механика Куриленко, весело говорил:
- Спасибо за верную службу, спасибо!