Заря победы

Лелюшенко Дмитрий Данилович

ЗАРЯ ПОБЕДЫ

Глава первая

В начале войны

Весной 1941 года я был занят формированием 21-го механизированного корпуса. В состав его входили две танковые и одна мотострелковая дивизии. 42-й танковой дивизией командовал полковник Николай Иванович Воейков, 46-й — подполковник Василий Алексеевич Копцов. 185-ю мотострелковую дивизию возглавлял генерал-майор Петр Лукич Рудчук.

Каждый из них являлся достойным военачальником и образцовым командиром крупного танко-механизированного соединения.

Тепло вспоминаю я Николая Ивановича Воейкова, отличавшегося не только солидной теоретической подготовкой и богатым практическим опытом, но и отцовской заботой о подчиненных.

Самый молодой из комдивов Василий Алексеевич Копцов выделялся скромностью, выдержкой, легендарной храбростью. И не случайно уже в то время его грудь украшала Золотая Звезда Героя за выдающиеся боевые подвиги на Халхин-Голе.

Незаурядной фигурой был и Петр Лукич Рудчук. Когда-то во время гражданской войны мне довелось служить у комбрига Рудчука в Первой Конной армии. Теперь наши роли переменились, однако отношения, в основе которых лежали глубокое взаимное уважение и боевая дружба, сложились самые хорошие.

Все работали много и напряженно. Боевая подготовка корпуса в летних лагерях шла полным ходом, хотя формирование еще не было закончено. Не раз видели мы, находясь в лагерях, высоко в небе белый инверсионный след: нет-нет да и появлялись над советской территорией воздушные разведчики фашистской Германии. Это тревожило. Тем более что ощущалась острая нехватка боевой техники. По штату корпусу полагалось свыше четырехсот боевых машин, а имели мы только девяносто восемь танков устаревших марок БТ-7 и Т-26. Мощные КВ и Т-34, равных которым не было тогда ни в одной армии капиталистических государств, только начали поступать. Стрелкового и артиллерийского вооружения тоже недоставало.

Стремясь быстрее закончить формирование корпуса, мы просили главное командование: «Скорее шлите технику и оружие». Но каждый раз получали один и тот же ответ: «Не торопитесь, не только у вас такое положение».

Запомнился один разговор. Примерно за месяц до начала войны, будучи в Главном автобронетанковом управлении Красной Армии, я спросил начальника:

— Когда прибудут к нам танки? Ведь чувствуем, немцы готовятся…

— Не волнуйтесь, — сказал генерал-лейтенант Яков Николаевич Федоренко[1]. — По плану ваш корпус должен быть укомплектован полностью в тысяча девятьсот сорок втором году.

— А если война?

— У Красной Армии хватит сил и без вашего корпуса.

Что можно было возразить в тот период?

И все же среди командиров и политработников корпуса росло беспокойство. Заместитель командира корпуса по политчасти бригадный комиссар Роман Павлович Бабийчук, воевавший вместе с Копцовым у Халхин-Гола, Рудчук да и другие поговаривали между собой о неизбежности войны с фашистами.

Несмотря на успокаивающее заявление ТАСС от 14 июня 1941 года, мы продолжали делать все, что могли, чтобы поднять боеспособность войск. Занятия шли непрерывно. Большинство солдат раньше служили в кавалерийских и стрелковых частях. Сейчас они овладевали новым делом: учились управлять танком, вести из него огонь, ремонтировать в полевых условиях, приближенных к боевым, хотя трудно тогда было полностью представить, каковы окажутся эти условия в действительности.

15 июня по плану, разработанному штабом корпуса, командиры дивизий и полков приступили к рекогносцировке на даугавпилсском направлении. Карта полковника Воейкова вся была испещрена пометками: районы сосредоточения, будущие рубежи развертывания, предполагаемые позиции батарей, пути движения…

21 июня меня вызвали для доклада в Генеральный штаб. Поздно ночью я прибыл в Москву и обратился по телефону к дежурному Генштаба. Тот сказал:

— Завтра вам надлежит явиться к начальнику оперативного управления Генштаба генерал-лейтенанту Ватутину.

В Оперативном управлении меня встретили тревожным сообщением: немецкие войска перешли границу…

Офицеры-направленцы быстро докладывали генерал-лейтенанту Николаю Федоровичу Ватутину:

— Корпус Рокоссовского находится…

— Рябышев выступил…

— Потапов и Музыченко вступили в бой…

— Авиация противника продолжает бомбить Одессу, Севастополь, Ломжу…

На минуту Ватутин обернулся ко мне:

— Скорее возвращайтесь в корпус. Все указания вам будут посланы директивой.

Ранним утром 23 июня я вернулся в корпус. Начальник штаба корпуса полковник Анатолий Алексеевич Асейчев встретил на вокзале и коротко доложил:

— Войска по боевой тревоге выведены в районы сосредоточения. Идет заправка горючим и пополнение боеприпасами. Вчера в шесть утра звонил дежурный из Генерального штаба и предупредил, чтобы не поддавались ни на какую провокацию.

— Какая тут провокация, братцы! Настоящая война! — вырвалось у меня.

В тот же день нам передали девяносто пять орудий для борьбы с танками противника. Но получить их было не так-то легко: они являлись Резервом Главного Командования. Помог нам находившийся в Идрице офицер Генерального штаба Анатолий Алексеевич Грызлов. Учитывая обстановку, он самостоятельно принял решение о передаче орудий. Мы были ему очень признательны.

— Это, конечно, серьезная помощь, — сказал Бабийчук, — но где возьмем орудийные расчеты?

— Артиллерийскими расчетами могут стать танковые экипажи, не имеющие машин, — предложил начальник артиллерии корпуса полковник Георгий Иванович Хетагуров. — Научиться стрелять из противотанковых орудий прямой наводкой нетрудно: этот метод ведения огня танкистам знаком.

Так и поступили.

Уже во второй половине дня авиация противника начала бомбить район расположения корпуса. Ответить врагу было нечем: зенитной артиллерии мы не имели. Больше всего пострадали склады боеприпасов и горючего; понесли мы также потери в людях и технике. Так состоялось боевое крещение корпуса.

24 июня из Бронетанковой академии прибыло пополнение: два батальона, вооруженных в основном танками БТ-7. Но по-прежнему совсем плохо было с автотранспортом. В таком положении в начале войны оказался не только наш корпус.

Предстояло срочно решить, как лучше организовать в боевые единицы те небольшие силы, которыми мы располагали. Надо было посоветоваться с командирами дивизий, полков, их заместителями по политчасти, начальниками штабов и родов войск. На совещании все пришли к единодушному мнению: в каждой танковой дивизии иметь по два танковых полка; в них — по одному танковому батальону двухротного состава (в каждой роте — по три взвода, а во взводах — по три танка) и плюс девять командирских машин. Таким образом, в каждой танковой дивизии предполагалось иметь по сорок пять танков. Кроме того, в танковые полки включалось по мотострелковому батальону и артиллерийскому противотанковому дивизиону.

В результате такой реорганизации наши танковые дивизии стали походить на боевые группы, способные обеспечить взаимную поддержку танков и пехоты в предстоящих боях. К тому же при необходимости можно было сравнительно быстро создать в корпусе танковый кулак из шестидесяти — семидесяти боевых машин.

Сразу после совещания все разъехались по своим частям. С часу на час мы ожидали боевого приказа.

25 июня противник снова нанес два массированных бомбовых удара по станции и военному городку корпуса. На станции в этот момент находились три воинских эшелона: два с ранеными, подошедшие от границы, и один с семьями офицеров. Трагическая была картина: мечутся напуганные люди, у одной женщины на руках ребенок, другая, прижав к себе узелок с пожитками, бежит куда-то, словно потеряв рассудок. Кто-то стоит, будто окаменев, кто-то неподвижно лежит на земле. Раненые выбрасываются из вагонов… И некому оказать помощь этим людям, а фашистские летчики делают повторный заход, добивают раненых из пулеметов.

1

Яков Николаевич Федоренко — в то время начальник Главного автобронетанкового управления Красной Армии. (Все сноски по тексту сделаны автором. — Прим. ред.)