Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 64 из 118

— Двадцать восьмого июня ваш муж погиб в боях с немецко-фашистскими…

Острый, пронзительный вопль Наташи прервал Бондаря. Она кричала что-то бессмысленное, совсем непонятное, судорожно загребая руками воздух и бессмысленно глядя на Бондаря.

На крик Наташи прибежала Галя. С помощью Сергея и Бондаря она увела Наташу в чулан, уложила в постель. Наташа рвалась, пыталась куда-то бежать, хватая руками то Сергея, то Галю.

Вскоре к Наташе прибежали отец, мать, дети, и Сергей вышел из чулана.

— Как погиб Круглов? — спросил он Бондаря.

— В моем взводе был он, — ответил Козырев, — подносчиком патронов. Вдвоем с Ивакиным остались они у пулемета. Я был у них и только отошел к другому пулемету, как услышал взрыв снаряда там, где сидели Ивакин и Круглов, и пулемет смолк…

Слепнев снова пошел в чулан, но в сенях его остановила Галя.

— Не надо, не ходи, Сережа, — прошептала она, — родные с ней, они лучше успокоят.

Слепнев бессознательно обнял Галю, и она доверчиво прижалась к его груди. Он почувствовал, как упруго стучит ее сердце и нежные, теплые руки обвивают его шею.

— Сережа, — шептала Галя, — вот она, жизнь-то, был человек и нету…

Санитарная часть полка располагалась в маленьком овражке, почти таком же, как тот, где Ирина впервые приступила к исполнению своих обязанностей в полку. Этот поросший густым кустарником овражек, извилистая лента ручья перед ним и особенно разбросанная по косогору деревенька напоминали что-то безмятежно спокойное, тихое, тургеневское. Все раненые и больные были отправлены в госпитали, пополнение санитарами еще не прибыло, и у Ирины оказалось неожиданно много свободного времени. С утра она с Пилипчуком обходила подразделения, проверяла кухни, всю же остальную часть дня Ирина была свободна. К вечеру иногда приходил кто-нибудь из бойцов с пустячным заболеванием, и уютная санитарная часть вновь пустела.

Однако жизнь Ирины была спокойна только внешне. По рассказам Андрея Бочарова она запомнила его родную деревню и сразу же узнала, что полк расположился как раз около этой деревни. Узнала она и краснокирпичный дом Бочаровых, часто видела около него молодую высокую женщину и мальчика лет четырех.

Ирина понимала, что с Андреем все кончено и никогда больше не повторятся те проведенные вместе с ним незабываемые дни. Она всеми силами старалась и не могла забыть Андрея. Теперь, вблизи его родного дома, ее борьба с собой стала еще напряженнее. В эти дни внутреннего смятения Ирина боялась вспоминать о Яковлеве и, как нарочно, все чаще и чаще вспоминала о нем.

Первым, что отвлекло ее в этой мучительной борьбе с собой, было несколько больных солдат, которые прибыли с пополнением, и она всеми силами отдалась их лечению.

Несколько рассеяло ее тревожные мысли и строительство плотины в лощине против овражка, именуемого в полку санчастью. Каждый день после окончания занятий боевой подготовкой сюда одна за другой без строя приходили роты, и солдаты, голые до пояса, копали землю и носилками, на тачках сваливали ее между холмами, перегораживая лощину пока еще низкой, все время растущей широкой стеной.

Над потоком горячей, неугомонной работы переливами захлебывались гармошки, а в воскресенье весь день гремел духовой оркестр. На работе часто появлялись командир полка, комиссар, командиры батальонов. Душой же работы были агитатор полка — голубоглазый старший политрук Лесовых и невысокий, с ампутированной правой ногой, как сказали Ирине, председатель сельсовета Слепнев. Ирина с нетерпением следила, как медленно растет плотина, и радовалась, когда вдруг оказывалось, что плотина выросла уже на полметра, и та глубокая выемка, что оставалась вчера, сегодня исчезла, и на ее месте появился высокий темный бугор.



Прошло несколько дней, и у Ирины появились новые обязанности. С очередной партией пополнения прибыли санинструкторы и санитары, и она, чередуясь с Пилипчуком, начала заниматься с ними.

Во вторник, когда она отрабатывала с санитарами приемы выноса раненых в наступлении, на поле, где занималась Ирина, подкатил легковой вездеход, и из него выскочил Привезенцев.

— Доктор, доктор! — издали закричал он. — Срочно поехали, ваша помощь нужна. Разбился сын полковника Бочарова.

В первый момент Ирина поняла только, что с кем-то случилось несчастье и этот кто-то нуждается в ее немедленной помощи. И, только уже сидя в прыгающей по неровной дороге машине, она вдруг с отчетливой ясностью осознала, что этот кто-то был ребенок, сын Андрея, которого он так часто вспоминал в госпитале и которого звал хорошим, округлым именем Костик. В груди Ирины мгновенно похолодело, и ей вдруг показалось, что маленький Костик истекает кровью и доживает последние минуты. Она спросила у Привезенцева, что случилось с мальчиком, но тот сам толком ничего не знал и только повторял, как сказал ему перепуганный брат Андрея, что мальчик разбился и что ему нужна немедленная помощь. У дома Бочаровых виднелась густая толпа людей. Шофер ловко выскочил на пригорок и остановился у самого дома, заставив шарахнуться в испуге сгрудившихся женщин и детей.

— Сюда, пожалуйста, проходите сюда, — говорил Ирине высокий, чем-то напоминавший Андрея седобородый старик, — выбоины тут, не оступитесь.

Едва войдя в избу, Ирина ощутила так хорошо знакомый приторный запах свежей крови, и с этого момента все окружающее потеряло для нее смысл. Она видела только побледневшее в испуге лицо мальчика и рваную рану на правой стороне худенькой груди. Мальчик не кричал, не стонал, а лежал спокойно, как взрослый, словно понимая, что крик и беспокойство могут только усилить боль. Когда, вымыв и протерев руки спиртом, Ирина коснулась раны, мальчик раздвинул веки, и на Ирину глянули темно-голубые простые и бесхитростные глаза Андрея.

— Лежи, детка, лежи спокойно. Будет немножко больно, потерпи, — по привычке говорила Ирина, и мальчик лежал, не шевелясь, жалобно и доверчиво глядя на Ирину.

— Что с ним, доктор, скажите, ради бога, что с ним? — исступленно шептал позади Ирины женский голос.

— Ничего опасного, — отвечала Ирина, поняв, что говорила жена Андрея Алла, — пожалуйста, не волнуйтесь.

Довольно глубокая рана была не опасна. Костя, упав с разбегу, наткнулся грудью на острый сошник плуга и разрезал грудные мышцы, к счастью не задев ни костей, ни плечевых сухожилий. На помощь Ирине прибежал Пилипчук, и они вдвоем быстро обработали рану, сделали противостолбнячный укол и перебинтовали грудь мальчика. К удивлению Ирины, мальчик все время терпеливо молчал и, только когда делали укол, ойкнул и тут же смолк.

— Теперь полежи, и все будет хорошо, — закончив перевязку, погладила Ирина его светлую головку, — ты молодец, настоящий мужчина, не кричал, когда было больно.

— Моего папу на фронте не так ранило, а он совсем не кричал, — слабым голоском проговорил мальчик, и Ирина с трудом удержала подступившие слезы.

Стараясь не встречаться взглядом с Аллой и с матерью Андрея, Ирина рассказала, как нужно ухаживать за мальчиком, и, отказавшись от настойчивых уговоров пообедать, уехала от Бочаровых.

Только войдя в свою палатку, она в изнеможении упала на кровать и беззвучно зарыдала. Немного успокоясь, она твердо решила не ходить к Бочаровым, а на перевязку посылать Пилипчука. Но подошел вечер, и беспокойство за жизнь так похожего на Андрея маленького Кости пересилило, и она пошла в деревню. В этот раз ей не удалось избежать разговора с Аллой и матерью Андрея. Они встретили ее на улице, наперебой благодаря за помощь Косте и умоляюще заглядывая в ее глаза. Алла совсем не походила на ту, какой представляла ее Ирина. Она почему-то считала, что Алла должна быть чопорной, выхоленной женщиной с худым, язвительным лицом и пренебрежительным взглядом холодных глаз. Сейчас же Ирина видела женщину, мало чем отличную от других колхозниц, немного располневшую, но красивую и удивительно привлекательную. Ее каштановые, заплетенные в косы волосы, большие встревоженные глаза и мягкий грудной голос невольно располагали к ней. К удивлению самой Ирины, красота и привлекательность Аллы не возбудили в ней ни ревности, ни обычной в таких встречах ненависти. Ирину даже обрадовало, что у Андрея была именно такая, а не другая жена. Осмотрев Костика и дав ему лекарство, Ирина с полчаса просидела у Бочаровых, не чувствуя ни отчуждения, ни неловкости. Алла и мать Андрея разговаривали с ней просто и душевно, рассказывая о Костике и изредка вспоминая его отца.