Время Обреченных

Говоря о трёх часах, Яровиц видимо приврал. По прикидкам Сурова, блуждания по "буреломам" и "чащобам", которыми пугал майор, отняли часов пять. Видел бы Яровиц буреломы средней полосы России, аугсбургский лес показался бы ему просто неухоженным парком. Чего уж тут говорить о сибирской тайге! Группа вслед за шутцполицаем вышла к добротному домику, как потом выяснилось, это была когда-то сторожка лесника.

– Пришли, господа, – сказал майор. – Надеюсь, не зря отнял ваше время.

– За нами наблюдают, – произнёс Бергоф.

– Естественно, – ответил Яровиц. – Мои ребята не спят… Эй, Ленц! Смотри, не сделай во мне дырку!

Рекомый Ленцем здоровяк, лет под сорок на вид, вышел из-за деревьев, держа на изготовку карабин Маузера.

– Гостей привели, герр майор?

– Да, Ленц. Скажи, пусть все выходят. Я привёл друзей.

Яровиц обернулся к Сурову.

– Вижу, вы даже костюм не порвали. Только паутина прицепилась.

– Не ползком же я сюда, – улыбнулся Всеволод, снимая паутину с плеча и оттряхивая от прилипших листьев шляпу.

Из-за деревьев вышли ещё двое, на ходу забрасывая за плечи карабины.

– Прошу, господа, – махнул рукой Яровиц.

Внутри дом оказался обжитым, что в общем-то не удивляло. Быт не хитрый, но всё что нужно для проживания здесь имелось. Пахло прелыми листьями, стиранным бельём и табаком. Чистота и порядок. Ленц по сигналу Яровица откинул чистый, но затоптанный половик, да дёрнул кольцо напольного люка. Затем зажёг керосиновую лампу и спустился. За ним последовали остальные, кроме тех двух "лесовиков", оставшихся снаружи на охране.

Подвал был просторен. Остро пахло машинным маслом. Вдоль стен стеллажи с фанерными коробками и оружием. По центру располагались столы, на которых тоже лежало, стояло и громоздилось оружие. Под столами и зачастую вместо оных штабеля ящиков. На них отдельные пачки патронов всех калибров, ящички с медикаментами и тушёнкой. Канистры с керосином пристроены отдельно в одном из углов.

– Мне кажется, господа, тут целую роту вооружить можно, – оценил Ильин и сдержался чтобы не присвистнуть. – Даже оптика есть.

– Можно и две роты, – похвастал Яровиц. – Выбирайте, камерады.

Суров честно себе признал, что глаза буквально разбегаются от изобилия. Чего тут только не было! Пулемёты, винтовки, карабины, пистолеты-пулемёты, даже револьверы. Впрочем, последние его не интересовали, разве что с видом знатока в руках подержать. Русское оружие представлено не было, может оно и к лучшему.

Ребята разбрелись по подвалу, беря в руки смертоносные игрушки, клацая, щёлкая, вертя. Карпова интересовали только винтовки. В самодельных пирамидках стояло до трёх десятков французских 7,5-мм MAS36, пятипатронные магазины хранились в ящиках отдельно. Карпов повертел одну из них и поставил обратно. На английские винтари даже не взглянул, в континентальной Европе британское оружие не ценилось. Его заинтересовала единственная итальянка Паравиччини-Каркано. Винтовка образца 1891 года до сих пор стояла на вооружении итальянской армии и балканских стран. Винтовка в общем-то неплохая, созданная инженером Каркано на государственном арсенале в городе Терни, и принята на вооружение решением комиссии генерала Паравиччини. Патроны к ней были разработаны калибра 6,5-мм с гильзой без закраины, с длинной относительно тупоконечной оболочечной пулей. Однако этот винтарь пехотного варианта модификации М38 был переделан под остропулевой патрон 7,35-мм с повышенной убойностью. Карпов оставил винтовку с сожалением, оружие хоть и знакомое, но оптики к нему не было. Он выбрал себе надёжную австриячку 8-мм Штайр-Манлихер модификации М95/30, удостоверившись, что на казённой части ствола стоит буква "S". Буковка означала, что винтовка образца 1930-го модифицирована под более мощный патрон 8х56R. Штайр-Манлихеров здесь хранилось около шести десятков, в основном конечно образца прошлого века, но Карпова подкупило наличие оптики. Крепление четырёхкратного прицела было переделано. Не зная мелочей, не скажешь, что оптика от винтовки Маузера, на прицеле отсутствовал привычное клеймо ZIEL-DIALYT.

Суров без промедления наложил лапу на одинокий пистолет-пулемёт Томпсона. ПП его устраивал, даром что американский. И темп стрельбы до 800 выстрелов в минуту, и эффективная дальность до 150 метров – вполне прилично. И калибр 11,43-мм довольно убойный. Для задуманного – самое то. Одно только плохо – мало боеприпасов. Всего лишь три барабана на 50 патронов. Вот если бы на 100 – другое дело. Но это всё же лучше чем коробчатые магазины на 20 или на 30 патронов.

Ильин выбрал себе итальянский 9-мм ПП Беретта М1918. Штыка к нему не было, да он и не нужен. Единственное что раздражало в Беретте – верхнее расположение 25-патронного магазина. Этакая хреновина мешала целиться, впрочем, в ближнем бою это по большому счёту не существенно. А так, этот ПП, разработанный в конце Великой Войны, соперничал с Бергманом-Шмайсером MP18 за право именоваться первым в мире полноценным пистолетом-пулемётом. Имейся выбор, Ильин бы предпочёл автомат Фёдорова, а ещё лучше АФТ-34, но те были именно автоматами, а не ПП, и в арсенале Яровица они отсутствовали.

Бергоф выбирал ручник. Пулемётов здесь было с дюжину. Парочка ветеранов Мировой Войны англо-американские Льюисы, несколько более новых британских 7,7-мм Виккерс-Бертье, два французских MAC 1924/29 калибра 7,5-мм, даже бельгийский 7,65-мм FN модели D с мизерным магазином на 20 патронов. Бельгиец являлся по сути модификацией американского пулемёта Кольт R75, разработанного на базе автоматической винтовки Браунинга BAR M1918. Бергоф взял его на руки, приноравливаясь к весу, перехватил за ручку, прицелился для пробы. И положил на место, с тоской вернувшись к французским МАС. И тут заметил прикрытую брезентом австро-швейцарскую машинку Штайр-Золотурн. Глаза Бергофа загорелись, он откинул брезент и с улыбкой погладил ствол MG-30. В общем-то это был германский машингевер. После Великой Войн Германия по условиям версальского мира не могла разрабатывать многие образцы вооружения. Поэтому все разработки в разное время были перенесены в дружественные страны. Концерн Рейнметалл приобрел швейцарскую оружейную фирму Золотурн, уже через год на свет появился сконструированный Луисом Штанге опытный пулемёт S2 100, он же MG-29. После нескольких доработок в серию был запущен MG-30, принятый на вооружение австрийской армии, а позже и венгерской. Перед Бергофом была модификация под патрон 7,92-мм, существовали и восьмимиллиметровые.

– Нужна взрывчатка, – обратился Суров. – Желательно ТОЛ.

– Увы, – развёл руками Яровиц, – взрывчатка есть, запалов нет. Могу предложить винтовочные гранаты.

– Мы не откажемся, – улыбнулся Бергоф.

– Не откажемся, – подтвердил Суров.

– Фридрих, – обратился Яровиц к Ленцу и кивнул в сторону дальнего угла, – Давай сюда ящик.

Гранаты оказались нового образца. 40-мм, разработанные для карабина Маузера, с холостыми патронами в комплекте. Суров с интересом взял одну в руки, повертел, рассматривая крыльчатку и маркировку. Эффективная дальность – метров триста максимум, убойность так себе. Но при сноровке вещь весьма удобная для накрытия огневых точек. Одно плохо, придётся ради них винтари брать в нагрузку. Да и самих гранат мало.

– А теперь господа, – сказал Яровиц, – поскольку вы здесь и поскольку я вас вооружаю… И прежде чем мы затронем вопрос о способах экстренной связи… Не имеете ли намеренья приоткрыть карты?

– Хорошо, – согласился Суров, отмечая как ловит майор глазами каждый его жест и мимику. – Хорошо, приоткроем. Я ждал, что вы спросите или предложите нечто подобное.

– И?

– Мы хотим устроить лайми чёрный день.

– Губернатор?

– Нет. Кое-кто должен прибыть в Аугсбург. Мы должны его ликвидировать.

Яровиц прикусил губу. С минуту в подвале царило молчание. Ленц оживился. Судя по загоревшимся в глазах огонькам, он хотел что-то спросить, но не решился.

– Не мало ли вас, господа? – спросил Яровиц. – Четверо. Но вооружаетесь так, будто готовитесь к уличным боям.