Время Обреченных

– "Волк-2"… "Волк-2", – вызвал Зиммель Россохина.

– Вас слышу, "Вожак", – мгновенно ответил комэск-2.

– "Волк-2", атакуйте это полудохлое корыто. Кажется, это "Маджестик".

– Вас понял, "Вожак". Вас понял. Атакую "Маджестик".

– "Вожак", – обратился слушавший эфир Дубинин, – я оставлю тут свою пару. На всякий случай.

– Хорошо, – Зиммель кивнул, как будто подполковник мог его сейчас увидеть.

От строя Касаток отвалила эскадрилья Россохина и ушла выполнять боевую задачу. Остались тут барражировать и два "лютика".

Более интересный, с точки зрения охоты, ордер Зиммель засёк немного погодя. Это были "старые знакомые": линкоры "Тэмерер", "Кинг Джордж V" и линейный крейсер "Тайгер". Узнать их оказалось трудновато, корабли выглядели мрачными, покорёженными остовами, частично лишёнными артиллерии. У "Тэмерера" и "Кинга" даже с высоты заметен крен на правый борт.

Гиганты уходили строем пеленга с дистанцией между кораблями в три кабельтовых; "Кинг Джордж V", как самый повреждённый, находился в центре построения. Все три шли противолодочными зигзагами в охранении эсминцев типа "Е" и одного типа "Трайбл", видимо из состава 7-й флотилии, которая пока что не вступала в бой. Примерно в двух милях по левому траверзу концевого "Тэмерера" наматывали круги два корвета типа "Кингфиш" – малые корабли водоизмещением 510 тонн; возглавлял их шлюп, судя по очертаниям, из новейшей серии "Биттерн". Эскортники сбрасывали глубинные бомбы, работая совместно с парой кружащих на малой высоте Уолресов. Очевидно, они пытались потопить подлодку, что недавно неудачно атаковала линейных исполинов. Стрелять торпедами по цели, движущейся 20-узловым ходом, дело практически дохлое – в упор не подойти, а опасности хоть отбавляй. Эскорт мигом отреагирует и начнёт забрасывать бомбами. Что и произошло. У подлодки рисковый экипаж, раз он решился на атаку.

Проводив взглядом сорвавшихся к Уолресам "лютиков", Зиммель вдавил тангенту:

– "Волк-1", заходим на "Тэмерер". Курс – 260. Потом выходим на боевой на 95.

– Вас понял, "Вожак". Попробуем его уделать.

– Уделаем, – уверенно заявил майор. – Обязательно уделаем.

И шесть торпедоносцев первой эскадрильи повернули следом за ведущей Касаткой Зиммеля.

На боевой курс они зашли с высоты полторы тысячи. Майор намеревался атаковать флагман Хортона так, чтобы шедший в голове пеленга "Тайгер" не мог толком вести зенитный огонь. У линкоров сильно пострадала артиллерия ПВО – это существенно облегчало задачу. Но однако зенитки не были выбиты вчистую. Да и эсминцы готовились поставить огневую завесу, первые кляксы разрывов уже показались по курсу Касаток.

И началась привычная злая потеха, с сорока кабельтовых торпедоносцы понеслись в пике навстречу шрапнелям и огненным росчеркам. Фигурки зенитчиков "Тэмерера", спешащий под торпеды эсминец, трассеры с "Кинга" и рвущиеся слишком высоко 120-мм шрапнели "Тайгера" – всё это Зиммель успел запечатлеть, прежде чем его вниманием полностью завладел вражеский флагман. Майор больше не видел ничего вокруг, вернее заставил себя не видеть. Главное, сбросить под нужным углом торпеду.

Линкор быстро рос на глазах, порождая впечатление, что ещё чуть-чуть и уже не отвернуть, не успеть сойти с курса и тогда твой конец предрешён – врезаться в его громадный корпус. Но впечатление это обманчиво, почему-то всегда казалось, что до цели ближе, чем на самом деле.

Десять кабельтовых. Зиммель потянул штурвал на себя, самолёт начал послушно выходить из пикирования. Шесть кабельтовых, пять… На высоте четырнадцати метров Касатка подпрыгнула. Торпеда ушла в воду, оставив на поверхности обломки рулей, и вскоре вынырнула, чтобы вновь погрузиться на установленную глубину. Находясь на острие атаки, майор не видел как горящий "08" поручика Подколзина врезался в палубу. Касатку Зиммеля сильно встряхнуло, набирая высоту с отворотом влево, он не сразу заметил, что ладонь прилипает к штурвалу. Он понял, что ранен когда не смог сразу заложить вираж – в руке не хватило силы и пришлось помогать второй. На рукоятке кровавые разводы, а правая рука потихоньку немеет.

Из семи торпед в линкор ударили четыре, под первым носовым плутонгом и фок-мачтой. Из остальных одна не взорвалась, другая была расстреляна, третья срикошетировала от воды и пошла почти параллельным курсом с кораблём. Четыре взрыва синхронно взметнули высокие водяные султаны выше уцелевшей фок-мачты. И не успели ещё осесть тонны потревоженной воды, как борт "Тэмерера" окутало дымом. Самое большое разрушение натворила торпеда погибшего поручика Подколзина, поразив линкор в одну из прежних пробоин и разорвавшись в затопленном отсеке. На беду англичан, от взрыва дали сильную течь смежные отсеки и "Тэмерер", и до этого имевший небольшой дифферент, начал сильно проседать на нос.

Набирая высоту, Зиммель пытался выявить повреждения своей Касатки. Похоже, её не сильно повредило: элероны слушаются, хвостовое оперение цело, мотор исправно гудит, даже топливопроводы не пробиты. Только в остеклении фонаря дырка размером с кулак. И где-то должна быть ещё по меньшей мере одна пробоина – майор уже начинал чувствовать тупую боль в рёбрах с левого бока. Сам бок ощутимо холодило, видимо, застывала кровь и судя по всему кровотечение не сильное. Застопорив штурвал, он кое-как распанахал ножом штанину и сделал перевязку руки. Досадуя, что в кабине нет простой аптечки с бинтами. В дальнейшем надо будет это исправить. И не только в его дивизионе, глядишь, и "лютики" прислушаются.

Выйдя в эфир, Зиммель связался с Россохиным, тот доложил об успешном торпедировании "Маджестика" и о серьёзных повреждениях трёх Касаток, включая его собственную. Но самолёты продолжали лететь на "Макаров" и комэск-2 надеялся, что запаса прочности у них хватит, чтобы дотянуть до палубы. Затем майор сообщил Малейчуку о своём ранении, теперь самолёты домой повёл комэск-1.

– Что ж ты сразу не сказал, командир? – спросил Малейчук.

– Думал, просто царапины…

– Царапины! Держись за мой хвост и поменьше дёргайся. А то опять кровь пойдёт.

И Зиммель держался за хвостом капитана, как приклеенный. Вторым ведомым к Малейчуку пристроился поручик Дымов. Сзади шла тройка штабс-капитана Нагорнова с поручиками Бутейниковым и Гайдуковым в ведомых. "Лютики" Дубинина держались выше на четыреста метров, подполковник похвастал, что его пара спустила в море тех Уолресов.

Малейчук избрал обратный маршрут так, чтобы пройти в миле стороной от ордера "Маджестика". Даже с высоты пяти тысяч гигантская туша линейного крейсера прекрасно просматривалась. "Маджестик" лёг на борт и тонул, море уже почти поглотило его, а вокруг – среди разбросанных обломков и импровизированных плавсредств суетились спасательные команды с эсминцев и корветов. Огонь их зениток был сейчас бессилен.

Как долетел до "Макарова" Зиммель помнил плохо. Где-то на полпути по боку вниз стало расползаться тепло, сразу за ним начинало холодить – верный признак кровотечения. Кажется, он даже пару раз терял сознание на несколько секунд, по крайней мере, в глазах темнело и шумело в ушах.

И вот она заветная палуба. По всем писанным и не писанным правилам повреждённые самолёты пропускали на посадку первыми, а если пилот ранен, то вне очереди. Зайдя с носа, Зиммель уменьшил сектор газа и выбрал глиссаду. В голове ни одной посторонней мысли, всё внимание на посадку, только в глазах предательски мерцали чёрные мушки и править штурвалом приходилось здоровой левой рукой, отчего напрягались мышцы раненного бока и резко простреливало болью в шею.

Плавно погасив скорость до предельно допустимых ста девяноста км/ч, Касатка "25" ударила стойками шасси о палубу, подпрыгнула и через несколько метров гак зацепился о первый же трос. Торпедоносец резко сбросил скорость практически до пешеходной. В этот момент сознание Зиммеля отключилось, самолёт повело в сторону и он врезался в надстройку. Счастье ещё, что не вылетел за борт.