Страница 170 из 184
— Ты вот что, Едигей… Отдохни давай, тебя сейчас покормят, коню овса дадут… Ночуешь и завтра в путь.
— Спасибо, великы коназ! А подарка?
Ярослав еле сдержался, чтобы не заехать в узкоглазую круглую рожу. До чего наглый народ, сил нет — гонец и тот мзду требует! А вот не дашь, и окажется, что дядя его вхож к самому Бату-хану… Пёс из там всех разберёт!
— Будет тебе и подарок. Завтра!
— … Обоз оружный в Новгород отправить немедля!
— А к литвинам?
— А к литвинам токмо когда за ту поставку рассчитаются, и задаток с них!
— Опасно, княже… Могут у немцев взять, наш товар ни при чём останется.
— Не останется! Немцы ливонские Миндовгу доброе оружие и доспехи не продадут, на свою-то голову. Брать же через третьи руки литвинам разорение. Всё, я решил!
— Слушаю, княже! Сделаем!
— Всё у меня!
Бояре расходились, кланяясь. За столом остались трое — митрополит Пётр Акерович, боярин Фёдор Олексич и сам Михаил Всеволодович.
— Ну, вроде всё решили, — Михаил потянулся к кувшину с квасом, налил себе полную кружку, выпил. — Всё ли у вас готово, други мои?
— Нищему собраться, токмо подпоясаться, — улыбнулся Пётр Акерович.
— Дары собраны, и всё уложено, — боярин тоже потянулся к кувшину. — Однако терзает меня мысль — не зря ли едем?
Михаил усмехнулся.
— То есть надобно подождать, покуда Батыга сам сюда явится?
Боярин сник.
— Нет у меня иного пути, Фёдор Олексич, — медленно произнёс Михаил. — Либо я к нему, либо он ко мне.
— А что будет, коли убьют тебя? — так же медленно произнёс Фёдор. — Кто тогда защитит всю землю Черниговскую?
Михаил Всеволодович чуть улыбнулся.
— Сыны мои защитят. Или внуки. Или правнуки.
— Надо что-то придумать, Михаил, — боярин сам не заметил, что назвал своего князя просто по имени, и великий князь глазом не моргнул. — В землю угорскую опять…
— Нет, Фёдор, — Михаил Всеволодович вздохнул. — Не побегу я. Тогда смысл был, сейчас нету.
Михаил потянулся, поднялся из-за стола.
— Ну всё, давайте расходиться. Завтра рано вставать.
— … В общем, так. Тебе, Андрей, Суздаль держать с дружиной моей. Тебе, Михаил, во Владимире управляться. Константину в Орду ехать, дела управлять. Данилко… ну, Данилко мелок ещё. Пусть покуда на подхвате побудет.
Свечи трещали, оплывая от жары. Совсем плохой воск, подумал мельком Ярослав, как будто муки в него намешали… Не татарам ведь на дань, князю своему, могли бы и чистый воск на свечи пустить… Господи, ну разве об этом сейчас надо думать?!
За столом сидели сыновья и бояре. Ярослав оглядел собравшихся — опора и надёжа земли русской… Устоит ли опора та?
— Что Александру сказать, тато? — спросил Михаил Ярославич.
— А что Александру? Как сидел в Новгороде, так пущай и сидит. Чай, вернусь я из Каракорума этого, хотя и не скоро.
Ярослав вздохнул.
— Ну ладно… Коли вопросов нет, то давайте расходиться. Завтра вставать рано.
Все разом задвигались, потянулись к выходу.
— Андрей, Михаил, Константин, останьтесь на минуту…
Сыновья остановились у дверей, выжидательно глядя на отца.
— Жизнь есть жизнь, сынки. Ежели что, Михаил, тебе мать доглядывать…
— Да Бог с тобой, тато!
— Молчи! И вот ещё что — держитесь Александра. Он крепче вас всех, на него и равняйтесь. Сейчас никак нельзя вам ссориться, не прежние времена. Не то изведут вас татары поголовно. Всё у меня!
Огонёк лампады не давал рассмотреть мелкие чёрточки лица, но Михаил и в полной темноте увидел бы их. По памяти.
Юрик завозился, застонал во сне, и Михаил вдруг неизвестно почему испугался — вдруг проснётся, откроет глазёнки? Нет, не нужно… Всё бы отдал, а вот не надо этого… Спи, сынок, спи…
В отличие от старшего брата Олег спал безмятежно, дыша неслышно и ровно. Михаил постоял и возле него. Ангел, ну чисто ангел… Спи, спи, Олежка…
Маленький Мстиша почивал отдельно от братьев, за загородкой. Малыш едва бросил сиську, и говорить ещё не умел. Михаил Всеволодович постоял и возле него. Спи, Мстислав Михайлович.
За занавесью, отделявшей покои князя от детской, лежала в постели княгиня Елена. В помещении было жарко, и княгиня лежала совершенно нагая, заложив руки за голову и отбросив ненужное одеяло. Глаза Елены были раскрыты, неподвижно и жутко глядя в потолок.
Князь сел рядом с женой, разглядывая её. Провёл рукой по животу, снова заметно округлившемуся.
— Здорово раскатало чрево твоё, Еленка. Одного за другим без передыху родишь.
— Иди ко мне… — еле слышно произнесла Елена.
Михаил скинул исподние штаны, в которых пребывал, осторожно лёг, обнял жену. Елена вцепилась в него, как пиявка.
— Ну чего ты, чего, ладо моя… Ну всё же будет хорошо, вот увидишь… Получу ярлык у Батыги и вернусь…
Глаза Елены близко-близко.
— Уж ты постарайся всё же вернуться, Михась.
Они ласкали друг друга долго и жадно.
— А сына мы Андреем назовём?
Михаил погрустнел чуть.
— Нет, не стоит. Мстислав да Андрей… Пусть будет Семёном.
— Ну ты чего, мать?
Княгиня Феодосия плакала. Слёзы текли и текли, орошая подушку и мужнино плечо. И ничего нельзя поделать… Совсем ничего…
— Ну ладно, ладно, брось… — князь Ярослав обнял жену. — Вернулся я из Сарая, вернусь и из Каракорума этого. Ну законы у них такие — каждый новый владыка норовит заново ярлыки выдавать.
Князь вздохнул.
— Вот получу, и года три-четыре можно будет терпеть. А там Константин пусть получает.
— Ой… — всхлипнула княгиня. — Ещё и Костика мучить…
— Он не Костик, а князь! И должен ношу свою тянуть будет.
— Ох, тяжела та ноша… Скоро ли кончится царствие поганых над нами?
Ярослав высвободил затекшую руку.
— Есть такая надежда. Ты думаешь, отчего меня не в Сарай к Батыю зовут, а в даль такую? Нет промеж погаными мира и согласия. Покуда Русь терзали, так держались вместе, как волки в стае примерно. А сейчас куски делить пора наступает… Славно, ох, славно будет, коли Гуюк этот нашему Батыге в горло вцепится!
Ярослав помолчал немного.
— А вот князь Михаил Черниговский в Сарай-Бату призван.
— Ох… И он? — Феодосия округлила мокрые от слёз глаза.
— Ну а сколько можно молодцу бегать? Я так мыслю, без ярлыка скоро ни один князь на Руси законным владыкой не будет.
— А потом ему ещё и в Курум-Курум этот ехать придётся? Может, встретитесь вы там… На дальней чужбине сородича встретить дело немалое…
Ярослав вздохнул.
— Это вряд ли. В том с мысле, что не поедет он в Каракорум, князь Михаил.
— Отчего так?
— Да уж так. Слишком много на нём всего навешано. Зол на него Батый.
Княгиня прижала руку ко рту.
— Ой!
— Вот те и «ой!» Ладно, давай спать, а то я назавтра с коня свалюсь, в седле задремав…
— Ладно, Еленка. Сколько ни тяни, а ехать надо. Долгие проводы — лишние слёзы.
Михаил поцеловал жену в губы, повернулся и широким шагом сбежал с крыльца. Махом вскочил на коня, которого наготове держал под уздцы стремянный, коротко толкнул пятками.
— Прощайте!
Караван, стоявший наготове, разом пришёл в движение. Вытягивались со двора витязи охраны княжеской. Боярин Фёдор и митрополит Пётр, тоже собравшиеся на княжеском дворе, раскланялись с княгиней.
— Прощай, Елена свет Романовна! Не поминай лихом, ежели что!
Вслед за ними вновь потянулась охрана, теперь уже кмети дружинные, а вот и вьючные кони пошли… Чернигов не Ростов и не Владимир, путешествие до Сарай-Бату возможно только верхами.
Последний конский зад мелькнул в воротах и пропал. Елена стояла на крыльце, судорожно сжимая столб, поддерживающий кровлю.
— Мама, а тато скоро вернётся, да? — Юрий Михайлович задёргал мать за подол.
— Скоро, Юрик… Теперь уже скоро…