Страница 79 из 151
— Почему ты признался?
— Черт, капитан держал меня за горло с этим письмом из Красного Креста.
— О, так он показал тебе письмо?
— Он сказал: «Выбирай сам. Признаешься, будет дисциплинарный суд на корабле. Будешь отпираться, можешь угодить под суд в Штатах, где тебе влепят до десяти лет». Как бы вы поступили на моем месте, сэр?
— Стилуэлл, почему капитан затаил на тебя зло?
— Святый Боже! Откуда мне знать, сэр?
Лейтенант Кейт пододвинул к себе «Суды и комиссии» и зачитал матросу статью о признаниях. Лицо Стилуэлла осветилось надеждой, но затем он вновь погрустнел.
— Какая только от этого польза, сэр? Слишком поздно. Я ничего не знал об этой книге.
Закурив, Вилли откинулся на спинку стула и с минуту вглядывался в потолок.
— Стилуэлл, если ты вздумаешь сказать капитану, что слышал от меня эти слова, я заявлю, что ты лжешь. Но если ты хочешь, чтобы я спас тебя с помощью этой книги, я попытаюсь. Улавливаешь разницу? Я хочу отметить два положения, о которых ты можешь подумать ночью.
— Да, сэр?
— Во-первых, если ты откажешься от признания, его не смогут использовать против тебя на суде. В этом я тебе могу поклясться. Второе, и не вздумай говорить капитану, что ты слышал это от меня, — если ты не признаешь себя виновным, я почти уверен, что дисциплинарный суд на этом корабле тебя оправдает.
— Сэр, это письмо из Красного Креста…
— Оно ничего не доказывает. Твой брат послал ту телеграмму. Суд должен доказать, что ты побудил его к этому. Без твоих свидетельских показаний, а они не могут заставить тебя свидетельствовать против себя, как они это докажут? Где твой брат? Где запись вашего разговора?
Стилуэлл подозрительно смотрел на него.
— Почему вы советуете мне не признавать своей вины?
— Послушай, мне все равно, признаешь ты себя виновным или нет. Моя обязанность как секретаря суда разъяснить тебе, насколько я на это способен, какой способ защиты, по моему разумению, является для тебя наилучшим. Ты можешь мне не верить. Поговори с капелланом или военным юристом на «Плутоне». Спроси у них о «Судах и комиссиях». Статья 174.
Матрос механически повторил:
— «Суды и комиссии», статья 174–174–174. Хорошо, сэр. Благодарю вас, сэр. — И он вышел из каюты.
Вилли подавил раздражение. Вполне естественно, напомнил он себе, что у команды все офицеры ассоциируются с Квигом.
На следующее утро Стилуэлл заглянул к Вилли с новеньким томиком «Судов и комиссий» под мышкой.
— Мистер Кейт, ваша правда. Я не собираюсь признавать своей вины.
— О? Кто же убедил тебя?
— Видите ли, у Энгстренда есть кузен на «Болджере», эсминце, что стоит вторым от нас. Так этот кузен большой приятель корабельного писаря первого класса с того корабля. А делопроизводитель, толстый, лысый ирландец, на гражданке был политиком. Говорят, он не получил офицерского звания только потому, что не учился в колледже. Ну, он продал мне эту книгу. Сказал, что в ней нет ничего секретного, ее может купить кто угодно в государственном магазине за пару долларов. Это правда?
Вилли помялся, открыл титульный лист. В самом низу он обнаружил несколько строк, напечатанных мелким шрифтом, на которые не обратил внимания раньше: «Разрешено для продажи начальникам отдела документации, государственная типография Соединенных Штатов, Вашингтон 25, округ Колумбия».
— Совершенно верно, Стилуэлл, — в голосе Вилли слышалось удивление. Он полагал, непонятно по какой причине, что эта книга предназначается лишь для служебного пользования.
— Я не понимаю, почему ее нет у каждого матроса, — продолжал старшина-артиллерист. — Я читал ее всю ночь. Я и понятия не имел о своих правах. Ну а потом этот Каллеган, писарь, сказал, что я ни за что не должен признавать себя виновным. Он сказал, что тогда меня наверняка оправдают.
— Он не офицер, поэтому ему можно верить.
— Я тоже так подумал, сэр, — серьезно ответил старшина.
— Хорошо, Стилуэлл… Ладно. Тогда у нас возникают новые проблемы. Тебе нужен адвокат, я должен подготовить вещественные доказательства, найти свидетелей, чтобы у нас действительно был суд, как в кино.
— Вы думаете, я поступаю правильно, не так ли, сэр?
— Я бы, естественно, хотел, чтобы тебя оправдали, если есть такая возможность. Пойду переговорю с капитаном. Подожди меня здесь.
Вилли пару минут постоял перед дверью капитанской каюты, репетируя ответы на возможные вопли Квига, затем постучал.
— Входите.
В каюте было темно. Черная маскирующая штора закрывала иллюминатор. Вилли едва различил на койке очертания фигуры капитана.
— Кто вы и что вам надо? — глухо спросил Квиг. Он лежал, уткнувшись лицом в подушку.
— Сэр, это Кейт. Я насчет дисциплинарного суда. Стилуэлл хочет заявить, что он не виновен.
Капитан выпростал руку из-под подушки, потянулся к настольной лампе. Зажег ее, сел, прищурившись, почесал голую грудь.
— Это еще что? Значит, не виновен? Опять бунтовать, а? Ну ничего, мы с ним разберемся. Который час?
— Одиннадцать, сэр.
Квиг скатился с койки, подошел к раковине, плеснул водой в лицо.
— А как же его признание? Какого черта, признавшись, он вдруг заявляет, что невиновен? Вы спрашивали его об этом?
— Он намерен отказаться от признания, сэр.
— Отказаться, значит? Вот что он задумал… Подай мне, пожалуйста, зубную пасту, Вилли.
Новоиспеченный лейтенант подождал, пока рот капитана наполнился пеной.
— Похоже, он посоветовался с каким-то умником-писарем на другом корабле, сэр. Тот дал ему экземпляр «Судов и комиссий»…
— Я покажу ему «Суды и комиссии», — пробурчал капитан, не вынимая изо рта зубной щетки.
— Он говорит, доказательств того, что он послал ложную радиограмму, нет, и его принудили написать признание, поэтому оно не имеет юридической силы.
Капитан выплюнул воду.
— Принудили, значит? Кто же его принуждал?
— Он говорит, что вы намекали на суд в Соединенных Штатах…
— Жаль, что нельзя сечь бестолковых матросов, которые начинают читать уставы. Принуждение! Я пытался помочь ему избежать трибунала. Меня, наверное, следует наказать за проявленную мягкотелость. А он еще вякает о принуждении… Дай мне полотенце.
Квиг промакнул лицо и руки.
— Ладно. — Он отбросил полотенце и сдернул рубашку со спинки стула. — Где же наш несчастный, ни в чем не повинный Стилуэлл?
— В моей каюте. Он только сказал мне…
— Пошли его сюда.
Стилуэлл пробыл в каюте капитана час. Вилли примостился на шкафуте и, изнывая от прямых лучей полуденного солнца, не отрывал глаз от двери капитанской каюты. Наконец старшина-артиллерист вышел на палубу. В одной руке он держал «Суды и комиссии», в другой — лист белой бумаги. Лицо его, свинцово-серое, блестело от пота. Вилли подбежал к нему.
— Что случилось, Стилуэлл?
— Знаете, мистер Кейт, — прохрипел матрос, — может, намерения у вас добрые, но, не знаю почему, каждый раз, имея с вами дело, я попадаю в передрягу. Отстаньте от меня. Капитан сказал, чтобы я передал вам вот эту бумагу. Держите.
Вилли с трудом разобрал корявый почерк.
«Я заявляю, что мое признание от 13 февраля 1944 года сделано добровольно, без принуждения. Я рад, что мне дали шанс чистосердечно признаться в совершенном проступке, меня не побуждали к этому и не обещали, что признание смягчит приговор. Я повторю эти слова и под присягой».
Далее следовала роспись Стилуэлла и число. Ярко-синие чернила и широкое перо указывали, что писал он ручкой капитана Квига.
— Стилуэлл, это не конец, — попытался подбодрить матроса Вилли. — И этой бумаги он добился принуждением. Если ты хочешь, чтобы я…
— Пожалуйста, мистер Кейт! — глаза матроса сверкнули отчаянием. — Вы видите эту бумагу? Я сам написал ее, тут только правда, и покончим с этим. Меня никто не принуждал, ясно? Принуждение! — Стилуэлл швырнул «Суды и комиссии» за борт. — Я понятия не имею, что такое принуждение! Не суйте свой чертов нос в мои дела!