Подноготная любви

Итак, дурная женщина обессиливает, начиняет неврозами, утягивает к смерти, не только физической, но и духовной. В таком случае от биофилки следует ожидать нечто противоположного: она расслабляет, не деструктурируя сознания; освобождает от неврозов, подставляет плечо, рядом с ней укрепляется здоровье и обретается жизнь вечная.

Представим себе, уважаемый читатель, биофилку в постели. Она лежит нежная, расслабленная, тёплая и ждёт вас как самый важный в жизни подарок. (Обратите внимание: не подарочек, а подарок.) Вы, наконец, освободились от того интереснейшего дела, которое у вас, как у биофила, спорилось в руках, вы с наслаждением приняли душ, с наслаждением, но нисколько не медля: ведь вас тянет к ней, вам придают силы тёплые воспоминания о той невероятной нежности послушания и предугадывания ваших желаний, в которую вы привыкли, но не пресытились погружаться в вашей супружеской постели.

Вы ещё только легли, ещё лежите плечом к плечу с ней, взявшись за руки, но вы уже близки друг ко другу, как при самых нежных объятиях. Состояние духа, души и тела соответствующие. Вы рассказываете о том, что произошло с вами за день, и ей очень приятно вас слушать. А потом рассказывает и жалуется она. «Выкинь всё это из головы!» — наконец говорите вы ей, а она вам, — и сорные предметы из тела памяти исчезают. Она, облегчённо вздохнув, с улыбкой прикасается к вашему плечу ладонью.

Вы только вслушайтесь в музыку этой фразы! Фразы, навсегда занявшей достойное место в словарях устойчивых выражений: выкинь всё это из головы! В голове тела памяти, во лбу — мусор забот, но таких забот, которые переросли разумные размеры, которые тяготят более, чем они того достойны. Выкинь всё это из головы! И из вас, из расслабленных, эти предметы выметаются, как сор. Что это как не техника лечебного психокатарсиса?!

Она, биофилка, и без того великолепна как любовница, а тут вы ещё освободили её от последнего флёра напряжения.

Но мы не будем описывать всё то, что с вами, биофильный коллега, как следствие этой волшебной фразы начинает вытворять ваша биофильная возлюбленная, потому что это было бы уж совсем жестоко по отношению к тем из читателей, которые ещё не покаялись и, возможно, не сделают этого никогда. И это не на 2 и даже не на 10 минут, уже хотя бы потому, что это всегда творчество, полное неожиданных открытий.

Упражнения по «выбрасыванию из головы» мусора тела памяти приводят к тому, что ваше подсознание привыкает с собой работать самостоятельно, и со временем освобождение от мешающих предметов происходит просто от их созерцания. Следовательно, со временем для самоочистки достаточно просто глубокое расслабление (при необходимости — и без него), причём неважно, будете ли вы при этом заниматься эросом или только к нему готовиться. Эрос — это и есть психокатарсис, это когда ты, брат, наполняешься силами, когда женщина тебя расширяет, когда ты освобождаешься от неврозов и возрастаешь в жизнь физическую, душевную и духовную, и жизнь эта приходит в избытке. Для неё — тоже.

Но если половой акт — это психокатарсис, то в таком случае и психокатарсис — это, в определённом смысле, половой акт, взаимопроникновение половинок, то есть для биофила психокатарсис — это высокое и высочайшее наслаждение. Да, вот такой парадокс!

Но у психокатарсиса есть и ещё б`ольшие глубины.

Глава пятнадцатая

Когда героиня становится героиней, или Где обитают сказочные принцессы?

Самое слабое у мужчин место — женщины.

Вернее, проблема — не женщины, проблема — найти одну единственную женщину.

Проблема состоит в том, как на этой планете обыденности, искорёженной старыми руслами рек разочарований, найти ту единственную, которая только и может подарить то, что в силах подарить лишь сказочная принцесса.

Как найти, а главное, каким или какой надо быть, чтобы найти свою половинку?

Человечество никогда полностью не утрачивало истины о том, что здоровому мужчине наилучшим образом может подойти только одна женщина. Знание об этом очищалось веками в легендах всех народов мира, оно прорывается робкой улыбкой надежды в песнях поэтов, воспевающих протянутые друг другу руки. Забытое древнее знание о существовании Единственной (половинки) слышится в «любовном» шёпоте двоих, в его признании ей, что она — единственная. Слова, которые она уже не раз слышала от других; да и он, если сейчас и искренен, то позднее, непременно, то же самое повторит ещё нескольким. Да и поэт, чувствуется, воспевает совсем не ту, которая сейчас с ним.

Знание о половинке действительно древнее, и уходит оно ко временам сотворения мира.

Адаму посчастливилось, среди прочего, ещё и потому, что выбирать ему не приходилось — женщина рядом была единственная, она уже от рождения, по способу, месту и времени своего появления изначально предназначалась именно ему, Адаму. В тексте Писаний подчёркивается не только духовное единство Адама и Евы (они впервые почувствовали тепло друг друга тогда, когда доверились Богу), но и биологическое, биоэнергетическое (в форме повествования о ребре Адама) соответствие, и как раз это соответствие поддаётся научному анализу и математическому моделированию.

Попытки создать достаточно простую методику математического расчёта наилучшего соответствия двоих предпринимались и прежде — и их было множество. Это и понятно: опоэтизировать можно всё что угодно — и ошибиться. Ошибиться, даже не попадая под влияние некрополя особой силы, а как бы самостоятельно. Математические же методы ограждают от чересчур поспешных выводов — и потому так ценятся в естественных науках. Нашему П. методами психокатарсиса удалось решить проблему своей половинки — и убедиться в правильности выбора не только по силе чувства и проникновения. Но психокатарсиса более высокого уровня, чем мы до сих пор описывали. Ниже (правда, не в этой главе) впервые в мировой литературе даётся уникальная математическая схема расчёта биоэнергоритмического соответствия двоих. Биоэнергоритмическое соответствие не единственное, что необходимо для счастья, и это тоже в математической модели учитывается. Но описанием доступной всем методики мы займёмся несколько позднее, поскольку полное понимание схемы требует ещё некоторых предварительных разъяснений. Кроме освоения техники лечебного психокатарсиса желательно большее осмысление тех царящих в этой жизни принципов, бессознательно руководствуясь которыми, мужчины выбирают женщин, а женщины — мужчин. Этим мы сейчас и займёмся.

— А из чего выбирать-то, — может поморщиться даже незнакомый с обстоятельствами интимной жизни Гитлера или ему подобных читатель, — выбирать из чего? Все бабы одинаковые! (Вариант: все мужики одинаковые!) Да и чем больше выбираешь, тем больше затем разочаровываешься! Скажете, не так? Посмотрите повнимательнее на ту, — скептик ещё больше кривится, — которая сейчас рядом с вами и называет себя вашей женой, — спорить не будете. Разве у вас по отношению к ней никогда не было чувства разочарования?

Мы согласны, что «все они — одинаковые». Одинаковые, в особенности, если «общаться», как это водится, только с первыми попавшимися женщинами, да и перепробовать их ограниченное число, скажем, всего только одну тысячу. Но голос Адама, различимый за сотни поколений, подсказывает, что Единственная есть, и она — плоть от плоти вашей.

Это — серьёзно.

Но прежде решим вопросы литературные. Во всякой сказке, мечте или легенде о половинке доброй улыбкой отчётливо проступает, что она — особенная, и ни на кого из остальных приземлённых жителей Каперны (а там, у Грина, все женщины глупы, практичны и мясисты) не похожа.

Она — чиста. Она — красива, но не той, внешней общепризнанной красотой, которая не обогащает душу оказавшегося рядом. Лев Толстой это, насчёт такой красоты, тоже понимал. Женских персонажей в его произведениях достаточно много, одни получше, другие похуже, но мечта одна — Наташа Ростова. Она чиста. Её нельзя назвать логичной — до брака она объясняется больше междометиями. Её нельзя назвать внешне красивой в том смысле, в каком привыкли употреблять это слово обыватели. Впрочем, как говорится, некоторая несимметричность Наташиного лица нисколько не умаляла её ценности и внешней тоже. Она чувствительна к подсознательным движениям души ближнего, то есть, среди прочего, может почувствовать чужую боль как свою.