Страница 54 из 70
Затем «жила Фамарь в одиночестве в доме Авессалома, брата своего». А что же царь? «И услышал царь Давид обо всем этом, и сильно разгневался»[170]. Но сверх этого он не делает ничего. Давид, надо думать, понимает, что после его собственных грехов — разврата и блуда с Вирсавией и убийства ее мужа Урии — он не имеет морального авторитета, с высоты которого мог бы судить своих сыновей. Сейчас он понимает, что слова пророка Нафана: «Не отступит меч от дома твоего вовеки» и «говорит Господь: вот, Я воздвигну на тебя зло из дома твоего»[171] — не были пустыми словами. Это изнасилование, как и последующее убийство Амнона и восстание Авессалома — исполнение этого гневного пророчества, наказание Давида.
Вернемся к двойному смыслу слова «сестра». В отношениях брата и сестры есть естественная любовь и интимность, в которых нет ничего предосудительного. Но эти отношения изначально чреваты опасностью. Поэтому, когда влюбленный называет свою любимую «сестрой», он приглушает и одновременно подчеркивает сексуальный момент в их отношениях: с одной стороны, как брат и сестра они могут целоваться прилюдно, как те же Иаков и Рахиль у колодца, но с другой стороны, поскольку они не брат и сестра, их прилюдные поцелуи запретны и потому особенно остро влекущи.
В самом точном и многозначном смысле использует слово «сестра», равно как и другие образы и выражения из «Песни Песней», Шолом-Алейхем в своем рассказе под тем же названием. Это замечательный рассказ о любви. В меру поэтичный, в меру сентиментальный, пробуждающий многие чувства и мысли. При всем при том его отличает любопытная особенность: в этом рассказе напрочь отсутствует юмор Шолом-Алейхема, эта его главная писательская черта.
«Песнь Песней» — это история упущенной любви дяди и племянницы. Но вопреки напрашивающейся мысли о пожилом дяде и его двадцатилетней племяннице, как это, например, у меня в романе «Эсав», здесь главенствует несколько иная, необычная мысль: любовная история, рассказанная Шолом-Алейхемом, начинается, когда дяде девять лет, а его племяннице одиннадцать. Откуда я это знаю? Влюбленный дядя, он же рассказчик истории, говорит там, что сумма лет их жизни была равна тогда двадцати и девочка была старше его на два года. Я написал два уравнения с двумя неизвестными, что составляет почти все мои познания из курса математики, и, решив их, получил эти результаты.
Как я уже сказал, рассказ называется «Песнь Песней», и автор все время обращается в нем к библейскому оригиналу. Шимек, как зовут молодого дядю, называет Бузю, свою племянницу-возлюбленную, «Суламифь», и рассказ полон явных и скрытых отсылок к «Песне Песней». «Цветочные бутоны», «полевые лани», «будем ночевать в селах», «покинул меня мой любимый», и еще, и еще — вот результат беглой и случайной выборки, которую я сделал для нашей цели.
Кто же она, эта Бузя, сравниваемая с Суламифь?
Я расскажу вам вкратце ее биографию, — говорит рассказчик. — Мой старший брат Беня жил в деревне, арендовал мельницу. Он отлично стрелял из ружья, ездил верхом и плавал, как рыба. Однажды летом он купался в реке и утонул. На нем сбылась поговорка: «Все хорошие пловцы тонут».
Он оставил нам мельницу, пару лошадок, молодую вдову и ребенка. От мельницы мы отказались, лошадей продали, молодая вдова вышла замуж и уехала куда-то далеко, а ребенка привезла к нам[172].
Эта малышка, дочка брата рассказчика, и есть Бузя.
Когда я прихожу из хедера и не застаю Бузи, почему у меня кусок застревает в горле? А стоит Бузе показаться — и сразу светло становится во всем доме. А когда Бузя говорит со мною, я опускаю глаза. А когда Бузя смеется надо мной, я плачу. А когда Бузя…
И тут приходит ответ, из-за которого мы и говорим здесь об этом рассказе: «Мы живем, словно брат и сестра, и любим друг друга, как брат и сестра…»
Казалось бы, все хорошо, они родственники и они любят друг друга как родственники. Но признание Шимека, что он опускает глаза, когда Бузя говорит с ним, и плачет, когда Бузя смеется над ним, говорит о любви иного рода.
И действительно, хотя речь идет о двух маленьких детях, в рассказе полным-полно явных эротических намеков. В одном месте Шимек спрашивает: «Как брат и сестра? Почему же Бузя меня стыдится?» И он описывает, что происходит, когда он берет ее за руку:
Вдруг она вырывает свою руку из моей. «Что такое, Бузя?» — «Нельзя». — «Чего нельзя?» — «Нельзя нам держаться за руки». — «Почему? Кто тебе сказал?» — «Сама знаю». — «Разве мы чужие? Разве мы не брат и сестра?» — «Ах, если бы мы были брат и сестра!» — тихо говорит Бузя, и в ее словах мне слышится отзвук «Песни Песней»: «О, если бы ты был брат мой!»
По существу, Шимек говорит: поскольку мы с тобой брат и сестра, нам можно держаться за руки. А Бузя говорит: о, если бы мы были брат и сестра — тогда мы могли бы держаться за руки. То есть слова библейской Суламифи: «О, если бы ты был мне брат, сосавший груди матери моей, тогда я, встретивши тебя на улице, целовала бы тебя, и меня не осуждали бы», — они трактуют по-разному: Шимек находится в мире воображения и сказки, а Бузя — в мире реальности.
Перед нами, таким образом, происходит игра понятий: сестра воображаемая и сестра настоящая, любимая сестра и сестра-любимая, сестра дозволенная и сестра запретная. Настоящим брату и сестре позволено держаться за руки и целоваться прилюдно, но им нельзя переходить эту границу. А влюбленным брату и сестре нельзя появляться на людях, но в ореховом саду, как в Библии, и под лестницей, как в рассказе, — можно.
Дело не ограничивается описаниями любви в четырех стенах дома. Шимек видит в своем воображении не только библейскую Суламифь. Куда бы он ни повернулся, ему повсюду мерещатся пейзажи библейской «Песни Песней»:
Кошка, которая лежит у дверей и греется на солнце, — одна из «полевых ланей», про которых упоминается в «Песни Песней». Гора, что за синагогой, — это гора Ливанская, которая упоминается в «Песни Песней». Женщины и девушки, которые сейчас на дворе моют, гладят, чистят к Пасхе, — дщери иерусалимские, что упоминаются в «Песни Песней». Все, все из «Песни песней».
Но Бузя, которая хорошо понимает разницу между метафорическими и настоящими братом и сестрой, столь же хорошо понимает разницу между украинской природой вокруг их дома и природой Израиля из «Песни Песней»:
Когда я говорю ей об этом, она не верит мне, смеется. Бузя вообще не верит ни единому моему слову. Она, правда, ничего мне не говорит, но она смеется. А я не люблю, когда надо мной смеются.
Только над одной сказкой Шимека Бузя не смеется. Это сказка о заколдованной принцессе. Она ревнует:
— А тебе-то что до нее?
— Как это, что до нее?
— Ведь я должен ее освободить.
— Ты должен ее освободить?
— А кто же?
— Не надо лететь так далеко. Послушай меня, не надо…
Бузя берет меня за руку, и я чувствую, что ее маленькая белая ручка холодна.
Интересно, что теперь она сама берет его за руку: то, что она отказывалась сделать по любви, она делает из ревности. Но это не обычная ревность. Бузя просит Шимека сосредоточиться на ней реальной, а не на вымышленной принцессе. «Не лети», — говорит она ему, и продолжение рассказа покажет нам, что она просит его не только остаться, но и спуститься с небес иллюзий и стать двумя ногами на землю.
Прошли годы. Шимек вырос и, как будто забыв просьбу Бузи, улетел вдаль. Он порвал с членами своей семьи, уехал в город учиться и не отвечал на письма Бузи. Но однажды он получил письмо от отца с просьбой приехать на праздник Песах. Отец добавлял: «И еще могу сообщить тебе, что Бузю надо поздравить. Она стала невестой. С Божьей помощью в субботу после швуэса свадьба».
170
2 Цар. 13, 20–21.
171
2 Цар. 12, 10–11.
172
Здесь и далее цитаты из «Песни Песней» Шолом-Алейхема даны в переводе Д. Волкенштейна.