Страница 192 из 206
* * *
В.: Да, было так хорошо идти по берегу Яузы и слушать про Анну Каренину, Кити, княжну Марью, Наташу…
П.: Разве слушать? Обсуждать! Я после таких обсуждений не успеваю записывать твои идеи.
В.: Да какое обсуждение? Моей роли — никакой. Я — это лишь отражение тебя.
П.: Не надо. Это я не успеваю за тобой идеи записывать. Вернее, дорабатывать до уровня словесного оформления. И ещё неизвестно, для кого полезней и приятней подобные обсуждения: для тебя или для меня! Да и вообще я тебе так благодарен…
В.: За что?
П.: За всё. За то, что ты существуешь. За то, что мы с тобой встретились. Ведь всё-таки это случилось после твоей молитвы. Хотя молился и я… Благодарен тебе за то, что стал так понимать Толстого. Так, как до встречи с тобой не мог и надеяться… Ведь если бы не рассмотрение тебя, если бы не было столь отчётливо сказано взять в руки Толстого, я бы ни за что не понял бы ни его, ни, главное, тебя… Да и самого себя тоже! Спасибо тебе…
В.: И тебе… Только мне неудобно…
П.: Что?
В.: Что ты так за мной. В больнице. Ведь получилось, что самое трудное досталось тебе. Не родителям, не матери, не отцу, не брату — а тебе. Тебе было очень неприятно?
П.: Нет… Я только в первый момент испугался, когда прихожу — а у тебя температура сорок, лежишь под капельницей и вдруг — теряешь сознание. Я тогда растерялся — бросился за медсестрой… Возвращаемся — а ты уже в себя пришла. Та только ушла — ты опять провалилась.
В.: Представляю… Потом эта ночная рубашка в крови! Повязка… Потом рвать начало…
П.: Всё ерунда. Хорошо я догадался руки тебе на виски положить. Сам до сих пор не знаю, почему я так сделал. Но положил и даже ни о чём не думал, ничего не представлял. А только температура у тебя тут же стала падать. Получаса не прошло — а уже стала 37,4 и выше уже больше никогда не подымалась.
В.: Мне теперь с тобой за всю жизнь не расплатиться.
П.: А ты разве будешь… э-э-э… стараться?
В.: Буду.
П.: Представляю… Рас-пла-тить-ся! Э-э-э… Ох, не тревожь ты моего воображения! А то я уже начинаю предвкушать!..
В.: А ты не предвкушай.
П.: Легко сказать! Когда самая-самая из женщин рядом, то…
В.: А ещё знаешь, когда в больнице мне было особенно хорошо?
П.: Когда?
В.: Когда ты мне принёс расчёт моего «несуществования».
П.: Он тебе понравился?
В.: Понравился. Прямо как будто теплом пахнуло. Домом. Родным-родным! Так хорошо стало. Силы прибавились. Как будто дома, рядом с тобой…
П.: Правильно! А когда я, действительно, рядом был, в натуральном, так сказать, виде, — ты ссорилась!
В.: Прости меня, пожалуйста.
П.: Давно простил. И даже не обижался. Сам даже не понимаю, что я тогда, когда перед выпиской приходил, взбрыкнул?.. А помнишь?
В.: Что?
П.: А когда вдоль Яузы гуляли, ты мне стала жаловаться, что в больнице стали кошмары сниться, и ты всё время просыпалась в холодном поту?
В.: Всё какие-то переходы, комнаты… Я всё убегаю, пытаюсь спастись… Помню. Вот уж точно — кошмары…
П.: Да. Из больницы вернулась — а всё равно те же кошмары.
В.: Да. А ты наклонился, поцеловал меня и обещал, что когда домой с прогулки вернёмся, ты мне их уберёшь. И убрал!..
* * *
П.: Так. Закрыла глаза. Хорошо. Мне кажется, что твои кошмары связаны с каким-то мужчиной.
В.: Почему ты так решил?
П.: Есть некоторые приметы в деталях сна. Есть нечто в них эротическое. А если эротическое, то есть некий объект центрирования. Объект враждебен.
В. (После долгого молчания, во время которого всё более становится понятно, что В. не решается высказать нечто, до того скрываемое.): Да. Точно. Я теперь тоже начинаю это понимать. Только я его почему-то называю твоим именем. Но это, я теперь понимаю, — не ты.
П.: Он — это из кошмаров?
В.: Да.
П.: Моим именем??!
В.: Да.
П.: Вот это расклад!.. Интересно. Так это точно — не я?
В.: Точно.
П.: А что ты видишь?
В.: Глаза.
П.: А какое чувство у тебя вызывают эти глаза?
В.: Страх.
П.: Какое-нибудь ещё?
В.: Н-не знаю…
П.: Что они от тебя хотят?
В.: Такое ощущение… Такое ощущение, что они хотят… вцепиться в лоб и разорвать! В кровь!
П.: Так… В женском урологическом отделении больницы мужчины только в бригаде врачей… Кто-то из них?.. Это уже даже не подавление. Это больше. Так это ты меня подозревала в таких к тебе чувствах?!
В.: Это не ты. Да и мнение не моё. Оно мне навязано. Травма.
П.: А давно эти глаза мешают смотреть?
В.: Разве я не сказала? С больницы.
П.: Это понятно. Точнее.
В.: Не могу сказать.
П.: А можешь сказать, кому принадлежат эти глаза?
В.: Н-нет.
П.: Хорошо. Первое, что приходит в голову, — они принадлежат мужчине или женщине?
В.: Мужчине.
П.: Он что, тебя захотел?
В.: Н-не знаю. Я его не знаю. Я его не видела.
П.: Когда он был рядом, ты была под наркозом? Без сознания?
В.: Н-не знаю.
П.: А какого он роста? Ощущение — выше среднего роста или ниже?
В.: Выше.
П.: А по национальности этот человек — русский? Ощущение?
В.: Не знаю.
П.: Что-то ты после наркозов очень часто стала употреблять эти слова.
В.: Сама не знаю, почему так получается. Туман в голове.
П.: Ты его видишь, этот туман?
В.: Да.
П.: Сейчас можно его убрать?
В.: Нет. Нужно, чтобы прошло время.
П.: Хорошо. Пошли дальше. Молодой?
В.: Не знаю.
П.: Та-ак… А волосы с проседью? Или без?
В.: Без. Я только и помню, что глаза и волосы…
П.: Хорошо. Как ты чувствуешь: будет ли для тебя полезно дальше прояснять этот объект?
В.: Нет.
П.: А эти глаза влияли на наши взаимоотношения с тех пор, как они появились?
В.: Да. Влияли.
П.: Так. Что надо теперь сделать, чтобы освободиться от влияния этих глаз? Оно нужно тебе — это влияние?
В.: Нет.
П.: Так. Что надо сделать, чтобы они не оказывали больше на тебя никакого воздействия?
В.: Н-н-не…
П.: Знаешь. Подумай. Есть очень хорошее решение.
В.: Может, очки тёмные надеть?
П.: Очки настолько тёмные, что эти глаза не смогут тебя видеть?
В.: Да, такие.
П.: Надевай… Надела?
В.: Надела.
П.: Так. Хорошо. А теперь, что надо сделать, чтобы никогда не была забыта та польза, которую ты обрела, попав в эту ситуацию?
В.: Польза? Разве польза? Я не поняла.
П.: Из каждой ситуации, пусть даже на первый взгляд печальной, можно извлечь урок.
В.: Теперь понятно.
П.: Ну так и как? Может быть, надпись какую-нибудь на очках сделать?
В.: Нет, не годится.
П.: А что надо сделать?
В. (Особенно улыбаясь, как показалось Психотерапевту, приятно для него.): А можно не говорить?
П.: Можно… Готово?
В.: Да.
П.: Интересно, что ты сделала? Веник в задницу ему вставила?
В.: Ну что ты! Это только ты у нас такие вещи делаешь. Вернее, на такое способен.
П.: А ведь, действительно, был случай. Был образ, вставил ей в задницу веник и сказал этому аисту лететь подальше… А какой смысл этого знака, этой метки, ты мне тоже не хочешь сказать?
В.: Нет.
П.: Хорошо. Такой вопрос: ко всей этой истории Зина имела отношение? Скажем, могла ли она каким-либо образом подготовить почву для того, чтобы возник этот стресс, с глазами? Стресс, от которого мы только что освободились?
В.: Н-н-не знаю. Впрочем… Во всяком случае, у меня нет такого ощущения, что её участие в этом исключено…
П.: Ну разумеется, женщина женщине всегда «поможет»…
В.: С женщинами мне давно всё понятно. Да я их давно стороной и обхожу. Вот только разве Оля…
П.: Теперь — эти глаза были связаны с ночными твоими кошмарами?