Страница 35 из 70
И действительно, именно такого рода дружбу можно найти во всевозможных компаниях охотников, и неважно, идет речь о скрещенных ногах двух охотников за китами, о боевом братстве солдат или о других литературных парах: Давид и Ионафан в Библии, Энкиду и Гильгамеш в шумерском мифе, Гекльберри Финн и Том Сойер у Марка Твена, Ахилл и Патрокл в «Илиаде», Кастор и Поллукс в походе аргонавтов.
Когда мы сталкиваемся с великой книгой вроде «Моби Дика» и пытаемся понять, в чем тайна ее очарования, то доля ответа на этот вопрос, на мой взгляд, кроется именно в сказанном. И вообще, если я уже упомянул об очаровании и поскольку я упоминаю в наших беседах те книги, которые очень люблю, которые составляют часть моей жизни и моего мира, я хочу сказать, что если бы Господь удостоил меня возможности — и права — написать свое имя на обложке какой-нибудь из них, это был бы «Моби Дик». Если бы мне был дарован ум и писательский талант, намного превосходящие те, что у меня есть, именно эту книгу я хотел бы написать. Вы, конечно, знакомы с мнением, что на литературном горизонте нет ничего нового, уже написано все и обо всем и каждая новая книга есть не что иное, как новая версия уже существующей. И действительно, это мнение в большинстве случаев справедливо. Но лишь до тех пор, пока вы не натыкаетесь на «Моби Дика». Каждый раз, когда я перечитываю его, я говорю себе: нет, все-таки еще можно написать книгу, подобно которой не было. Можно. Факт, что можно.
В книге «Ветер в ивах» речь тоже идет о мужской дружбе, но эта дружба не подвергается испытанию в путешествии, на охоте или в приключении. Она целиком сосредоточена в кругу домашнего существования. Мы уже говорили, что противление путешествию составляет принципиальную линию этой книги. Соответственно повозка и самый дорогой автомобиль, которые покупает мистер Тоуд, влекут за собой осложнения, неприятности и даже настоящие несчастья, а небольшая поездка в Дремучий Лес, которую предпринимает Крот, едва не заканчивается трагедией:
Стоял тихий холодный день, небо над головой было стального цвета, когда он шмыгнул наружу из теплой гостиной. […] …в бодром настроении он шел, не останавливаясь, в сторону Дремучего Леса, который чернел внизу, точно грозный риф в каком-нибудь тихом южном море. Поначалу, когда он только вошел в лес, его ничто не встревожило. Сухие сучки потрескивали под ногами, поваленные деревья перегораживали путь, грибы на стволах напоминали карикатуры, пугая его в первый момент своей похожестью на что-то знакомое, но далекое. Все это казалось ему поначалу забавным и веселым. Но лесная глубь понемногу заманивала.
Слабое чувство страха охватывает его уже с первых шагов. Сейчас оно еще более усиливается:
Он уже проникал туда, где было таинственно и сумеречно, где деревья начинали подкрадываться к нему все ближе, а дупла стали кривить рты.
Здесь было очень тихо, темнота надвигалась неуклонно, быстро, сгущаясь и спереди и позади него, а свет как бы впитывался в землю, как вода в половодье.
И вдруг стали появляться гримасничающие рожицы. Сначала ему показалось, что он неясно увидел где-то там, из-за плеча, чье-то лицо — маленькую злую клинообразную рожицу, которая глядела на него из дупла. […]
У каждого дупла, а их были сотни, вблизи и в отдалении, оказалась своя рожица, которая появлялась и тут же исчезала, и каждая делала гримасу или вперяла в него злобный, ненавидящий взгляд.
Крота спасает дядюшка Рэт, водяная крыса. Он находит друга в лесу и приводит к Барсуку, который приглашает их к себе в дом.
Пол в кухне был из старого, исшарканного кирпича, в огромном устье камина пылали бревна. […] Ряды чисто вымытых тарелок подмигивали с полок буфета, стоящего в дальнем углу кухни, а с балок над головой свешивались окорока, пучки высушенных трав, сетки с луком, корзины, полные яиц.
Вот он снова — Дом. Горящий камин, дружелюбная посуда, полные закрома — все вызывает ощущение безопасности. Этот дом — нечто куда большее, чем просто «мой дом — моя крепость». Он не только убежище и укрытие. Он — сама суть жизни, центр бытия, и эта концепция Дома достигает вершины в последней главе книги, когда мистер Тоуд с помощью двух друзей, дядюшки Рэта и Крота, возвращается в свой старый милый дом, отнятый у него отвратительными жестокими существами из Дремучего Леса.
Кеннет Грэм не колеблется. Он идет до конца и главу о возвращении мистера Тоуда и изгнании захватчиков называет «Возвращение Одиссея», не больше и не меньше.
Это очень важная деталь, потому что в «Одиссее», этом самом большом путешествии в истории литературы, герой, возвращаясь домой, убивает наглыхухажеров своей жены. А здесь мистер Тоуд, вернувшись, убивает тех, кто захватил его дом. У жабы, такогожехолостяка, как и трое его друзей — водяная крыса, крот и барсук, — нет никакой Пенелопы, которая ждала бы его дома. Есть только дом, и именно дом, как уже сказано, — это для него самое главное. Но поскольку Кеннет Грэм придерживается созданной им аналогии, это его не беспокоит. И поэтому, хотя Пенелопы нет, но женихов вдосталь, и этих женихов надо выгнать, картина изгнания женихов мистером Тоудом и его друзьями чрезвычайно похожа на картину их убийства Одиссеем и его сыном Телемахом.
Напомню тем, кто забыл, что ухажеры Пенелопы нагло хозяйничали в доме Одиссея. Они ели и пили, ни с чем не считаясь, они добивались руки хозяйки дома, и после давления и угроз, которые продолжались долгие годы, Пенелопа вынуждена была объявить, что выйдет замуж за того, кто сумеет натянуть большой лук ее мужа и выпустить стрелу, чтобы та пролетела сквозь все отверстия в рукоятках его двенадцати боевых топоров, которые для этой цели были воткнуты в землю в один длинный ряд. Нужна огромная сила и большая тренировка, чтобы выполнить это задание, и ни один из женихов не сумел выдержать экзамен.
Оставим специалистам символическую трактовку стрел и отверстий. Нас интересует Одиссей, который появился в облике старого убогого странника и попросил разрешения испробовать свои силы после того, как все женихи потерпели поражение. Первую стрелу он выпустил, как требовалось, через отверстия топоров, а все остальные вонзил в женихов.
Двадцать вторая песнь «Одиссеи» описывает убийство женихов. Первым был самый наглый из них по имени Антиной:
Один за другим погибли женихи от стрел Одиссея и копий его сына, и нет сомнений, что эта картина стояла перед глазами Кеннета Грэма, когда он описывал битву за дом мистера Тоуда.
Хозяин дома и трое его решительных друзей — Барсук, дядюшка Рэт-водяная крыса и Крот — прошли через подземный ход и ворвались в столовую в разгар празднества: ласки, хорьки и другие захватчики, подобно ухажерам Пенелопы в доме Одиссея, буянили, опустошали кладовые и закрома, пожирали хозяйские яства и распивали хозяйские вина.
97
Здесь и далее цитаты из «Одиссеи» Гомера даны в переводе В. Вересаева.