Страница 17 из 48
И в этом полете я летел в экипаже Карымова. Наше звено вел летчик старший лейтенант Шатунов. После того как группа отошла от берега, погода испортилась. Через час сплошная облачность встала на нашем пути, затягивая море, горизонт серой пеленой. Эта пелена скрывала из виду впереди идущие машины. В кабине корабля стало холодно и сыро.
- Пробьемся ли? - нарушив молчание, заговорил Карымов.
- По расчетам синоптиков, через полчаса облачность должна подняться, видимость улучшится, - ответил я.
- Хорошо бы, не то скоро винтами придется рубить морские волны, - смеясь сказал Карымов.
Мы шли над морем уже больше двух часов. Наконец погода улучшилась, стал просматриваться горизонт. Внизу изредка попадались одиночные сторожевые корабли, транспорты противника.
- Вот бы ударить по одному, - мигая сигнальной лампочкой, сказал радист Артем Мартемьянов.
- Нельзя. Нарушим приказ, - ответил Карымов. - Для нас и на заданной цели работы хватит.
Облачность заметно поредела, улучшилась вертикальная и горизонтальная видимость. Дальнейший полет проходит над мелкими безлюдными островками, разбросанными по всему побережью Северной Норвегии. Эти острова тянулись до района Тромсэ. Но вот вдали показался большой город и порт, а в нескольких километрах - аэродром.
Командир плавно развернул самолет, ведомые звена повторили его маневр. Это же сделали и другие звенья. И когда обстановка была уточнена, Головатенко через рацию радиста приказал:
- Звену Шатунова бомбить склад горючего, что на северной окраине аэродрома. Остальным - бить по самолетам!
И тотчас же начался штурм аэродрома. Гитлеровцы успели кое-как рассредоточить свои «юнкерсы», но не смогли прикрыть свою авиабазу зенитными средствами. Это позволило нам беспрепятственно бомбардировать цель. На стоянках то тут, то там вспыхивали взрывы, возникали пожары.
Наше звено резко отвернуло вправо. По команде штурмана Неводничего мы открыли бомболюки и приготовились [76] к сбрасыванию бомб. Как только с ведущего самолета показалась первая бомба, вниз полетели бомбы и с ведомых самолетов. Они рвались с недолетом и чуть правее склада горючего. Несколько бомб угодило в баки, вызвав сильные взрывы. И когда мы развернулись и ушли в море, над сопками долго еще был виден темный столб дыма.
На очереди стоял порт Гаммерферст - база крупных кораблей и подводных лодок. Порт этот находился так же, как и Тромсэ, на большом удалении от аэродрома вылета. Чтобы достичь его и вернуться на базу, наши экипажи должны были пробыть в воздухе более шести часов.
Следуя по маршруту над морем вдали от побережья, мы скрытно подошли к цели. Однако гитлеровцы, видимо, были уже наготове и встретили идущие друг за другом звенья огнем орудий зенитных батарей. К счастью, снаряды рвались выше наших самолетов и не причинили им вреда. К моменту налета в порту Гаммерферст не оказалось ни крупных военных кораблей, ни подводных лодок. У причала находилось всего два транспорта и несколько мелких сторожевых кораблей. За точку прицеливания экипажам пришлось брать транспортные суда. В результате был сожжен лишь один сторожевой корабль да небольшое складское помещение.
Некоторые экипажи нашего полка не участвовали в полете на Гаммерферст. Они планировались для ведения дальней разведки и обеспечения проводки конвоя союзников в порт Мурманск. Старший лейтенант Кибардин вылетел со своим звеном в море для выполнения этой задачи. На маршруте выпадали сильные осадки, и летчики, несмотря на активный поиск, не встретили ни одного вражеского судна. Но что же делать с бомбами? Не бросать же их в море!
Кибардин вызвал штурмана капитана Анисимова:
- Слышь, Степа, подсчитай-ка, сколько займет времени полет до Киркенеса и от него до аэродрома посадки?
- Я уже прикинул: около полутора часов, - ответил штурман.
- Значит, горючки хватит, - обрадованно продолжал Кибардин. - Берем курс на Киркенес!
Анисимов быстро проложил маршрут, рассчитал курс и повел звено к вражескому аэродрому. Все бомбардировщики [77] с малой высоты метко сбросили бомбы на стоянки, где размещались пикировщики Ю-87. Радисты и стрелки обрушили по самолетам огонь своих пулеметов. Летчики хорошо видели, как на земле взорвались три пикировщика, заполыхало аэродромное здание. Две-три фугаски угодили на летное поле.
Когда бомбардировщики отошли от аэродрома, Кибардин приказал стрелку-радисту сержанту Белокурову передать на землю закодированную радиограмму: «Высылайте на аэродром Киркенес авиацию. Отвечайте, как поняли».
Вскоре Белокуров получил ответ: «Вас поняли хорошо. Все бомбардировщики в расходе».
Кибардин недовольно заворчал и, обращаясь к штурману, сказал:
- Нехорошо получается, Степан. Основные наши силы ушли за тридевять земель на Гаммерферст, а тут под боком вражеские пикировщики сидят… И стукнуть-то как следует по ним нечем.
- Да, - ответил Анисимов. - Пока караван судов на подходе, надо бы, не переставая, бомбить по всем ближним аэродромам. А мы что?
Как только конвой оказался на подходе к Кольской губе, вражеская авиация, базирующаяся на аэродромах в районе Петсамо-Луостари, стала наносить по судам один удар за другим. Группы самолетов Ю-87, Ю-88 в сопровождении истребителей бомбили транспорты и сопровождающие их корабли. И только благодаря мужеству, храбрости и отваге летчиков-истребителей части подполковника Сафонова гитлеровские стервятники большого успеха не имели. Сафоновцы вовремя вылетали навстречу противнику, завязывали воздушные бои, вынуждали бомбардировщиков бросать бомбы где попало. Только 30 мая наши истребители сбили 10 самолетов, три из которых поджег сам командир. Но случилось так, что в одном жарком бою, когда на самолет командира полка налетели несколько стервятников, вражеская пуля сразила подполковника Сафонова, и он вместе с машиной утонул в море. Это была самая тяжелая утрата летчиков ВВС Северного флота. Погиб первый ас Заполярья. На боевом счету Бориса Феоктистовича имелось 25 сбитых фашистских самолетов. Сафонову одному из первых было присвоено звание дважды Героя Советского Союза (посмертно). [78]
Группа нашего полка также имела одну боевую потерю. Не вернулся с задания экипаж старшего лейтенанта Оношко. Мы думали, что все члены экипажа погибли. Но это было не так. Через полтора месяца норвежские патриоты помогли Оношко и его штурману Селиванову переправиться через линию фронта в расположение советских войск. Судьба же радиста и воздушного стрелка осталась неизвестной.
В ясные полярные дни морской путь вокруг северной точки Норвегии - мыса Нордкап был очень опасным. Как и следовало ожидать, англичане не хотели рисковать своими грузовыми судами, конвоем. И тогда движение морских караванов в Советский Союз было временно прекращено.
* * *
Лишь в середине сентября 1942 года движение конвоев возобновилось. Самолеты 36-й дивизии вновь перелетели на Север. На этот раз полки рассредоточили на двух аэродромах. Все полеты планировалось проводить в полярную ночь. Летный состав, имея достаточный опыт полетов ночью, был вполне подготовлен к действиям в таких условиях.
На этот раз командование 5-го немецкого воздушного флота рассредоточило свою авиацию и на побережье, особенно в глубине северной провинции Финляндии - Лапландии. Важными аэродромами на побережье по-прежнему оставались Киркенес, Хебугтен, Луостари, Банак, по которым в основном должен действовать 42-й полк; на юге Лапландии - аэродромы Алакуртти, Рованиеми, Кеми и Кемиярви - цели нашего, 455-го полка. Если северные авиационные базы предназначались для борьбы с конвоями союзников в Баренцевом море и на Кольской губе, то с южных гитлеровцы производили налеты на суда, находящиеся не только в районе Архангельска, но и на суда, продвигавшиеся с грузами на юг Белого моря.
В течение двух месяцев, начиная с двадцатых чисел сентября, наши бомбардировщики непрерывно наносили удары по вражеским аэродромам. К этому времени полярная ночь полностью еще не наступила, но большая продолжительность темного времени суток позволяла производить по два вылета в ночь. [79]