Страница 8 из 10
Тюлька помогал.
Потом решили поболтаться. Тюлька тянул в город, Аксён в город не хотел, предложил снова сходить на запад. Тюлька отказался, Аксён отправился один. Но не по железке, а по грунтовке. Ноги со вчерашнего путешествия ныли, но это быстро отпустило. Через пару километров усталость ушла вообще и даже больше – Аксён вдруг почувствовал небывалый подъем. То ли от солнца, то ли еще от чего, но Аксён побежал.
Сил хватило минут на двадцать, затем дыхание кончилось, Аксён остановился.
Двадцать пятое. Хождения тоже хорошо время убивают. А год назад они были на Темных озерах. И видели, как сгорел спутник. Она тогда еще взялась спорить – спутник это или нет, говорила, что это самое обыкновенное НЛО. А он смеялся. Это была странная ночь. Небо пылало белым огнем, а затем пошел дождь. Редкие сияющие капли, похожие на светлячков. С неба падали миллионы светлячков, лес, и вода, и даже камни лучились мягким жемчужным светом…
«Уазик» выскочил из-за поворота. Аксён хотел опрокинуться в заросли, но было поздно – его заметили – «уазик» моргнул маячком и бибикнул.
Аксён поморщился, встречаться с милицией ему совершенно не хотелось.
Машина остановилась, и из нее выбрался Савельев. Без формы, в каком-то масляном трактористском комбинезоне, в сапогах. И рыбой от него пахло почему-то, электроудил, наверное.
– Здравствуй, Иван. – Савельев протер руки о штаны, чище не стали ни штаны, ни руки.
– Здравствуйте, – сказал Аксён как можно безразличнее.
– Все гуляешь?
– Почему же гуляю, тренируюсь.
Савельев хихикнул.
– И в чем же ты тренируешься? – Он больно ткнул в Аксёна пальцем. – Готовишь Боевую неделю? Или Боевой месяц? Или вообще кирдык нам приготовляешь?
– В спортивной ходьбе, – ответил Аксён. – Это самый перспективный вид. А про драки я уж и думать забыл, вы же знаете, мне и доктора не велят…
– Доктора… Ваша семейка на все что угодно способна…
– Это предубежденье, дядя Миша. Просто городские не любят ломовских, считают, что мы дикари. А мы обычные люди. Законопослушные граждане.
– Ага, – хмыкнул Савельев. – Конечно, законопослушные… От вас все стонали тут! Пройти нельзя было! Народ вас выселять собирался, еле…
– А я вот в спортивной ходьбе упражняюсь, – перебил Аксён. – Живу, не парюсь, с прошлым покончил.
– Короче, Иван. – Савельев подобрался. – Я вижу, ты не поумнел. И если уж никто тебе этого не скажет, так я скажу…
Аксён нарисовал на лице внимание.
– Брат твой у нас на заметке, – Савельев нахмурился. – И он сядет. Рано или поздно, это я могу точно сказать.
– А вдруг нет? – улыбнулся Аксён. – А вдруг он перекуется?
– Сядет, – заверил Савельев. – А как выйдет, снова сядет. И потом опять. Короче, топтать ему не перетоптать… Мать ваша…
Савельев замолчал.
Достал папиросы, закурил.
Аксён тоже молчал. Ждал. Участковый в два затяга высосал «Приму», потушил бычок о бампер «уазика». Подумал.
– Ваша мать… Она была очень… Короче, Иван, так. Держись подальше от Чугуна, так будет для тебя лучше…
– С удовольствием, – Аксён поклонился. – Вы только Чугуна посадите, и я буду держаться от него подальше.
Савельев махнул рукой и стал забираться в «уазик».
– Вы только его пореальнее куда-нибудь законопатьте, в Нарьян-Мар…
– Почему вы такие дураки?! – Савельев хлопнул дверцей. – Почему в вашем возрасте все такие дураки?!
– Мы…
Савельев запустил двигатель. Высунулся наружу:
– До дому-то подвезти?
– Спасибо… Я же тренируюсь… Каждый день приходится по двадцать километров проходить, между прочим…
– Ладно… Я в Неходи живу, ты знаешь… Если что, приходи.
«Уазик» дернулся и укатил.
Больше гулять не хотелось, но Аксён прошлепал еще около километра. Для убийства времени.
Как-то раз она подарила ему цепочку…
Глава 5
В конце августа ее отец вдруг приехал в гости. На машине. На джипе старом, но настоящем. Почти неделю шли дожди, и разъезд был сухопутно почти недосягаем, но дядя Федор добрался. Важное дело.
Они с матерью устроились на крыльце и стали пить чай, мать по этому поводу растопила самовар и стряхнула с печки шишки, чтобы все было по-настоящему, и даже достала из холодильника покровский пряник – это говорило о том, что визит не просто таковский. Иван прятался за колодцем, важные визиты нельзя было пропускать мимо ушей.
Дядя Федор сказал, что его несколько волнует Ваня. Он странный. И для своих восьми лет ведет себя необычно. Не по-детски. Ладно бы он бодался со сверстниками, это в чем-то нормально. Но он воюет и со взрослыми. И всегда побеждает. Пребывает в постоянном состоянии конфликта с окружающими.
Мать ответила, что ничего удивительного тут нет, старший ее сын в этом возрасте был точно таким же. И муж. Тот вообще никогда не проигрывал и получал все, что ему хотелось, это его и сгубило.
Дядя Федор заметил, что Ваня никогда не смеется. Он знает его уже почти четыре года и ни разу не видел, как он улыбался. Это все-таки как-то нехарактерно для детей, дети должны ныть, безобразничать…
А он только воюет.
Мать промолчала. Или сказала что-то уж совсем негромко, Иван не услышал. Он попробовал улыбнуться. Ничего получилось. Лицо сложилось правильно, как надо. Все у него с улыбкой в порядке, улыбается он нормально…
Отец Ульки закурил какие-то крепкие папиросы, Иван чуть не закашлялся. Дядя Федор сказал, что вообще ему Иван очень нравится. А после случая с сенбернаром он очень рад, что у Ульяны есть такой друг. Надежный и верный. Раньше его немного пугало, что Иван так зациклен на Ульяне. Что они все время вместе, что она слушает его больше, чем собственного отца, но теперь они, ну, он и мать Ульки, считают это нормальным.
Пусть они дружат и дальше. К тому же скоро в школу, пусть они и в школу вместе ходят, и за партой тоже одной. Только…
Иван подумал, что сейчас дядя Федор вспомнит про пальцы. Мизинец и безымянный все-таки сломаны, нет, понятно, дверью прищемили, она всегда с дверями была неаккуратна…
А вообще, если они уж стали дружить с садика, то пусть и дальше дружат.
Лето перед школой случилось холодным.
В июне два раза с неба сыпалась снежная крупа, во второй раз набралось пол забытого стакана, и в ту ночь померзла клубника, чернику же вообще побило еще на цвету, поговаривали, что год будет недобрым.
Поговаривали про медведей, которых с прошлого жирного лета развелось, а теперь, в бескормицу, они всем покажут.
Они готовились к школе. Районная администрация подарила всем первоклассникам по рюкзаку со всем необходимым – тетради, буквари, даже карандаши с красками. Иван приходил к ней в гости, и они до обеда играли в школу. А после обеда шли на речку. А иногда просто по городу.
Если на речку, то купались до посинения. Он нырял и выворачивал небольшие топляки, он отлично плавал уже тогда, удивлялись все. Забирался к центру Песчаного омута и нырял, доставал со дна самых крупных и тяжелых жемчужниц – хотел добыть ей жемчужину. Однажды взрослые дядьки зашвырнули в омут подкову – кто достанет, тому ящик коньяка. Никто дотянуться не мог, и тогда прыгнул Иван. Он легко достал до дна, легко отыскал подкову, правда, ящик коньяка дядьки зажали, всего лишь тысячу рублей. На эту тысячу они купили мороженого, лимонада и три пиццы.
Если в город, то в прятки играли. Прятки тоже придумал он. Выбиралась улица, квартала в четыре, дольше уже неинтересно. Он прятался. Улька любила водить, и прятался всегда он. Правило было только одно – не забираться во дворы. Однажды он спрятался на Морской – странное название, до ближайшего моря было полторы тысячи километров, и она прошла три раза от конца до начала и не нашла. Иван почти полтора часа пролежал в трубе, которую десять лет назад здесь забыли строители. Его покусал кто-то мелкий, и целую неделю потом на теле держались волдыри. И ноги затекли так, что пальцы на правой слегка посинели.
Он выиграл.