Страница 2 из 2
– Чем умничать, ответил бы лучше на один давно мучающий меня вопрос, – обратился он к Мышу.
– Опять про закон сохранения материи и энергии? Так это проще простого. Масса предмета зависит от способа его утилизации.
– Да нет, не про массу. Я хочу понять, кто появился раньше в эволюционном развитии – мыши или тараканы.
– Конечно, мыши. Млекопитающие – прародители всего живого на земле. Извечный вопрос – что было раньше, молоко или млекопитающие – решается мышами просто. Раньше был сыр. Ты понял смысл сказанного? Кстати, сыр на халяву не хочешь? Не хочешь и не надо, – сказал Мыш, не дожидаясь ответа, – я два раза на халяву не предлагаю.
– Я не успел ответить, – грустно сказал таракан.
– Кто не успел, тому незачёт, не повезло сегодня, повезёт в следующем году, вот увидишь.
– Повезёт с тобой, конечно.
Творог понуро опустил усы и пополз на кухню доедать торт.
Хана, окончательно потеряв бдительность, слушала рассказ Шелега.
– И когда бóльшая часть суши покрылась песком, когда солнце спряталось за желтые тучи, на землю спустилась Песчаная ночь… – вещал, забывая дышать от переполнявших его эмоций, кот.
В комнату крадучись вошёл Заждан.
– А-а-а-а, застукал вас за кошачьим бредом! – заорал он.
Шелег замер, Малыш заплакал, а Хана стала виновато оправдываться.
– Ты не прав, он не всегда кошачий бред несёт!
– А какой? Кошка может нести только кошачий бред, и я не хочу, чтобы мой ребёнок, мой сын, слушал эти истерические мяуканья.
– Италия, конечно же, проиграла, – язвительно улыбнулся Шелег, – надо знать, за кого болеть. Я бы болел за Уганду… Уганда богаче Италии, как в природном, так и в этническом отношении. К тому же, в древности территорию Уганды населяли пигмеи и койсанские племена.
– А какое отношение эти корсары имеют к футболу? – спросил Заждан.
– Во-первых, не корсары, а койсаны, а во-вторых, ровным счётом никакого, в Уганде нет футбольной команды. Детская смертность, до взрослого доживает отнюдь не всякий появившийся на свет футболист-самородок. Малярия, брюшной тиф, тигры, наконец, естественный отбор, – сказал Шелег и, демонстративно выгнув спину, удалился на кухню.
– Ты слышала? Он неадекватен. И этому умалишённому зверю-фантазёру ты доверяешь своего ребёнка, – вздохнул Заждан.
Мыш нижним премоляром продолжал нарезать тонкую сырную полоску.
– Сырная нить такая длинная, что её можно протянуть из одного угла комнаты в другой, а кончик вывесить в окно, – размышлял он вслух.
– Кончик птицы склюют, – забеспокоился Творог.
– Ты не знаком с повадками теплокровных, птицы не едят сыр. Если бы это был хлебный мякиш, тогда вмиг бы склевали, а сыр они в клюв не возьмут, – сказал Мыш и почесал для убедительности левой задней лапкой за ухом.
– А почему тогда птица из книжки сыр во рту держала, если она его не ест? – не сдавался Творог.
– Из какой книжки? В энциклопедии написано, что птицы кормятся семенами деревьев и такими как ты. Другим источникам информации я не доверяю. Книга про птицу с сыром наверняка была художественной, а, следовательно, не несла достоверной информации. В художественных книгах можно писать всё, что вздумается, – авторитетно заявил Мыш, – и страницы там не такие вкусные, как в энциклопедии. Энциклопедией бывает так зачитаешься, что с полки встать не можешь. А художественные – даже открывать не хочется, не то качество страниц. И обложка хоть и мягкая, но не вкусная, – добавил он поморщившись.
– А зачем тогда печатают литературу эту, если читать её невкусно?
– Те, кто пишут, о вкусе не думают, они движимы потребностью поделиться сокровенным со всеми. Они терпят, терпят, а потом в муках отторгают, кто нетленную историю, кто роман, а кто и философский трактат. Вот и Шелег, он даже когда очень хочет, молчать не может. Хорошо, что он карандаш в когтях держать не научился, а то пришлось бы корпус к библиотеке пристраивать.
– Верно, если бы Шелег записывал, то спасу от него не было бы. А рассказ этот про сыр и лисицу очень в его кошачьем стиле. Надеюсь, не с его слов, – сказал таракан и с опаской посмотрел вокруг. – Там всё полная бессмыслица. Посуди сам: “…на ветку стаей взгромоздясь, собой в коня преобразясь, позавтракать совсем уж было собралась, но ощетинилась, а сыр во рту держала”.
– Кто держала? – спросил сбитый с толку Мыш, – ты, по-моему, неправильно процитировал. И вообще, зачем ей сыр, коню этому?
– Он им, по-моему, лису подманивал, на лис он охотился, – неуверенно пошевелил усами таракан.
Мыш не отставал:
– Кто «он»? Кто охотился?
– Конь, естественно, – ответил Творог.
– Интересная история, а чем она закончилась? Конь съел лисицу?
– Не помню, да и не важно это, важно другое, – Творог заволновался, – у Заждана к подошве тапка приклеился кусок тревожного пирога. Я уже третий день хочу им позавтракать, но боюсь, что раздавят.
– Во-первых, не тревожного, а творожного – учись правильно употреблять слова! А во-вторых, хозяин с дивана редко спускается в тапок.
– Он и тревожный тоже, – не согласился Творог. – Он, знаешь, как тревожит, я только о нём и думаю. А то, что тапки редко надевают, я и сам знаю. Но если по закону подлости это как раз сегодня случится, что тогда?
– Сам знаешь что – будешь подклеен к подошве рядом с пирогом.
– Злой ты, – проскрипел хитином Творог, – нет, чтобы помочь другу перевернуть тапок пирогом вверх.
– Ладно, так и быть, пойдём переворачивать, а то резьба по сыру мне уже порядком надоела, – сжалился он над тараканом.
– А может, дашь кусочек ниточки сырненькой всё-таки? – Творог с надеждой посмотрел на Мыша.
Но тот жадничал:
– Аппетит перебьёшь, пошли тапок переворачивать.
Они выползли из норы и осторожно подкрались к люльке. Хана с упоением слушала рассказ Шелега.
– Интересно, о чём он им рассказывает? – спросил Творог.
– Давай подслушаем, – предложил Мыш, и они заползли под люльку.
– Семейная жизнь, – вещал Шелег, – это изнуряющий процесс общения особей противоположного пола. Ты когда-нибудь задумывался о значении истинно народных выражений «супружеский долг» или «стерпится-слюбится», а, Малыш? Эти крылатые выражения прошли проверку временем и, следовательно, не могут быть ложными. Они отражают неприглядную картину межсупружеских отношений. Убойная сила этих слов поражает, как гарпун, пущенный могучей рукой китобоя.
– Поражает, поражает, как гарпун, – повторяла Хана и гладила спину Шелега.
Мыша и Творога рассказ про гарпун не заинтересовал.
– Я про рыб не люблю слушать. Вот если бы он про млекопитающих рассказывал – то я бы отсюда никуда не ушёл, а про китов мне не интересно.
– Киты – вовсе не рыбы, – сказал Творог.
– А кто они, птицы по-твоему? – улыбнулся Мыш. – Если у животного есть рыбий хвост, но нет ни хитина, ни шерсти, то это животное – рыба. Тебе понятно?
Творог слышал по радио, как диктор два раза повторил, что киты – это самые крупные млекопитающие на Земле. Это мешало принять на веру сказанное Мышом, но он не стал спорить:
– Понятно. Киты – это самые большие не насекомые, живущие на Земле.
– Ладно, пошли быстрей тапок переворачивать, – продолжил Мыш. – Надо успеть – летаргическое оцепенение рано или поздно заканчивается, и тогда… тогда приходится сползать в тапки.
Они вылезли из-под люльки и пошли в Комнату Смеха – так Шелег называл спальню Заждана и Ханы.
Заждан лежал на животе и звучно храпел.
– Вот он, правый, с пирогом, – сказал Творог, показывая усом на тапок. – Правый тапок отличается от левого тем, что когда его надевают на левую ногу, то жмут пальцы правой ноги.
– Думаю, что, левой, всё-таки, – поправил Таракана Мыш. – И вообще, что ты можешь об этом знать? У тебя и пальцев-то нет, сплошной хитин.
– Пальцев нет, но есть умение приходить к неожиданно верным заключениям. Ты лицо Заждана, или что там у него по утрам, видел? Он часто тапки путает, поэтому до обеда грустный бродит.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.