Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 89

И каждый звук был вам намеком

И несказанным – каждый стих.

И вы любили на широком

Просторе легких рифм моих.

И каждая навек узнала

И не забудет никогда,

Как обнимала, целовала,

Как пела тихая вода.

Октябрь 1906

* * *

Так окрыленно, так напевно

Царевна пела о весне.

И я сказал: «Смотри, царевна,

Ты будешь плакать обо мне».

Но руки мне легли на плечи,

И прозвучало: «Нет. Прости.

Возьми свой меч. Готовься к сече.

Я сохраню тебя в пути.

Иди, иди, вернешься молод

И долгу верен своему.

Я сохраню мой лед и холод,

Замкнусь в хрустальном терему.

И будет радость в долгих взорах,

И тихо протекут года.

Вкруг замка будет вечный шорох,

Во рву – прозрачная вода…

Да, я готова к поздней встрече,

Навстречу руки протяну

Тебе, несущему из сечи

На острие копья – весну».

Даль опустила синий полог

Над замком, башней и тобой.

Прости, царевна. Путь мой долог.

Иду за огненной весной.

Октябрь 1906

* * *

Ты можешь по траве зеленой

Всю церковь обойти,

И сесть на паперти замшеной,

И кружево плести.

Ты можешь опустить ресницы,

Когда я прохожу,

Поправить кофточку из ситца,

Когда я погляжу.

Твои глаза еще невинны,

Как цветик голубой,

И эти косы слишком длинны

Для шляпки городской.

Но ты гуляешь с красным бантом

И семячки лущишь,

Телеграфисту с желтым кантом

Букетики даришь.

И потому – ты будешь рада

Сквозь мокрую траву

Прийти в туман чужого сада,

Когда я позову.

Октябрь 1906

* * *

Ищу огней – огней попутных

В твой черный, ведовской предел.

Меж темных заводей и мутных

Огромный месяц покраснел.

Его двойник плывет над лесом

И скоро станет золотым.

Тогда – простор болотным бесам,

И водяным, и лесовым.

Вертлявый бес верхушкой ели

Проткнет небесный золотой,

И долго будут петь свирели,

И стадо звякать за рекой…

И дальше путь, и месяц выше,

И звезды меркнут в серебре.

И тихо озарились крыши

В ночной деревне, на горе.

Иду, и холодеют росы,

И серебрятся о тебе,

Всё о тебе, расплетшей косы

Для друга тайного, в избе.

Дай мне пахучих, душных зелий

И ядом сладким заморочь,

Чтоб, раз вкусив твоих веселий,

Навеки помнить эту ночь.

Октябрь 1906

* * *

О жизни, догоревшей в хоре

На темном клиросе твоем.

О Деве с тайной в светлом взоре

Над осиянным алтарем.

О томных девушках у двери,

Где вечный сумрак и хвала.

О дальной Мэри, светлой Мэри,

В чьих взорах – свет, в чьих косах – мгла.

Ты дремлешь, боже, на иконе,

В дыму кадильниц голубых.

Я пред тобою, на амвоне,

Я – сумрак улиц городских,

Со мной весна в твой храм вступила,

Она со мной обручена.

Я – голубой, как дым кадила,

Она – туманная весна.

И мы под сводом веем, веем,

Мы стелемся над алтарем,

Мы над народом чары деем





И Мэри светлую поем.

И девушки у темной двери,

На всех ступенях алтаря —

Как засветлевшая от Мэри

Передзакатная заря.

И чей-то душный, тонкий волос

Скользит и веет вкруг лица,

И на амвоне женский голос

Поет о Мэри без конца.

О розах над ее иконой,

Где вечный сумрак и хвала,

О деве дальней, благосклонной,

В чьих взорах – свет, в чьих косах – мгла.

Ноябрь 1906

* * *

В синем небе, в темной глуби

Над собором – тишина.

Мы одну и ту же любим,

Легковейная весна.

Как согласны мы мечтами,

Благосклонная весна!

Не шелками, не речами

Покорила нас она,

Удивленными очами

Мы с тобой покорены,

Над округлыми плечами

Косы в узел сплетены.

Эта девушка узнала

Чары легкие весны,

Мгла весенняя сплетала

Ей задумчивые сны.

Опустила покрывало,

Руки нежные сплела,

Тонкий стан заколдовала,

В храм вечерний привела,

Обняла девичьи плечи,

Поднялась в колокола,

Погасила в храме свечи,

Осенила купола,

И за девушкой – далече

В синих улицах – весна,

Смолкли звоны, стихли речи,

Кротко молится она…

В синем небе, в темной глуби

Над собором – тишина.

Мы с тобой так нежно любим,

Тиховейная весна!

Ноябрь 1906

БАЛАГАН

Ну, старая кляча, пойдем

ломать своего Шекспира!

Над черной слякотью дороги

Не поднимается туман.

Везут, покряхтывая, дроги

Мой полинялый балаган.

Лицо дневное Арлекина

Еще бледней, чем лик Пьеро.

И в угол прячет Коломбина

Лохмотья, сшитые пестро…

Тащитесь, траурные клячи!

Актеры, правьте ремесло,

Чтобы от истины ходячей

Всем стало больно и светло!

В тайник души проникла плесень,

Но надо плакать, петь, идти,

Чтоб в рай моих заморских песен

Открылись торные пути.

Ноябрь 1906

* * *

Твоя гроза меня умчала

И опрокинула меня.

И надо мною тихо встала

Синь умирающего дня.

Я на земле, грозою смятый

И опрокинутый лежу.

И слышу дальние раскаты,

И вижу радуги межу.

Взойду по ней, по семицветной

И незапятнанной стезе —

С улыбкой тихой и приветной

Смотреть в глаза твоей грозе.

Ноябрь 1906

* * *

В час глухой разлуки с морем,

С тихо ропщущим прибоем,

С отуманенною далью —

Мы одни, с великим горем,

Седины свои закроем

Белым саваном – печалью.

Протекут еще мгновенья,

Канут в темные века.

Будут новые виденья,

Будет старая тоска.

И, в печальный саван кроясь,

Предаваясь тайно горю,

Не увидим мы тогда —

Как горит твой млечный пояс!

Как летит к родному морю

Серебристая звезда!

Ноябрь 1906

* * *

Сольвейг! О, Сольвейг! О, Солнечный Путь!