Город холодных руин

А Малум выскользнул из зала, надел пальто и вышел на холод.

Малум ждал, ночь была морозной. В белой маске, в нескольких шагах от Рю Нар – слишком близко от дома, но ничего не поделаешь, надо развязаться с этим делом. Сотни фонарей и редкие биолюмы скользили по улицам города, словно звездное небо опустилось на землю и светила продолжали здесь свой небесный путь. Еще ездили фиакры, развозя любителей ночных удовольствий по злачным местам. Мимо, смеясь, цокая каблучками и чокаясь на ходу бутылками, прошли две девушки-блондинки в длинных плащах – зрелище, вполне типичное для этой части Виллирена. Рыжая бабенка с огромным пузом, шаркая, шла в его сторону, потом вдруг споткнулась и уронила на мостовую сумку. Видимо, на новое пальто, более подходящее ее нынешнему положению, у нее не было денег, а старое так натянулось под напором живота, что пуговицы едва держались. Интересно, о чем думают младенцы, лежа в этой липкой темноте, как в коконе? Чувствует ли этот, в какой ад он попадет, когда родится?

Малум шагнул вперед, думая: «Черт, испорчу сейчас прикрытие», и помог ей собрать выпавшие на мостовую куски мяса. Сначала она, наверное, решила, что он хочет ее ограбить, но потом прошептала робкое «спасибо», принимая сумку у него из рук. Они обменялись беглыми взглядами, и Малум ощутил глубокий волнующий аромат ее… крови.

Он уже давно не испытывал ничего подобного, потому что обычно держал свою жажду под контролем. Вот и на этот раз он отвернулся, а беременная женщина продолжила свой путь.

Ему необходимо было вернуться в зону – определенное ментальное пространство, в котором ему приходилось обитать, – чтобы завершить начатое дело.

В Виллирене были десятки площадей вроде этой, однако она находилась в одном из тех редких кварталов, которым удалось избежать отупляющего своим постоянством процесса перестройки. Просто удивительно, до чего быстро меняется все кругом, думал Малум; деревянные дома рано или поздно с неизбежностью вытесняются каменными. Деньги горнопромышленников подпитывают благосостояние кузнечного дела, и город растет так стремительно и неудержимо, что, посиди человек на углу улицы подольше, вокруг него построят магазин.

Малум проверил ножи – один в сапоге, другой в рукаве, прямые односторонние клинки с курносыми кончиками, как раз то, что нужно для этой работы. Рот прикрыт шарфом, тяжелый сюртук защищает от всепроникающей мороси, трехрогая шляпа сдвинута на лоб, белая маска закрывает верхнюю часть лица. Сердце грохотало так, что он чувствовал свое волнение едва ли не на вкус.

Снова вперед. Некоторые торговцы еще оставались на своих местах: одни жарили еду, другие продавали – кто теплую одежду, а кто кувшины, горшки, тарелки. Он заметил мальчишку, которому, кажется, сам продал недавно поддельную реликвию, и очень удивился, что паренек еще жив. Вечно какие-нибудь пацаны крутятся под ногами, куда ни пойди, так уж здесь заведено. Видно, делать им нечего, кроме как шататься днем по рынку да пялиться на товары и причудливую мешанину людей, а ночами ошиваться у злачных мест. Никуда от них не денешься.

Прямоугольник света – его цель: это дверь, в ней силуэт стоящего человека, толстый из-за объемистого пальто. Их взгляды встретились, и они немедленно узнали друг друга, но оба поняли, что показывать этого нельзя. Малум бросил ему несколько серебряных лордилов, вошел и начал спускаться по лестнице туда, где было относительно тепло и терпкие запахи усиливали невесть откуда взявшуюся клаустрофобию.

С годами такая работа давалась ему все труднее, но эту, он чувствовал, ему необходимо было сделать самому.

Тиндар Лезальт владел несколькими борделями в элитных кварталах Виллирена, которых было не так много. Еще он проворачивал разные аферы, тоже не много, не больше, чем игорных дел, которые Малума совершенно не интересовали. Те, кто знал, как искать, могли найти его каждую вторую ночь в подвальном помещении одного из его борделей, который специализировался на женщинах из местных племен, что вызывало у Малума куда больше отвращения. Этих женщин вырывали из родной им среды и подкладывали под бизнесменов и бандитов, которые трахали их, а потом пили импортную водку, делились впечатлениями о том, как они их трахнули, и вспоминали добрые старые времена.

Малум сам был не из таких, не имел к ним никакого отношения и считал, что они просто позорят само имя бандитов. Кое-кто полагал, что Тиндар занимался секретными и дорогостоящими операциями по усовершенствованию культистами человеческого тела. Ходили и еще более темные слухи о пересаживании людям частей тел животных, о том, что такие эксперименты оплачивались из имперской казны, и о целых поселках комбинированных людей, разбросанных якобы по всему архипелагу. Малум мог в это поверить, ему доводилось видеть такие образцы, явно носившие следы вмешательства, причем иногда настолько жуткие, что куда там до них искусственно выращенным тварям, с которыми он дрался в подземелье. На Джокулле и Маоуре, за пределами империи, были такие отдаленные деревни, где подобные полукровки и квартероны пугали даже друг друга, ковыляя на искалеченных ногах из хижины в хижину.

Все эти сомнительные предприятия были лишь малой толикой того, чем занимался обычно Тиндар, но не за это Малум собирался его убить.

Три двери по коридору, последняя слева. За ней шум: взволнованная болтовня, визгливый смех. Малум вошел, боком скользнув в проход. Внутри старики в масках играли в карты при свете зеленого биолюма. Другие клиенты пили у бара, где пронырливый культист старательно убеждал их купить реликвию, заряженную его несовершенной магией, из-за чего покупатели могли расстаться впоследствии с рукой, ногой, а то и с жизнью. Малум прошел на середину, словно собираясь сесть за стол, и остановился. Вдоль одной стены стояли клетки, в них сидели псы, выведенные специально для клеточных боев: громадины, помесь то ли с джилами, то ли еще с кем, некоторые с двумя головами и мощными клыками. Глядя на них, легко было поверить в слухи, ходившие о хозяине заведения. Деньги в таких полулегальных местах переходили из рук в руки даже быстрее, чем наверху, в городе. Здесь они просто испаряются из карманов. Взгляды всех собравшихся устремились к Малуму; были среди них знакомые лица, иных он видел впервые.

Вон он, там. В углу комнаты две полностью одетые рыжеволосые шлюхи буквально оседлали мускулистого мужика в коричневых брюках и с голым торсом, прикрытым лишь дорогим жилетом, – это и был сам Тиндар. Он глядел на Малума с улыбкой, которая могла означать как то, что он знает, кто перед ним, так и совершенно обратное. На мгновение в комнате стало тихо.

Малум сделал жест, и шлюхи кинулись к бару. Из его рукава выскользнул нож. От ярости Малум оскалился, выставив клыки. «Контролируй себя, контролируй!» – осадил он себя, а тем временем человек в углу так вжался в свое кресло, что едва не стек на пол сквозь спинку.

– Какого хрена ты надумал? – запинаясь, проговорил он.

Малум вонзил нож человеку в грудь и рассек его от плеча до бедра; борозда, оставленная клинком, соблазнительно заблестела, но он не собирался пить кровь этого ублюдка. Малум снова провел ножом наискось от другого плеча до бедра, нарисовав на его груди крест.

Выпучив глаза, Тиндар ухватился за свои выпадающие внутренности.

Тощий симпатичный мужик в черном, возможно сын убитого, кинулся вперед, вопя:

– Держи его!

Малум, шипя и скалясь, дважды взмахнул клинком, оставив на нападавшем глубокие раны. Схватив его за запястье, он с размаху ударил его головой в голову, так что у того показалась кровь над глазом. После этого он резко вогнал ему в рот свой меч и сразу выдернул, и человек повалился на пол с криком, навеки застывшим на его лице.

Малум приготовился бежать, но никто больше не пытался напасть на него.

Все прикидывались, что ничего не видели; одни смотрели на собак в клетках, другие сосредоточились на картах или выпивке, сконфуженно ежась в тусклом свете. Только лица девушек выражали тревогу.