Подноготная любви

Ольга: Конечно. Мне вообще это никогда не нравилось, что она дочь во все подробности посвящает. Ей говоришь: подымайся, а она…

П.: Чем объясняла? Свои падения?

Ольга: Он не любит. Так она только из-за этого фигова…

П.: Значит, дочь в курсе всех подробностей… Не из-за любви Галя каталась. У неё депрессия была — она вообще умереть хотела. С ней было бы то же самое, если бы в Центре вообще мужчин не было. Всё равно бы падала, как ты говоришь, как есть. Только иначе бы объясняла.

Ольга: Не знаю, что ты там такое говоришь. Она была влюблена, и такое, как с Галей, бывает сплошь и рядом.

П.: Это не любовь. Это результат своеобразного кодирования.

Ольга: Так он же её не раскодировал. Так оставил. Вот она…

П.: А он и не мог. Такого типа людям раскодирование не по силам.

Ольга: И всё равно, она говорила… Опять же — каталась…

П.: Это следствие, но не любви, а того, что она позволила себе оказаться в обществе некрофилов. С ней было бы то же самое, если бы она просто в Центр ходила, а не, как ты выразилась, «встречалась». Женщины Гитлера тоже все кончали самоубийством. Долго объяснять. Галя очень чувствительна, к тому же конституционально — сомнамбула, истероид, а истерики…

Ольга: А у меня тоже истерики стали случаться. Всё ничего-ничего, а потом как грохнусь на пол! Раньше я такая не была. А вот вышла замуж… и началось. Да у меня и мама так же. И бабушка. Но мама ещё не так, а вот бабушка такого жару давала, что только держись! И по полу, и как угодно!

П.: Постой-постой… Ты говоришь, Галя звонила в дверь, вы открывали, она перешагивала порог и падала?

Ольга: Да.

П.: А в других местах она падала?

Ольга: Не знаю. Нет, наверное.

П.: А почему, как ты думаешь?

Ольга: А всё ясно. Здесь самые близкие ей люди. Я — лучшая её подруга, а Сергей — её брат. Это её тусовка. Может быть сама собой. Расслабляется — и падает… А Сергей… он очень от неё зависит. Очень. О…

П.: У меня какая-то странная ассоциация…

Ольга: Какая?

П.: Она же дома всю жизнь просидела, только раз уехала на месяц в Крым пионервожатой. Возвращалась на самолёте, подлетают к Москве, ей плохо стало, причём так плохо, что когда самолёт сел, вещи бросила и пошла… Хорошо, говорит, Сергей встретил. Без вещей, как сомнамбула…

Ольга: Да, она такая.

П.: А ведь это странно! Ведь когда она ехала из Москвы, ничего с ней такого не происходило… Всё было в порядке, контроль над собой не утрачивала, вещей не бросала… Своё состояние она объясняет тем, что дорога утомила. Но… Что же получается? Приближается к Москве — и сомнамбулизм! И тут — тоже: перешагивает порог — и падает. Здесь, объясняет, падает потому, что экстрасенс не любит. Но ведь когда она возвращалась из Крыма, с экстрасенсом она ещё не встретилась! Да и тебя в её жизни ещё не было…

Ольга: Не бери в голову. Всё бывает.

П.: Бывает, действительно, всё… Но всё равно странно… Какая-то закономерность?.. Так ты остановилась на том, что истерики у тебя начались, как только ты вышла за Сергея замуж?..

Ольга: Да-да. У нас это семейное.

П.: Кстати, у жены Толстого тоже нечто подобное происходило. Я сейчас в архиве музея Льва Николаевича работаю. Разные разности узнаю. Его жена Софочка его в три недели окрутила. А ей всего 18 лет было. Первую сцену она ему в первую же неделю закатила. Выкрутасничала, противостояла ему разве что не во всём, а потом стала ударять за Танеевым. Слыхала такую фамилию?

Ольга: Да. Я же музыкальную школу окончила. Рассказывай. Интересно.

П.: Идеальный стал для неё мужчина. Но соблазнить ей его не удалось по той простой причине, что он, как оказалось, был гомиком. А вот имя своего мужа, здорового мужчины, отца тринадцати её детей, трепала повсюду, обвиняя в гомосексуализме. Представляешь? Здоровый мужчина с естественными желаниями для неё нечто грязное и неприемлемое, гомосексуалистом обзывает, а действительный гомик — идеал мужчины!

Ольга: Ну и что? Такое у женщин сплошь и рядом.

П.: Только не всех объявляют идеальными жёнами. А Софье Андреевне даже выставку посвятили. Мы с Галей ходили недели три назад. А откроешь книгу отзывов, там: «Вот я, наконец, теперь знаю, какой должна быть идеальная женщина, верная жена, хорошая мать…»

Ольга: Ну и что? Меня это не удивляет. Нормально.

П.: Софье Андреевне удалось-таки добить своего мужа, но только на своём 67-м году жизни. А в последний год она превзошла саму себя: могла ворваться в кабинет, изорвать в клочья любимый портрет Льва Николаевича, стреляла, когда он работал, под дверью, имитировала самоубийства, топилась… А уж то, что 66-летняя графиня каталась по полу, — так это как что-то вроде нормы воспринималось…

Ольга: Ну и что? Обыкновенная женщина.

П.: Нет, ты послушай! Самое дикое, что исследователи не додумались ни до чего лучшего, как решить, что Софья Андреевна потому билась в истериках и каталась по полу, что рядом был Лев Николаевич, а вовсе не потому, что гомик-профессор. Или какой иной. Ведь достаточно краткого контакта… А потом это может на всю жизнь…

Ольга: А? Нет!! Что?! А?! О чём ты говоришь?!! О чём?!! У меня в раковине вечная гора грязной посуды, давно там лежит, подойду, руки опускаются, делать ничего не хочется — а ты?! Сколько операций — а всё равно гной опять собирается. Не могу больше. Надоело — хоть разводись! А ты мне о Толстом!! Это же надо! О Толстом!! Тьфу! Тьфу! Тьфу!

П.: Понимаешь…

Ольга: Ты видишь кучи вдоль стены? Сергей ждёт, что я разберу. А с какой стати? Это он ремонт затеял — пусть сам и разбирает!.. Достал с этим ремонтом! Я понимаю, что Галя давно бы уже всё разобрала! Ну и хорошо! Пусть вот и разбирает! А я вот — другая. И если я никому не нравлюсь, то…

П.: Разве никому? Гале нравилась — иначе разве бы она стала тебя с братом сводить? (Странная реакция на Танеева… Может, она мужу изменять стала, как это часто бывает, через неделю после свадьбы?)

Ольга: Вот именно, что нравилась. Раньше.

П.: И Сергей говорит, что ты нравишься. Влюблён в тебя. Хороший парень, смотри, какой грандиозный ремонт делает. Да и Галя говорит, что он хороший.

Ольга: Вот именно, что говорит. Она мне такое напела. Когда хотела его женить: хороший-хороший, лучше нету. А стали жить вместе… Ладно, не буду… Да и он сам всё время недоволен. Злится, чт`о я не чувствую? Хотя… Может быть, и влюблён.

П.: Этому экстрасенсу ты тоже нравишься.

Ольга: Этому — да. Что да — то да. Не хочется подробности рассказывать… Ему, да ещё Галиной дочке…

П.: Вот уж точно. Если кто тебе беззаветно предан, так это она. Мать забудет, но тебя — нет.

Ольга: Это точно. Она меня очень любит. Хорошая девочка. Хотя иногда поступает… Мать тогда предала, когда с бабулькой скандал был. Разве так можно поступать? Гнусно поступила девка, как ни посмотри — гнусно. Словом, не девка, а дрянь.

П.: Скажи мне…

Ольга: А зачем тебе всё это знать? Непонятно. Зачем?

П.: (Сказать ей правду или нет? Зачем?) Я пишу книгу, несу ответственность за содержание — вот и проверяю.

Ольга: А что ты о других пишешь? Пиши о своём. Ты же там много путешествовал, столько видел…

П.: А я и пишу о своём. Просто это несколько соприкасается. А вот подсвечник…

Ольга: Оставь ты его в покое!! Свеча в нём была — мы её дожгли. А остальное… Да и вообще, мне кажется, что душа у меня чёрная-чёрная, и тот луч света — ему тьму не разогнать!

П.: Но ведь освещает?

Ольга: И что? Светит с одной стороны. Так это ж не моё. А душа, какая была, такая и остаётся. Хватит обо мне! Ты лучше скажи: почему ты с ней не зарегистрируешься?

П.: Да она сама не хочет.

Ольга: При её чувствительности это значит, что не хочешь ты. Почему?

П.: Да я не против… я к ней, собственно, как к жене и отношусь. И регистрироваться — всегда пожалуйста. Так что… Ты знаешь, что у нас с ней в последнее время происходит?

Ольга: Что?

П.: Она всё меньше отзывается на логический контакт. Летом она впервые, после звонка к матери, по большому счёту, отказалась, а теперь помаленьку отказывается ещё. По чуть-чуть. Скажем, заявит, что я словами играю — и всё. Отказ от конструктивного общения. Так я, естественно, начинаю бояться, что в один прекрасный момент она откажется раз и навсегда — и что? Всю жизнь потом ей в дурдом передачи носить? (Больно… Курортная любовь — как ни крути. На курорте все — приезжие. Так что, все туда только за одним и ездят. Там все друг для друга приезжие — верх любовного совершенства. Холуйская любовь для той и другой стороны… Сколько женщин весь год деньги откладывают, копят, отказывают себе во всём, чтобы только съездить на курорт, да подальше… Только разница с Галей в том, что те хотят того, за чем едут. И настрой соответственный: 24 дня — и кончилась путёвка… Наплакались, навизжались, нанапивались, настрадались — и до следующего раза. Они-то знают — и в своём праве. А Галя… Сколько раз она мне говорила, что боится приезжих? Сто раз? Двести? Курорты ей отвратительны, ни разу и не ездила — защищалась… Чьё ж подсознание не знает своих проблем?.. И всё равно обманули. Чуть не в дом вломились — начиная с той женщины на работе…) Но даже если и не дурдом. Ты знаешь, она мне же просто бывает элементарно неверна. Два эпизода были очень яркие. Первый — в больнице лежала, там попала под влияние одной женщины. Пять соседок — выбрала из них единственную приезжую, из другого города. Так абсолютная верность ей, а мне — не подходи. А потом поехали летом на юг — там Костик.