Братские узы

— Братья и сестры! Близок, близок час Суда Божиего! Да разверзятся небеса огненным дождем! Да приидут твари Пустырные! Да будет День Гнева Божьего!

Толпа согласно загудела, словно потревоженный улей. В воздух взлетели чьи-то кулаки, одинокий голос провозгласил:

— День Гнева!

Веллер прищурился и скептически уставился на Войцеха:

— Да это же типичнейший возмутитель спокойствия! Как же ваши прохлопали…

— Не прохлопали. — Лже-монах оставался совершенно спокоен. — Вон там. Уже работает человек.

И действительно, невдалеке, под хлипким навесом из тонких жердей и тряпок на низеньком топчане восседал человечек и тщательно конспектировал речь новоявленного пророка. В особенно яркие моменты выступления, он вытягивал голову на тонкой шее и высматривал наиболее ярых демонстрантов.

— Ого! — по достоинству оценил деятельность инквизитора Веллер.

Нижний Город Санта-Силенции был местом контрастов, где абсолютно мирно уживались всевозможные верования секстанского толка, в основе которых лег гремучий сплав католицизма, православия и протестантизма, и традиционного новохристианства. По дороге четверке странников встретился как и конрадианский храм, маленький, спрятавшийся меж двух старинных зданий совершенно заброшенного вида, но ухоженный и опрятный, так и молельный дом апокриферов — кособокая хижина с крестом из двух стальных арматурин, перевязанных куском проволоки. У дома сидели на корточках апокриферы и просили подаяния, проводя в жизнь традиционный обет аскетизма и попрошайничества. Удивительное дело для столь догматичной страны, как Сан-Доминика. Веллеру и Марко только и оставалось, что от удивления разевать рты.

— Вот, кстати, мы и пришли! — Войцех остановился около изрезанной двери, словно кто-то задался настойчивой целью проковырять ножом дырку в досках, да вот, терпения не хватило. Бросил дело на полпути.

Над дверью имелась и вывеска: грубо намалеванное на жестяном щите «Молельня», а снизу чья-то шаловливая ручка добавила: «Похабня».

— Воодушевляет! — философски заметил Веллер и, не дожидаясь приглашения, шагнул вовнутрь вслед за Войцехом и проскочившим после него Анджеем.

«Молельня-похабня» с первого взгляда приглянулась братьям. Видимо, тем, что нравы здесь царили точно такие, что и в лучших кабаках Бургундии и окраинного Клейдена без всяких там теократических фишек. Да только Войцех сразу предупредил, чтобы они варежку не слишком разевали, потому как везде хватает инквизиторских шпиков. На что братья лишь отметили, что они получше него знают, как вести себя в подобных заведениях

— Славно! — только и удосужился отметить Марко и мигом потопал к массивной барной стойке мареного дуба, над которой возвышался (хотя это громко сказано) щуплый бармен с шустрыми татуированными руками, оголенными до плеч. Мокрая от пота безрукавка стягивало худенькое тельце и запавшую грудь.

По дороге наемнику пришлось взять на себя роль скандского китобойного ледокола и буквально вгрызаться в плотное тело толпы посетителей, заполнявших «Молельню». Кто-то с отдавленной ногой харкнул вдогонку:

— Куда прешь, харя?

А кто попытался пнуть кулаком меж лопаток, да не успел: Марко, ловко увернувшись, скрылся за спинами посетителями. Вернулся он уже к занятому столу, откуда без лишних церемоний был препровожден на пол пьяный вдрыбадан юродивый, запахнувший по случаю посещения увеселительного заведения, грязное туловище куском мешковины. Лже-сумасшедший только всхрапнул в ответ и свернулся колачиком в уголке.

Марко бухнул на стол бутылку мутноватой жидкости и четыре стопочки не первой свежести. Анджей, рассматривая желтоватое донышко, только брезгливо поморщился.

— Не боись! — весело посоветовал Марко. — Сейчас продезинфицируем!

Плеснула игривая струя самогона.

— Будем! — коротко отметил наемник и залпом опустошил стопочку. Сморщился, а после блаженно улыбнулся: — Хороша чертовка! — Хитро осклабившись: — Прости Господи!

Веллер молчал и улыбался, следя одними глазами за буйным братцем. Лишь время от времени подносил ко рту стопку за стопкой, опрокидывая в глотку порцию пшенной водки, что готовили здесь весьма и весьма неплохо. Или это просто казалось после пыльных кабаков Бургундии и грязных клейденских забегаловок, где все, что попадало в жадные руки хозяев заведений, нещадно разбавляли. Здесь же святую традицию пития берегли, не позволяли осквернить богоданные напитки вульгарной водой.

Иногда, когда казалось, что никто за ним не следит, он бросал быстрые взгляды в дальний угол, занавешенным тучным покрывалом курительного дыма. Интересно, что за гадость здесь шла на курево? Покрывало порой приоткрывалось, демонстрируя славную картину: миловидную девушку в приталенной кожаной куртке со множеством заклепок и в блестящих кожаных лосинах, заправленных в массивные армейские сапоги. Длинные, цвета спелой пшеницы с темными полосами-травинками — крашенными в черный прядями — волосы собраны в плотный пук, заткнутый двумя стальными спицами, могущими, если того захотеть, оказаться опасным оружием. А девушка частенько, если обратить внимание на жесткую складку у полных губ и чуть прищуренные глаза, выжидательно скользившие взором по заведению. Бедро ее украшала черная кобура с казавшимся игрушечным, но этого не менее опасного «Пастыря». Маленький пистолетик идеально подходил внешнему виду прелестницы. Веллер прищурился, как довольный кот, и скользнул взглядом дальше, разглядывая окружение девушки.

Красавица и чудовище — именно подобная ассоциация возникла у него, когда он разглядывал соседа, а по совместительству, судя по фривольно гладящей точеное бедро волосатой лапище, друга милашки. Еще к «другу» подходило определение «бык» — огромная и массивная туша, нависшая над столом. Она ни в какое сравнение не шла с монструозностью варшавян, но, в тоже время, могла внушать определенную долю уважения и робости. Тупой взгляд налитых кровью глаз — наверное, громила злоупотребляет различными стимулянтами, и не всегда разрешенными.

На громиле тоже была кожаная куртка с массой металлических деталей, кожаные же штаны и высокие лакированные сапоги. Широкий пояс с двойной пряжкой стягивал массивное брюхо. Наемник про себя обозвал его Кожаным. Веллеру потребовалось всего лишь раз скользнуть по нему взглядом, чтобы привлечь внимание.

Громила поднялся. А вместе на ноги повскакивали еще несколько «бычар» в разных концах зала. Веллер только улыбнулся, как показалось ему, вызывающе. А может, и нет: издевательские ухмылки и открытый вызов на бой — это прерогатива Марко, хотя, почему бы и не тряхнуть стариной?

Веллер хрустнул под столом костяшками, предвкушая скорое веселье.

Тяжело топая ногами — вес, а также желание казаться невероятно могучим, — обладатель кожаных одежд и лакированных сапог приблизился вплотную. Дыхнул практически осязаемым перегаром с целым букетом иных ароматов: лука, чеснока, мокрой кожи и застарелого пота. Подружка его с интересом наблюдала за происходящим. «Вот стерва!» — неожиданно подумалось Веллеру.

— Чего надо? — буркнул Марко поверх стопки с самогоном.

— Твой друг, — тяжело цедил слова громила, словно каждое давалось ему с превеликим трудом, — смущает мою подругу!

— Да ты что! — Марко сокрушенно покачал головой. Выглянул из-за спины Кожаного он с сомнением покачал головой: — Твоя подруга не выглядит чересчур смущенной. Может, ты чего перепутал, друг?

Высокомерным и саркастическим тоном Марко сознательно провоцировал громилу на конфликт, в чем, собственно, и добивался уверенного успеха.

Кожаный набычился, раздул ноздри. Лицо его, и так довольно-таки багровое из-за удушливой жару «Молельни» и количество выпитого, приобрело оттенок спелого помидора, готового вот-вот лопнуть под давлением скопившихся соков.

Утробный рык вырвался из глотки Кожаного. Кажется, он что-то пытался сказать, донельзя яростное и обидное, но долго готовящаяся фраза выродилась в звериный рев, неплохо, кстати, подходящий к внешнему образу «быка».