Страница 6 из 20
Нет, жить не надоело. Как раз наоборот — именно сейчас ему очень хотелось жить!
Зелёная итальянская тетрадь
2. В мастерской
В собственной мастерской Винченцо царил всё тот же запах: смолы, рыбьего клея, льняного масла, и — самый лучший, любимейший из запахов! — свежего дерева. Под потолком на струне висели инструменты, какие-то — в разобранном виде, другие — полностью готовы. Винченцо постучал по будущей деке — скрипкиному животу, наклонился ухом. Эту скрипку Винченцо делает для Джованни, сына аптекаря. Мальчишке всего тринадцать, но из него, пожалуй, выйдет толк!
Сегодня Винченцо исполнилось сорок лет. Доволен ли он своей жизнью? Пожалуй, что да. У него есть ремесло; и он всегда делал свою работу на совесть. Большого богатства он не нажил — но, по крайней мере, не приходится ночевать на улице и думать о куске хлеба. Вот сейчас за окном — дождь и ветер, а он, Винченцо, сидит у тёплого очага. И ждёт его сегодня добрый ужин. Пожалуй, он заслужил сегодня и стаканчик вина за своё здоровье.
Да, Винченцо встретит свой день рождения в одиночестве. Есть ли у него друзья? Нет — он один; хотя, разве что, Джироламо… Да, органист из церкви святого Фомы — он, пожалуй, может считаться другом.
Джироламо — вот кто не страдает от одиночества! У него большая, шумная семья — от неё музыкант изредка сбегает к Винченцо: посидеть в тишине. Он моложе на десяток лет, но с годами разница в возрасте почти стёрлась. В юности Джироламо мечтал о карьере скрипичного мастера. Винченцо не учил его — просто позволял сидеть в мастерской и смотреть, иногда помогать по мелочам. Руки у парня были на редкость неловкие, неуклюжие — сколько раз он резал себе пальцы! Но как только в эти руки попадал готовый музыкальный инструмент — тут-то Джироламо словно преображался. Он был словно создан для музыки: мастерски владел всеми струнными инструментами, а так же гобоем; но лучше всего, пожалуй, играл на органе. И как только ему досталось место в церкви, он, по совету Винченцо, не стал бегать от судьбы. Он служил органистом вот уже одиннадцать лет; обзавёлся семьёй, которая всё растёт с каждым годом. Не так уж и часто он забегал к Винченцо: они обменивались парой фраз, иногда пропускали стаканчик вина. Джироламо пробовал новые инструменты. Но чаще всего он молча наблюдал, как Винченцо работает. Совсем как прежде. Да, пожалуй, он единственный, кого Винченцо мог бы назвать другом…
Что-то он отвлёкся от работы. Винченцо постучал по деке ещё раз и улыбнулся про себя. «Уже начинает быть на что-то похоже…»
Для обычного человека этот стук ничего не значит. Да что обычный человек — даже господин капельмейстер не услышит никакого тона, не отличит «соль» от «фа-диез»! Винченцо тоже не сразу научился слышать дерево. Простукивал столы, табуретки, лодки на пристани… Постепенно слух его развился: он различал ноты даже в стуке каблуков.
Но скрипка — не деревянный башмак. И для Винченцо звук этот — не просто «соль» или «фа», это голос ангела! И он, Винченцо, должен выстроить ангельский хор. Гибким лезвием — циклей — мастер снимает слой дерева, не толще крыла бабочки. Цвик, цик — поёт цикля. Тук, тук — чуть изменилась толщина дерева, изменился и звук. В разных частях деки — разные голоса; звук должен отличаться. Цик, цвик — чтобы каждый ангел занял своё место. Когда зазвенит струна — он ответит ей, и скрипка запоёт!
Винченцо погладил деку. Она уже совсем почти как настоящая скрипка, только белая, без лака. Единственно верной, удивительно совершенной формы. По бокам — узкие резонаторные отверстия в виде буквы «f». Они так и называются — эфы. Мастер простучал деку ещё раз — да, все ангелы заняли свои места; завтра он проверит её ещё раз, на свежее ухо. И уже можно собирать скрипку: соединить нижнюю деку — дно, обечайки — бока, и вот эту деку, верхнюю. Шейка и головка уже готовы. Винченцо взял их в руки. Надо же, сколько красоты заключено в математической точности! Завиток головки — абсолютная логарифмическая спираль; форма корпуса скрипки подчинена законам акустики.
Винченцо отложил работу, перевёл взгляд к окну. Он никогда не экспериментировал с формой инструмента; работал по лекалам старого мастера. Если есть форма, проверенная временем — к чему эти новшества? Лишь выскочка Страдивари пытался найти свою, лучшую форму скрипки. Что ж, он выиграл — его инструменты великолепны. Но Антонио — гений; такие, как он, рождаются раз в сто лет. А может, и никогда…
Да, Винченцо не достиг славы Антонио Страдивари или Николо Амати. Или Гварнери, великого мастера Гварнери по прозвищу Дель Джезу. Эти трое — самые-самые. Амати, Страдивари, Гварнери.
А вот ещё — господин капельмейстер принёс свою скрипку в ремонт. Это она, красавица, висит на струне под потолком. Работы Франческо Руджери, знаменитого ученика Амати. Да, вот это настоящая скрипка! Винченцо снял её со струны и неловко провёл смычком по струнам. Жаль, что он так и не научился играть как следует. Завтра забежит аптекарский Джованни, надо будет попросить его. Винченцо измерил Руджери со всех сторон, осмотрел до мелочей — отличная работа. Но как будто кроме точного расчёта и виртуозного исполнения в ней есть что-то ещё… Что? Наверное, прав был старый учитель — нужно в каждую скрипку вкладывать всё своё сердце. А он, Винченцо? Отдаёт ли он сердце? Да есть ли оно у него?
Или он похоронил его тогда, девятнадцать лет назад, вместе с женой своей — прекрасной Бьянкой? В страшной лихорадке сгорела она спустя лишь два месяца после свадьбы. Сам Винченцо провёл в жару, без памяти, долгие дни. Но молодой организм всё же справился с болезнью. Долго не мог понять он — как ему жить теперь, да и зачем? Но тут подвернулся заказ на ремонт инструмента; затем другой — и Винченцо с головой ушёл в работу. С головой, но не сердцем…Со временем боль не то чтобы утихла, просто заледенела — и маленький остроугольный кусочек льда поселился в его груди…
Что-то он совсем раскис сегодня. Ни к чему эта болтовня о сердце, о душе — он делает свою работу; и ему не стыдно за неё. Его инструменты — крепкие, звучные, здоровые скрипки, альты, виолончели. Violino, viola, violoncello. Точный глаз и верная рука никогда не подводили его. Сердце? Что такое — вложить сердце? Руджери — он вкладывал сердце? Ведь не вырвал же он, на самом деле, своё сердце из груди, да и сколько бы понадобилось ему сердец! Чем же отличаются инструменты его, Винченцо, от скрипок великих мастеров? И так ли уж велико это отличие?
Признаться, в молодости он позволил себе одну шутку; не так чтобы очень безобидную. Свой инструмент он подписал фамилией «Гварнери». Не того самого, великого — Дель Джезу, но всё же — мастера из семьи Гварнери. Покупатель быстро нашёлся; и уплатил положенную сумму, не моргнув глазом! Больше таких фокусов Винченцо не повторял — те деньги помогли ему окончательно встать на ноги, да и самолюбие его было удовлетворено.
Мастер отвернулся к окну. В стекло барабанил дождь и билась ветка маслины. Потом он резко обернулся и как бы невзначай бросил взгляд на стену с инструментами. И всё же: почему из десятка других глаз безошибочно выбирает Руджери? Сделать бы такую скрипку! Хотя бы одну за всю жизнь…
В окно постучали. Винченцо выглянул на улицу и различил в тумане дождевых капель две незнакомые фигуры.
VII. Итальянец
Дверной звонок неуверенно звякнул и замолк. Михаил Соломонович поспешил открыть и удивился, увидев вчерашнего смешного мальчишку.
— Здравствуйте, молодой человек! А вот Тани сейчас нет, она в школе… Стоп — а ведь вы там должны быть, если я не ошибаюсь?
Кешка помотал головой.
— Я не к Тане, Михаил Соломоныч, — почему-то голос плохо слушался, — я к вам.
И только сейчас Михаил Соломонович увидел у него в руках потрёпанный футляр.
— У тебя, никак, скрипка? Заходи-заходи, конечно… А откуда у тебя?..
— Это мне в наследство досталась, от дедушки. А я даже не знаю — она хорошая или так… Вы не посмотрите, а?