Страница 7 из 40
- Но вы обязаны были предупредить нас!
- Я и предупредил: позвал товарища, чтобы он при вас заговорил со мною.
- Как? Вы нарочно сходили за ним? C'est affreux [это ужасно (фр.)].
- Послушайте, милостивый государь, - обратилась тут к Змеину Лиза, вымеривая его ледяным взглядом, - вы хотели дать нам урок?
- Имел в виду.
- Но по какому праву, позвольте вас спросить?
- По праву старшего - наставлять детей.
- Детей! Если б вы знали, с кем говорите...
- А именно?
- Я... я более года посещала университет, покуда не вышло запрещения...
- Так вы экс-студентка? Что ж, этого товару на свете не искать стать: божья благодать.
- Да, благодать! Но это не все. В настоящее время я занимаюсь своим предметом дома и в будущем мае думаю сдать уже на кандидата, а там, даст Бог, и на магистра, на доктора... Вот что-с!
- Дай Бог, дай Бог вам всякого успеха.
- Ты не думай, ma chere, что он хотел предостеречь нас, - вмешалась с желчью Моничка. - Это было одно мальчишество, желание посмеяться над девицами... Мы презираем вас, сударь!
- Видите, как вы неразборчивы в выборе ваших выражений, - возразил с прежним хладнокровием Змеин. - Надо быть осторожнее: другой на моем месте, пожалуй, отплатил бы вам тою же монетой. Я вижу, приходится изложить вам ход дела систематически. Я толковал без всяких задних мыслей с сим достопочтенным тевтоном. О чем? Вы, может быть, слышали.
- Очень нужно нам подслушивать ваши скучные разговоры!
- Зачем же отпираться, Моничка? - заметила Лиза. - Ну, мы слышали, о чем вы говорили. Что ж из того?
- Дело не в предмете нашего с ним разговора, в том, чтобы вы знали, что предметом этим были не вы. Тут долетает вдруг до слуха моего несколько слов обо мне. Как было не насторожить ушей! Обнаруживать же, что я понимаю вас, не было резонной причины: вы говорили обо мне - тема самая приличная. К тому же куда как приятно подслушать лестный о себе отзыв из прелестных девичьих уст!
- Пожалуйста, без колкостей, сударь!
- Тут зашла у вас речь о вчерашней авантюре, - продолжал Змеин. - Я мысленно зажал себе уши, но что прикажете делать, если мера эта не оказалась вполне состоятельною? Расслышав кое-что из вашего разговора и опасаясь, чтобы вы и в другой раз, перед менее снисходительным слушателем, не скомпрометировали себя подобным же образом, я почел своим долгом преодолеть природную флегму (что я второй Обломов - подтвердит вам всякий, кто мало-мальски знает меня), встал и пошел вот за ним. Я думал, что вы будете мне еще душевно благодарны.
В продолжение этой рацеи нашего философа черты Лизы начали мало-помалу проясняться.
- Мы где-то с вами уже встречались, - промолвила она. - Вы не из петербургского ли университета?
- Так точно.
- Что же вы не сказали нам этого с первого же начала? Ваш приятель, должно быть, также университетский? Его я, кажется, видела вместе с вами на лекциях.
- Да, мы с ним одного факультета и курса.
- Ну, вот. Знаете что? Вы, кажется, вовсе не такой злодей, как представилось нам сначала. Вы куда отсюда? В Интерлакен?
- В Интерлакен.
- И играете в шахматы?
- Играю.
- Послушайте, тут ужасная скука: хотите быть знакомым с нами?
- Но, Лиза!.. - шепнула ей Наденька, разгоревшаяся при последних словах сестры, если возможно, еще пуще прежнего. - Ведь он все расскажет своим товарищам...
- Да! - обратилась к Змеину экс-студентка. - Вы ведь ничего еще не говорили этим господам о сюжете нашего давешнего разговора?
- Нет, не успел.
- Так и не говорите. Молодым девушкам, знаете, конфузно. Стало быть, решено: мы знакомы?
- Пожалуй, мне все равно. А вы порядочно играете в шахматы?
- Вот увидите. Однако пора и узнать подробнее, с кем мы имеем дело. Кто вы, господа?
- Я и он, - сказал Змеин, указывая на Ластова, - кандидаты естественных наук, я - будущий мыловар, он - будущий просветитель юношества.
- А зовут вас?
- Меня Александром Александровичем Змеиным, его - Львом Ильичом Ластовым.
- А вы кто? - обратилась Лиза к Куницыну. - Бьюсь об заклад, что лицеист или правовед?
- Из чего вы заключили? Да, я был правоведом, но уже окончил курс - с девятым классом! Зовут меня Куницыным.
- Il me semble, que nons avons deja vu monsieur a Interlaken [Мне кажется, что уже виделись с джентльменом из Интерлакен (фр.)]? - заметила насмешливо-кокетливо Моничка.
- A votre service, mademoiselle [К вашим услугам, мадемуазель (фр.) ], - отвечал, ловко раскланиваясь, правовед.
- Теперь очередь за нами, - сказала Лиза. - Я - Лизавета Николаевна Липецкая, чин и звание мое вам уже известны. Это - сестра моя, Надежда Николаевна, петербургская гимназистка. Вот наша мать, жена тайного советника Липецкого. А вот, Саломонида Алексеевна Невзорова - один из будущих перлов петербургских великосветских балов, - прибавила экс-студентка не без иронии.
Жена тайного советника хотела было вмешаться в разговор молодежи, ибо находила неслыханным и ни с чем несообразным такое внезапное знакомство с вовсе незнакомыми людьми, но никто из участников маленькой интермедии не удостоил ее внимания, и, пожав плечами, непризнанная родительница повернулась опять к своей французской графине.
Немец, сосед Змеина, угадывая сердечное желание стоящих за ним молодых людей подсесть к своим новым знакомкам, допил наскоро остатки пива и поднялся с места.
- Вы, господа, может быть, устали? - проговорил он. - Я, со своей стороны, насиделся. Как бы вам только поместиться.
Но юноши поместились как нельзя лучше: соседи направо и налево поотодвинулись, в открывшийся промежуток был втиснут новый стул - и поместились. Завязался разговор, непринужденный, веселый, как между старыми знакомыми. Куницын, который предшествующее лето провел в разгульной столице Франции, знал множество "ароматных" анекдотов из области тамошнего полусвета и преимущественно способствовал оживленности разговора. Отроковицы заметно успокоились от первого волнения, изобличая похвальный аппетит: наперерыв намазывали они себе на полуломтики рыхлой, белой булки свежего масла и сверху, как водится, зернистого, полужидкого меду.
Блюда с ветчиной, холодной говядиной, сыром, земляникой, скудели видимым образом; земляники потребовалось даже второе увеличенное издание.
V
ГИСБАХ ОСВЕЩАЕТСЯ. ВЗАИМНЫЙ ДЕЛЕЖ
В девять часов раздался внезапно за окнами столовой сигнальный пушечный выстрел. Все вскочило, переполошилось.
- Иллюминация, - переходило из уст в уста. Дамы схватились за мантильи и платки, мужчины за пледы и шляпы; ужин и чай были брошены; всякий спешил выбраться на вольный воздух.
На дворе стояла ночь, чудная южная ночь, теплая и безлунная. В темно-синей, почти черной бездне небес мерцала робким огнем одинокая вечерняя звезда. Внизу, в земной юдоли, в горной котловине, было непроницаемо темно, хоть глаз выколи. Только пенистые каскады неумолкаемого Гисбаха белели в отдалении.
На площадку перед старым отелем, то есть прямо против водопада, была вынесена армия стульев; гости атаковали их с ожесточением. Смех, говор, треск стульев! В окружающем мраке никто никого не узнает.
- Вы это, N. N.? (Называется имя.)
- Нет, не я.
- Не вы?
Старая, но хорошая острота, возбуждающая общую веселость.
Вот от главного отеля начинают приближаться яркие блудящие огни; за каждым огоньком вьется змейка освещаемого им дыма. Вскоре можно различить людей с факелами. Длинной процессией тянутся они вдоль окраины чернеющего леса, в направлении к Гисбаху. Теперь они взбираются, один в известном расстоянии от другого, на крутизны водопада; то пропадут в сумраке чащи, то явятся опять, чтобы в то же мгновение вновь скрыться. Вот мелькнул свет и на верхнем мостике - и все огни разом исчезли. Наступила прежняя темь, оглашаемая только немолчным гулом падающим вод. Вдруг под ногами зрителей сверкнул огонь, раздался оглушительный пушечный выстрел. Все вздрагивают и вскрикивают. Но крик испуга переходит в возглас удивления: вся водяная масса, сверху донизу, вспыхивает мгновенно одним общим волшебным огнем. Подобно расплавленному металлу, ярко светясь насквозь, пенистые воды Гисбаха низвергаются, словно звонче и шумнее, с уступа на уступ; прозрачная, светлая дымка водяной пыли обвевает их. От воды освещаются трепетным блеском и окружающие мрачные лесные исполины. Ярко-белый цвет вод переходит незаметно в красный, красный - в пунцовый. Верхний каскад зеленеет, и весь водопад донизу заливает зеленым отливом. Тихо-тихо меркнут светлые воды, сначала наверху, потом все ниже и ниже; мгновение - и все погрузилось в прежний мрак.