Страница 23 из 82
В эту минуту из коридора донеслись громкие голоса. Мы вышли посмотреть, что там произошло, и увидели телохранителя и комиссара Васкеса, которые целились друг в друга из своих пистолетов.
— Как это понимать, сеньор Леппринсе? — возмутился комиссар, не спуская глаз с телохранителя.
Леппринсе рассмешила эта нелепая ситуация.
— Пропусти его, Макс. Это комиссар Васкес.
— Но у него оружие, — предупредил Макс.
— Новое дело, — проворчал комиссар, — не хватает еще, чтобы эта скотина обезоружила меня.
— Пропусти его, Макс, — повторил Леппринсе.
— Могу я узнать, что все это значит? — спросил комиссар, не скрывая своего гнева.
— Вы должны извинить его, он пока никого не знает.
— Стало быть, это ваш телохранитель?
— Вот именно. По-моему, предосторожность никогда не излишня.
— А полиции вы уже не доверяете?
— Разумеется, доверяю, комиссар, но в данном случае лучше пересолить, чем недосолить. И надеюсь, что беспокойство первых дней будет компенсировано будущим спокойствием.
— Терпеть не могу телохранителей. Все они террористы, лезут на рожон и продаются за деньги. Я еще не встречал ни одного, который в коночном счете не стал бы предателем. Они вечно заваривают кашу, а потом — в кусты.
— В данном случае вы ошибаетесь, поверьте мне, комиссар. Хотите сигарету?
— Мы, кому днем ничего не остается, как только спать, бодрствуем по ночам, когда люди добрые отдыхают. Город спит, широко разинув пасть, сеньор комиссар, и все выползает наружу: и то, что случилось и что должно произойти, и то, о чем говорят и о чем умалчивают, а это не так уж мало в наш жестокий век. Я — сторонник порядка, сеньор комиссар, клянусь памятью моих покойных родителей, царство им небесное. А если вам мало этого, то клянусь богом. Я уехал из деревни, потому что там слишком много смуты. Никто нынче не почитает волю всевышнего, а он ниспошлет на нас великую кару, если мы не наставим людей на путь истинный, на благие дела.
Комиссар Васкес закурил сигарету и встал из-за стола.
— Пойду проветрюсь, а ты подожди меня здесь; если у тебя еще не пропадет охота, поделишься со мной своими блестящими мыслями.
Немесио Кабра Гомес тоже встал.
— Сеньор комиссар! Неужели вам не интересно, что я знаю?
— Пока нет. Я занят более важными делами.
Уходя, он подозвал секретаря и шепнул ему:
— Я на минутку выйду, а ты последи, чтобы эта птаха не упорхнула. И возьми свои сигареты. Я куплю себе.
…По приказу вышестоящего начальства я приступил к расследованию «дела Савольты» 1 января 1918 года, с момента свершения убийства. Покойный Энрике Савольта и-Гальибос в возрасте шестидесяти одного года, женатый, уроженец Гранольерса в провинции Барселоны, являлся генеральным директором и владельцем 70 % акций предприятия, носившего его имя. Оно было расположено в индустриальном районе Оспиталет в пригороде Барселоны. Смерти его предшествовали известные события, которые позволили обвинить рабочие организации, называемые также обществами сопротивления, в том, что они совершили убийство в отместку за смерть журналиста Пахарито де Сото, скончавшегося десятью — пятнадцатью днями раньше, и что в революционных кругах нашего города считали, что оно было совершено одним или двумя членами вышеуказанной организации. Расследование привело к аресту…
Прошел январь, затем февраль. Я редко виделся с Леппринсе. А когда заходил к нему, мне всякий раз приходилось преодолевать немало препон, прежде чем я до него добирался. Швейцар, раньше всегда такой предупредительный и разговорчивый, теперь преграждал мне путь, спрашивал, как меня зовут, и узнавал по телефону снизу, какие будут распоряжения. На лестничной площадке уже ждал Макс, телохранитель, который не обыскивал меня, но и не выпускал пистолета из рук, держа их в карманах пальто, пока не приходил управляющий. Управляющий тоже делал вид, что видит меня впервые, спрашивал, о ком доложить, и просил подождать несколько минут. Наши беседы с Леппринсе с раздражающим упорством прерывались телефонными звонками, горничными, которые приносили ему на подпись какие-то бумаги, секретарем, который беспрерывно рыскал по углам, и Максом, который без всякого повода являлся и вынюхивал что-то, словно искал тараканов.
И тем не менее я продолжал посещать дом на улице Рамбла-де-Каталунья. Нередко мое посещение совпадало с приходом комиссара Васкеса. Он являлся всегда неожиданно, выдерживал схватку с Максом и проникал в гостиную. Леппринсе угощал его сигаретой, или кофе с галетами, или рюмочкой ликера, а комиссар вздыхал, потягивался, словно расслабляясь, и почти всегда заводил разговор о преступлениях и запутанных следах. Однажды он сообщил нам, что подозреваемые в убийстве Савольты находятся в Монтжуике. Их было четверо: двое молодых и двое пожилых. Все они — анархисты, трое из них переселенцы с юга, а один — каталонец. И я подумал про себя: сколько жестоких ударов вслепую удалось бы избежать, если бы этих четырех злодеев обнаружили раньше.
И действительно, за несколько недель до того, как Васкес сообщил нам об аресте и заключении в крепость этих четверых анархистов, я, гонимый скукой, бродил по городу, и вдруг мне пришло в голову зайти в книжный магазин на улице Арибау и послушать часик-другой речи Роки. Книжный магазин пустовал. Только за прилавком по-прежнему сидела рыжая женщина. Я направился во внутреннее помещение магазина, но она остановила меня:
— Сеньору угодно купить какую-нибудь книгу?
— А разве Рока не придет сегодня?
— Нет, уже не придет.
— Надеюсь, он здоров?
Продавщица оглянулась по сторонам и шепнула мне:
— Его увели в Монтжуик.
— За что? Он сделал что-нибудь плохое?
— Это как-то связано со смертью Савольты, вы понимаете, что я хочу сказать? На другой же день начались репрессии.
Рока был уже не молод. Он чем-то заболел в Монтжуике. Вскоре его выпустили, но после этого он уже не появлялся в книжном магазине и я никогда больше о нем не слышал.
— Вы не должны так обращаться со мной, сеньор комиссар, я порядочный человек и хочу вам помочь. Почему вы не выслушаете меня?
Немесио Кабра Гомес волновался: он сплетал пальцы, хрустел суставами, переминался с ноги на ногу.
— Подожди капельку, — ответил комиссар Васкес, — сейчас я буду к твоим услугам.
— Знаете, сколько часов я уже здесь торчу?
— Много, наверное.
Немесио Кабра Гомес резко придвинулся к столу. Комиссар Васкес вздрогнул и прикрылся газетой, а секретарь вскочил, намереваясь ринуться к двери.
— Я хорошенько обо всем подумал в эти тоскливые часы, сеньор комиссар. Выслушайте меня. Я знаю, кто убил Пахарито де Сото и кто будет следующей жертвой. Вас это интересует или нет?
Помню тот день, когда я в последний раз посетил дом на улице Рамбла-де-Каталунья, Леппринсе пригласил меня пообедать вместе с ним. Мы выпили по рюмочке хереса в гостиной, где в камине горели поленья, хотя в городе уже вступила в свои права весна, наполнив его своим ароматом, яркими красками и чудесным теплом. А затем перешли в столовую. Как всегда, разговор шел на общие темы, о том о сом, перемежаясь паузами. Во время десерта Леппринсе сообщил мне, что женится. Сам по себе этот факт не удивил меня, удивляла тайна, в которой до сих пор сохранялись их отношения. Избранницей его, разумеется, была Мария Роса Савольта. Я пожелал ему счастья и лишь позволил себе заметить, что его будущая жена еще слишком молода.
— Ей почти двадцать лет, — возразил он, улыбаясь своей приятной улыбкой (но я знал, что ей едва исполнилось восемнадцать), — она достаточно образованна и с хорошими манерами. Остальное придет со временем. Опытность зачастую ведет к недовольству, размолвкам, ссорам, которые только раздражают, а не поучают. Опытность нужна мужчине, который должен бороться за существование, а не его жене. Избави меня бог от ее опыта, если от него будут исходить одни неприятности.