Страница 52 из 70
В предыдущей беседе я уже упоминал книгу Эдмонда д'Амичиса «Сердце». Если она вам знакома, то вы, может быть, помните также одного из ее героев, мальчика Старди — настойчивого, прилежного ученика, который всегда стремится отличиться и преуспеть. Старди подкупил меня двумя своими особенностями: привычкой заботиться о своих книгах, стирать с них пыль и ставить на полку, прикрытую занавеской, а также тем, что он всегда защищал свою сестру от злого мальчика по имени Франти:
Франти, сдвинув на одно ухо свой клеенчатый берет, побежал на цыпочках вслед за Старди и, чтобы вызвать его на драку, дернул за косу его сестренку, да с такой силой, что она чуть не упала. Девочка закричала, ее брат обернулся.
Франти, который был гораздо выше и сильнее, чем Старди, очевидно, думал: «Или он не посмеет и пикнуть, или я изобью его как следует». Но Старди, наш низенький коренастый Старди, ни секунды не раздумывая, одним прыжком бросился на верзилу Франти и начал тузить его кулаками.
Несмотря на свой низкий рост, Старди одолел парня, напавшего на его сестру:
Какая-то женщина крикнула из окна: «Молодец, малыш!» Другие говорили: «Этот мальчик бросился защищать свою сестру. — Держись! — Дай ему хорошенько!» И все окружающие говорили: «Молодец, малыш! Он вступился за свою сестру!»
Когда я был маленьким, я хотел быть похожим на Старди. У меня было множество данных для успеха: я тоже был невысокого роста, я тоже любил книги, и у меня тоже была маленькая сестра. Но никакой Франти, к моему и ее счастью, не появился в наших окрестностях.
Другую сторону этого дуэта — заботливую сестру-мать — д'Амичис представляет в образе Сильвии, сестры рассказчика. Она оставляет на столе маленького брата письмо, которое написано, очевидно, по-итальянски, поскольку дело происходит в Италии, но выглядит так, будто его написала типичная «идише мамэ»:
Ты не знаешь, что, когда ты был младенцем, я, вместо того чтобы идти играть с подругами, часами сидела у твоей колыбельки? Ты не знаешь, что, когда ты болел, я каждую ночь вставала со своей кровати, чтобы проверить, есть ли у тебя жар? Ты не знаешь, что, если с нами случится беда, я буду тебе как мать и ты будешь мне как сын? И что, если будет необходимо, я буду работать, чтобы обеспечить тебя и чтобы дать тебе возможность учиться, и что я буду всегда любить тебя, когда ты вырастешь, и что я всегда буду мысленно сопровождать тебя, когда ты уедешь далеко отсюда, что я всегда-всегда буду с тобой? Потому что мы росли вместе, потому что мы одна кровь и одна плоть. […] О Энрико, ты всегда найдешь свою сестру готовой принять тебя с распростертыми объятьями. А пока, чтобы доказать тебе, что я не сержусь на тебя, я переписала для тебя рассказ «Римская кровь», потому что видела, как ты устал[157].
В потоке изъявлений родственной близости и тонкой игры на чувстве вины здесь появляется интересное выражение: «Одна кровь и одна плоть». Не знаю, фигурирует оно также и в оригинале или внесено ивритским переводчиком[158] но это выражение немедленно влечет за собой широкий шлейф ассоциаций, которые начинаются с Адама и Евы. Переводчик, выбравший такое выражение, сознательно или невольно намекает на другие возможные отношения брата и сестры, а именно — на отношения сексуальные, то есть на кровосмесительство.
«Сердце», книга положительная и воспитательная во всех смыслах, — последнее место, где мы бы ожидали найти намек на такого рода отношения. Но такие намеки имеются во многих других источниках и книгах. Так, согласно еврейским мидрашам, Каин убил Авеля, потому что возжелал его сестру-двойняшку. В греческой мифологии супруги Зевс и Гера — брат и сестра, и к тому же дети другой такой же пары — титана Кроноса и его сестры Реи.
Такого рода семья, только человеческая, описывается в десятой песне «Одиссеи»:
Греческая мифология рассказывает нам также о Библиде — девице, воспылавшей страстью к своему брату Кавну. Этот миф, однако, показывает, что, невзирая на обычаи, царившие на Олимпе и в Эолии, сексуальная связь брата и сестры не была ни распространенным, ни одобряемым видом отношений в Древней Греции. Вот как описывает эту историю Овидий:
Иными словами, предосудительная любовь берет начало во вполне легитимной, лишенной греха близости между братом и сестрой. На этом первом этапе Библида еще не различает между родственными поцелуями и поцелуями любовными, и тут можно вспомнить Иакова и Рахиль возле колодца, чей поцелуй объясняется как родственный и поэтому не должен вызывать опасений. Но Иаков и Рахиль были не родными, а всего лишь двоюродными братом и сестрой, и брак таких родственников считался дозволенным. В мифе же речь идет об отношениях между родными братом и сестрой, причем чувство Библиды к брату постепенно меняется и усложняется:
Обращение «сестра» вызывает у Библиды раздражение, потому что напоминает ей о запретности ее любви. Но если бы она говорила на иврите, она бы радовалась ему. Потому что в нашем языке слово «сестра» — это не только дочь тех же родителей, но также прозвище любимой женщины, и к этому двойному смыслу мы еще вернемся.
По-гречески это, очевидно, не так, и Библида, в отличие от героев «Песни Песней», воспринимает обращение «сестра» буквально. По ночам ее мучают страстные сновидения, а также муки совести. В конечном счете она написала брату любовное письмо. Кавна охватил страшный гнев, но Библида не отказалась от своих слов. Брат покинул свой дом и страну, а сестра в отчаянии претерпела метаморфозу, как и положено героине Овидия, и превратилась в источник.
В наших древних источниках известен обратный случай — когда брат возжелал свою сестру. Это история Амнона и Фамари — история, в начале которой — любовь, в продолжении — насилие и ненависть, а в конце — убийство и месть.
И было после того: у Авессалома, сына Давидова, была сестра красивая, по имени Фамарь, и полюбил ее Амнон, сын Давида.
И скорбел Амнон до того, что заболел из-за Фамари, сестры своей; ибо она была девица, и Амнону казалось трудным что-нибудь сделать с нею.
Но у Амнона был друг, по имени Ионадав, сын Самая, брата Давидова; и Ионадав был человек очень хитрый.
И он сказал ему: отчего ты так худеешь с каждым днем, сын царев, — не откроешь ли мне? И сказал ему Амнон: Фамарь, сестру Авессалома, брата моего, люблю я[159].
157
В русском переводе В. Давиденковой глава, содержащая это письмо, опущена.
158
Подозрения Шалева оправданны: в оригинале здесь стоит только sesso sangue, то есть «одна кровь».
159
2 Цар. 13, 1–4.