Забво

   Кормят сносно, по сравнению с Борзей. Но начпроду не позавидуешь. Хоть он и поперёк себя шире, считай, службой не занимается. Он занимается договорами с хлебозаводом и прочими полезными предприятиями. Солдатики сдаются в рабство за поставки продовольствия. От желающих попасть в это рабство отбоя нет. Одно дело - в казарме дрочить команду подъём-отбой, и другое - батрачить на заводе. Продуктов в итоге получается впритык. Отходов для хоз. двора почти не остаётся.

   Заступил помощником Дежурного по полку. Прихожу проверять хоздвор. Пьянку там организовать - плёвое дело. Хоть и воняет, но сам хоздвор на отшибе, и не каждый Дежурный проверит. А я знакомлюсь с частью. Мне и интересно, и зарабатываю авторитет вездесущего офицера, с которым шутки плохи. Слухи обо мне уже, конечно, ходят самые невероятные. Понятно, что пьянь, как и большинство офицеров, но учёба в Москве с последующей службой в Борзе уже известна всем. В итоге у меня репутация служаки и распиздяя в одном флаконе. Ну, а когда наши отцы командиры додумываются выбить второй этаж в педобщаге под неженатых офицеров, так ещё и повесы.

   Захожу, и тут же натыкаюсь на двух чумазоидов, тащащих куда-то бак с отходами. Вонь, хоть святых выноси.

   - Эй, воины, стой, раз, два!!!

   Поставили бак. Изображают внимание. Эдакие два знака вопроса в смысле фигур. Особая порода людей, при взгляде на которых кажется, что они родились чумазыми и сутулыми.

   - Показывайте хозяйство. Происшествия??

   - Этааа... нету... праишествиев нету... - рожает один из них.

   - Порося вот кормить... этаааа, - второй докладывает.

   - Ну, пошли, посмотрим порося.

   - Тока...этааа... товарищ лейтенант. Вы пряма за нами быстро заходите... а-то лови его потом...

   - Кого??

   - Да Борьку...

   Борькой оказался подсвинок... по причине худобы берущий барьеры при запахе хавчика. Эдакая проворная собака с пятаком.

   Пристрелили его потом. С пятого выстрела. Хищник натуральный оказался. Жрать любил и хотел, а нечего было. На бойчин кидаться стал, вот и пристрелили.

   Окно в вестибюль завесил простынёй. Повоевал немного с мышами, которым пришлось поменять своё представление о безопасности в моей каморке.

   Баня комполка находилась прямо в здании клуба. Вопрос с помывкой отпал сам собой.

   В батальоне всё сложилось наилучшим образом. Я пришёл в момент, когда командир 1-го взвода, по сути, реально рулящий ротой ст. л-т Дима Клыков ещё не вернулся из отпуска, а ротный капитан Михаил Щёткин решал вопрос о переводе и на всё положил. Техника в порядке, Дима её привёл в чувство перед отпуском, а за месяц без ударного процесса обучения её угробить было нереально. Зампотех м-р Буц дрочил солдатиков в парке. С моим появлением перестал контролировать их работу. Там я со слонами своими и познакомился ближе.

   - Волкогонов, и какого хуя мы дрыхнем в десанте? Заняться нечем?? - ору в кормовые двери недоремонтированной "бэхи"

   - Товарищ лейтенант, чо вы доебались-то?? Моя машина, как часики...

   - Охуел, штоль? - пинаю его по выставленной ласте. - А ну вылазь, уродец...

   - Каво пинаетесь-то... пиздец ваще, - забивается дальше.

   Кидаю взрывпакет в десант (подарок начхима - нового собутыльника).

   Контуженый Волкогон выпадает из десанта на пиздюлину.

   Разбор у комбата. Петровичу, конечно, слили всё, как есть. Но я вру, что стреляли котёл-подогревателя, а Волкогону дал пиздов за то, что накидал в котёл больше, чем надо патронов... вот и ёбнуло жёстко.

   Петрович один на один, потом, пиздюлей обещает, если буду врать... дежа-вю... где-то это уже было. Армия - такой механизм, в котором всё повторяется на любом уровне, потому что всё работает по одним и тем же принципам.

   Факт неподчинения остаётся невскрытым, но бойцы врубаются, что я хоть и ёбнутый, но жаловаться не собираюсь. Сам решаю.

   Потом палю пьянку в первой роте. И мне по-крупному везёт. Именно в этот момент с отпуска возвращается командир первой роты Сергей Самосин. И заходит в казарму.

   Я, в этот момент уже запустив табуретом в толпу, дёргаю дужку с ближайшей кровати... по привычке. Только вот у нас в казарме дужки не снимаются с кроватей. Петрович, как оказалось, давно уже "разоружил" казарму. И я остаюсь с голыми руками против шестерых взбешённых солдат. Я в казарме один из офицеров и прапорщиков. Молодой и насквозь им незнакомый. Им не страшно, прут вперёд, сейчас будет больно, выцеливаю, кому первому... И...

   Что происходит?? Сначала я слышу ...

   - Дежурный по батальону, на выход!!!

   Прущие на меня старожилы батальона, как на стену, налетают на эту команду.

   - Шухер, - кто сказал, непонятно, но следы пьянки пытаются запихнуть в тумбочку. Жигалин, краем глаза замечаю. Это фигня, вытряхнуть это дерьмо из тумбочки проблем не составит. Мне тормозить противопоказано. Раз команда не "Смирно!", значит, могу продолжать. Подскакиваю к Хорину, самому красномордому и наглому по причине стакана в башке, и луплю ему в нос. Остальные ведут себя странно. Разыграев - высоченная шпала, просто уёбывает в направлении сушилки. Закатин - мелкий и говнистый бойчина, виснет у меня на руках... остальные явно оставили намеренье кинуться на меня, но и не уёбывают. Некуда потому что. Смотрят на вошедшего. Хорин с разбитым носом тоже потерял ко мне интерес. Отрываю от себя Закатина и оглядываюсь наконец-то. Посреди располаги стоит худощавый старлей в повседневке с пилоткой на бровях. Руки в боки. Покачиваясь с пятки на носок, смотрит на меня.

   - Ты кто??

   - Командир второго взвода Скворин. А ты??

   - А я ихний пиздец, - кивает на топчущихся солдат старлей, - Коряяяягиииин.... Ты чо, обезьянка, командира не узнал?? А ну, подь сюды!!!

   Корягин - местный авторитет. Естественно, участник, если не организатор, пьянки. Именно его рубить и надо было бы. Да не дурак. В последних рядах был. Старлей, дождавшись Корягина, только одно и выдаёт:

   - Дыхни.

   Корягин выдыхает и получает по яйцам.

   Мне же интересно, куда это рванул Разыграев. Так и есть. Водку ныкает. В сушилке схрон за батареями. Разыграев, даже не залупаясь, выгребает всё оттуда, и идём в располагу.

   Там уже вовсю построение. Тумбочка с остатками жратвы перевёрнута.

   Там-то мы и жмём друг другу руки.

   - Сергей, командир 1 роты.

   - Алексей.

   - Почему пьянку допустил??

   - Да я только пришёл из парка, ща мои подтянутся...опечатывают...

   - Не зря я решил заглянуть...

   Старший лейтенант Самосин, среди бойцов - Самоса, алкаш и служака, прибыл из отпуска на два дня раньше. Кто бы мог подумать, что придёт в казарму на ночь глядя?? Соскучился, видать. Он - будущий комбат нашего батальона. Дикорастущий. Правильный офицер. Не всё же служить один на один с солдатским коллективом!! Потом из отпуска возвращается Дима Клыков, и оказывается грамотнейшим офицером, знающим технику и дрючящим бойцов не хуже Самосина. Я наконец-то среди своих. Где есть, кому подстраховать меня, и где я буду страховать любого из них. Нет, я, конечно, и в Борзе был со своими, но выходя в казарму, я знал, что я тут сейчас один в роте, и зачастую против этой роты, пока не смял всех. Потому что, пока я отдыхал, тут стоял другой. Нас было мало.

   А тут... Я наконец-то могу нормально служить, не косясь 25 часов в сутки за спину.

   Дима, с виду добродушный увалень, эдакий улыбчивый толстячок небольшого роста, с добрющей улыбкой и чистым, ясным взглядом, ямочками на щеках и подбородке. Со всей присущей полноватым людям неторопливостью и вместе с тем удивительной подвижностью. Старший лейтенант Дима Клыков. Поначалу появившись в батальоне, отгулявший отпуск где-то на морях у родственников, он мне жутко не понравился. Приходит в парк эдакий холёный и не знающий горя офицер, где нас по-быстрому знакомит Зампотех, и начинает балагурить, расспрашивая, кто я, да откуда. На технику и не смотрит. Форма опять-таки не полевая, не комбез...в парк пришёл. Щёголь, твою мать. Я же зачуханый весь, где в соляре, где в литоле, где в обычной грязюке... завтра занятия, мне технику готовить, а ему интересно, кто я, да что я. Я порываюсь смотреть, что там Волкогонов делает, а он меня за рукав придерживает да расспрашивает, что тут за последнее время творилось. Нервничать начинаю. Думаю, бездельник ёбаный, лучше бы не возвращался, и вдруг начинается: