Страница 10 из 11
— Сейчас.
Но в дверях уже возник начальник службы.
— Савватьев, Малевич! — гаркнул он.— Вам что, отдельный приказ?!
Савватьев погиб через неделю. Пьяный уголовник с бритвой выбежал на улицу. Фонари едва горели. Это было в праздничную ночь 7 или 8 ноября на окраине, где и днем мало прохожих.
На перекрестке мелькнули фигуры, преступник бросился туда. Савватьев с ребенком, с женой возвращался из гостей, он попытался его задержать, не сразу увидел лезвие...
Через час уголовный розыск города и области во главе с Мустафиным был уже на ногах.
К утру Савватьева не стало.
Его хоронил весь город — те, кто знали его и не знали. Я не помню других таких похорон. Столько милиции, и не на тротуарах — в траурной колонне.
Через неделю мы задержали убийцу. Вместе с другими, как отличившийся при аресте, я попал в Приказ.
Призрачная нить всю жизнь соединяет меня с Савватьевым. На мне груз незаслуженной победы над ним в спортивном зале. Долг, который никогда не будет оплачен...
«Значит, и так бывает?! — В вечер нашего первого знакомства, когда Савватьев вывел к машине мешковатого, невзрачного уголовника, оставив мне озлобленного и дерзкого, я был потрясен его поступком.— Каждый за себя? И это — Братство оперативных уполномоченных?!»
Дверь вытрезвителя хлопнула второй раз — теперь за моей спиной. Было темно. Савватьев со своим задержанным был уже наверху, в конце лестницы. Я не видел никого вокруг, кроме человека, которого сопровождал, старался держаться ближе к нему и чуть сбоку, чтобы затруднить неожиданный удар. Я ждал выпада пальцами в глаза и мгновенного пинка в пах — приемов, которые видел во многих фильмах.
Метры, отделявшие дверь вытрезвителя от лестницы, и два десятка ступеней вверх, к машине, я запомню на всю жизнь.
Савватьев успел посадить в машину парня, которого он вел, ждал меня наверху. Вдвоем мы отправили в кузов второго задержанного и сели сами.
Через несколько месяцев я узнал: Варнавина вел Савватьев. Мне ничего не грозило...
— Давай по улице Ленина,— сказал Андрей Николаевич шоферу, когда Савватьев вышел.— Потом на Катушечную. Через Вольную, Сенную. Поедем, посмотрим. Сколько сейчас?
— Начало двенадцатого.
— Вот и хорошо... Ты смотри свою сторону,— сказал он мне.— Я — свою.
Кое-где горели неяркие огни. Фонари казались зонтами, под которыми никого не было. Город спал.
— Стоп! Тормози! — приказал вдруг Андрей Николаевич.— Видишь? Впереди, у кустов. Трое...— У него было ночное кошачье зрение.
Мы вышли. Трое парней на обочине заметили нас. Молча ждали нашего приближения. Там, где они стояли, было совсем темно. Андрей Николаевич быстро вглядывался в лица.
— Откуда, ребята? Мы из милиции. Уголовный розыск... Что здесь делаете? — Он смело придвинулся к тому, который стоял в середине, протянул руки, провел по карманам его пиджака, затем — брюк.— «Пушки» не держишь? — Сам он был безоружен.— Нет? Это хорошо. А как фамилия? — Парень назвал, хотя и не сразу.— Малевич, запиши,— бросил он через плечо.— А ты кто? — Процедура поверхностного обыска повторилась еще дважды.— Поздно гуляете, ребята.
Они промолчали.
— Давайте по домам. Чтобы чего не случилось..
— Эти трое сегодня ничего не совершат,— сказал оп мне, уже сидя в машине.— А вообще группа интересная. Заметил? У того, что пониже, ссадина справа, над бровью. Дрались. Вызови его к себе. Поговори. Может, что-нибудь знает. Понимаешь, у нас город небольшой, тупиковый. Если преступники заведутся, тут и будут совершать преступления. Пока не найдем, за нас никто искать их не будет. И уехать никуда не уедут. Все здесь... Ты где живешь? На квартире?
— В общежитии.
— Значит, в одном доме. Я над тобой, на третьем этаже. Не спешишь?
— Да нет...
— Тогда заедем еще раз в Первое.
В отделении мы застали знакомых уже мне оперативников. При нашем появлении все взглянули на часы. Начинались новые сутки.
— Все,— сказал Зильберман,— завтра много работы.
Выходили медленно, подшучивая и задевая друг друга. На несколько часов всем, кроме меня, предстояло стать отцами, мужьями, детьми. Переход из одной жизни в другую давался нелегко.
На улице Войт поддел сапогом пустую консервную банку, подбросил, пробил, как по мячу. Жестянка, пролетев несколько метров, ударилась о забор.
Серегу одернули:
— Ведь ночь!
— Не думал, что так загремит...
— Ну, Войт!..
— Вот что,— сказал Зильберман.— Разбиваемся на две группы. Возьмем машины. Немного покатаемся. Мы берем улицы слева от Советской, вы — справа.
Большинство моих новых коллег, как я убедился, были «совы», могли не спать по ночам. Очень скоро и я, «жаворонок», превратился в «сову».
— Кто сегодня дежурит?
...Через много лет за столом мы вспоминали фамилии шоферов, которые работали в уголовном розыске в те годы. Невостребованным грузом на протяжении многих лет лежали они в памяти и вдруг всплыли сладостной музыкой, как приметы той нашей жизни: Лотошилов, Шафигулин, Гупарский, Закутасов, Осипов... Как казавшиеся забытыми старые названия костромских магазинов: «Ломжа», «Ямка», «Охмелкинский»... Как клички воров, которых мы тогда задерживали...
Зильберман уточнил:
— Посмотрим конец проспекта с кладбищем, Сенную, Березовую рощу и вокзал. Часть — со мной, а часть — с Мустафиным.
Мне показалось, что я ослышался.
— С кем?
— С Мустафиным,— он кивнул на Андрея Николаевича...
— Я заместитель начальника областного уголовного розыска Мустафин! Всем оставаться на местах! — крикнул тогда на набережной руководитель группы захвата.
Задержанные — те, что предлагали коробки с шалями, и те, что собирались их купить,— неохотно, невысоко начали поднимать руки.
— Быстро вниз! — крикнул я Смердову.— Им может понадобиться наша помощь.
Через минуту мы уже стояли на тротуаре недалеко от машины.
— Товарищ подполковник...— обратился я к Мустафин у.
Продолжить не удалось. Парень с тростью, который с самого начала показался мне подозрительным, внезапно сделал шаг назад и, совсем не хромая, бросился по направлению к дебаркадеру. На секунду все растерялись. Только Мустафин, который, хотя и выглядел старше и грузнее других, не был застигнут врасплох, с неожиданным проворством ловкой подсечкой он сбил пытавшегося бежать на тротуар.
— Всем оставаться на местах! — повторил Мустафин, пряча пистолет в кобуру, видневшуюся под пиджаком.— Руки не опускать. Отойти к машинам, кто на какой приехал. Быстро!
Один из сотрудников, беловолосый, с широким деревенским лицом, прошел от задержанного к задержанному однообразно и тщательно проводя руками поверх одежды, по туловищу, вокруг пояса, вдоль ног, от щиколоток до паха, и под мышками. Последним особенно тщательно он обыскал Хромого. Оказалось, тот не зря пытался бежать. В заднем кармане у него лежал маленький хромированный пистолет.
— В машину,— приказал подполковник.— Наручники.
— Где-то я видел его физиономию,— без выражения, как-то скучно заметил один из оперативников.— Мне кажется, он проходит по всесоюзному розыску.
При этих словах пытавшийся бежать сразу обмяк.
— Не спеши и не бегай...— спокойно, даже участливо заметил ему беловолосый с деревенским лицом, доставая наручники.— Так-то лучше будет.
Хромой уже спокойно дал защелкнуть наручники на кистях обеих рук и так же спокойно сел в «Волгу» рядом с шофером. По крайней мере, его участь, на мой взгляд, была решена.
— Товарищ подполковник,— воспользовавшись минутой, Смердов опередил меня,— может, нужна помощь? Мы...— Он показал в мою сторону.— Можно сказать, что уже приняты. Я проводник служебно-розыскной собаки в Заволжье. Он следователь в Первом отделении милиции... Можете нами располагать!
Мустафин серьезно, без улыбки, посмотрел на нас, он ни на секунду не оставлял без внимания задержанных.
— Просто поприсутствуйте. Открой багажник «Москвича»! — приказал он оперативнику.
Мой сверстник, невысокий парень в куртке, под которой на животе четко просматривалась пистолетная кобура, подошел к «Москвичу», отдернул крышку багажника.