Страница 37 из 100
Бородулин вскинул голову:
— Я отвечу на ваши вопросы. Но прошу перенести разговор на завтра.
— Почему же?
— Хочу все еще раз обдумать.
Кудимов и Снежков переглянулись. Значит, товарищ Бородулин не так-то уж чист в этой истории?
— Ну что же, завтра так завтра, — согласился Кудимов.
Когда утром следующего дня Снежков вошел в комнату Кудимова, тот стоял у окна, нервно курил сигарету и читал какую-то бумагу.
— Давай, давай, заходи. Очень интересная новость, — торопливо пригласил он.
— Какая же?
— Вот читаю заключение экспертизы. Слушай выводы: «Отпечатки пальцев на рукоятке рубильника силового щитка в сарае принадлежат гражданке Нечаевой». Как тебе это нравится?
— Что же выходит? Она выключила… Затем…
— Затем включила. И все. Потребовались лишь секунды. Так что твоя догадка, что Нечаев не о каких-то там ключах кричал жене, а просил выключить рубильник, оказалась верной. Поздравляю тебя.
— Вот видишь, а ты меня не ценишь.
— Всему свое время, капитан. А теперь садись за стол. Будем беседовать с гражданкой Нечаевой. Посмотрим, что она будет говорить.
— Не думаю, что легко признается даже при наличии таких улик. Будет выкручиваться, и основания для этого кое-какие есть.
— Например?
— Например, почему отпечатки пальцев на рубильнике обязательно надо связывать с одиннадцатым августа? Она могла их оставить раньше.
Нечаева заявила дважды и категорически, что в сарай она не ходила вообще. Это зафиксировано в протоколах допроса.
— Интересно, как она теперь все будет объяснять.
— Это мы сейчас увидим и услышим.
Нечаева вошла в кабинет Кудимова спокойная, собранная. Почти двухмесячное пребывание в больнице явно пошло ей на пользу. Она посвежела, темные, набухшие полукружья под глазами расправились. В меру были подведены брови и ресницы, аккуратно подстриженные ногти поблескивали розовым перламутром.
— Я вас слушаю, товарищи. Видимо, опять по делу Володи?
— Да, все по тому же делу.
— Но я уже все рассказывала. Самым подробным образом.
— Да, да, мы знаем. Но дела такого рода быстро не заканчиваются. Вот и у нас возникли некоторые дополнительные вопросы.
— Пожалуйста, если смогу, с готовностью отвечу на них.
— Первый вопрос по поводу вот этой брошки. — Кудимов выставил на стол футляр, открыл его. — Это ваша брошь?
— Да, моя. Только пропала она куда-то. Искала я ее, искала, да так и не нашла.
— Ее нашли за наличником окна в спальне.
— Да? Как же она попала туда?
— Это мы у вас хотим спросить. Припомните, пожалуйста.
Нечаева долго морщила лоб.
— Кажется, действительно я ее туда положила. Что-то такое было.
— А что же именно?
Нечаева игриво улыбнулась:
— Ну, не все должен видеть муж, что покупает жена.
— Да, вероятно, бывает и так. Но брошь-то не купленная, с ней вместе находилась и эта вот небольшая записка. Взгляните.
Прочтя записку, Нечаева проговорила:
— Да, все верно. Это подарок одного знакомого.
— Михаила Бородулина? Так?
— Вам и это известно? Быстро, однако. Буду теперь знать, что с нашими криминалистами держи ухо востро, — скривив в усмешке губы, проговорила Нечаева и вся напряглась, ожидая следующего вопроса.
— Были и другие подарки?
— Ну а что тут особенного?
— Замшевое пальто, синий брючный костюм — это тоже подарки Бородулина?
— Да, его. Мы ведь друзья.
— Друзья? И только?
Нечаева возмущенно повела плечами:
— На этот вопрос я отвечать не буду.
— Пожалуйста. Это ваше право. Но из материалов дела явствует, что вы очень сильно докучали мужу своей ревностью. Поводы же для этого скорее были у него, а не у вас.
— А вам не кажется, товарищи следователи, что все это сугубо личное, интимное? И к делу отношения не имеет.
— Имеет, и довольно существенное. Ваше поведение по отношению к Нечаеву было провокационным. Якобы на почве ревности вы терзали его скандалами, хотели допечь, доконать, добиться, чтобы ушел. Нечаев мучился, начал попивать, сам стал огрызаться… но не уходил. Да и не собирался. И тогда…
— Что же тогда? — хрипло спросила Галина.
— Тогда наступило одиннадцатое августа. Случаи с оборванными проводами. Все вы сделали удивительно тонко, в уме вам отказать нельзя.
Нечаева, поперхнувшись, выдавила из себя:
— За комплимент спасибо. Но что я сделала? Послала его исправить пробки? Кто мог предположить, что все так кончится?
— Не спешите, Галина Григорьевна. Давайте разберемся вместе. Расскажите еще раз подробнее, как погиб муж…
— Но я уже все, и не раз, рассказала. Произошло это буквально в какие-то доли минуты. Он вышел на улицу. Потом я слышу, зовет меня. И только я вышла, на столбе, куда он забрался, появилась зеленая вспышка, и Владимир, вскрикнув, упал вниз. Вот и все.
— Что он кричал вам, когда вы вышли из дачи?
— Ну, я не помню. Просто звал меня.
— Фомина показала, что он кричал что-то вроде «ключи», «ключи»…
— Не помню, не знаю. При чем тут ключи? Какие ключи? Я не слышала этого.
— Зачем же он звал вас?
— Видимо, чтобы я помогла в чем-то. А сказать не успел.
— А зачем вы забегали в сарай, когда вышли после его зова?
— В сарай? В сарай я не заходила.
— А раньше?
— Раньше бывала. На даче мы прожили не один день. Мало ли хозяйственных надобностей бывает.
— Но на прежних допросах вы утверждали, что не ходили туда, так как сарай вам не принадлежал.
— Правильно, он принадлежал только хозяйке, но ходить в него я могла.
— Так ходили или не ходили? Припомните точно.
— Говорю же вам: бывала. Из-за того же света. Он пропадал и раньше. Помню, ходила туда, чтобы узнать, в чем дело.
— Вы говорите неправду, Нечаева. Свет на даче выключался дважды. Первый раз в июне, во время грозы, и притом во всем поселке. Подстанция включила его вновь через пятнадцать минут. Второй раз неполадки со светом были второго августа. Отошли контакты пробки. Бородулин, как вы помните, справился с «аварией» за пять минут. Так что и в этом случае выяснить, в чем дело, не требовалось.
— Возможно, я запамятовала что-то. Допускаю. Но почему вас не устраивает…
— Нас может устроить только истина, гражданка Нечаева. Только она. И поэтому ответьте нам четко и ясно: зачем вы заходили в сарай одиннадцатого августа, когда Владимир вас вызвал из дачи?
— В тот вечер я не была там, утверждаю это категорически.
— Но и Фомина и Бородулин утверждают, что видели в окно, как вы, выйдя из дачи, побежали к сараю. И только потом была вспышка.
— Вы знаете, в такие трагические моменты трудно запомнить течение событий в деталях. Но в сарай не заходила. Да и что мне там делать?
— Вам было что там делать, Нечаева. На рубильнике силового щитка обнаружены отпечатки ваших пальцев. Вот послушайте заключение дактилоскопической экспертизы…
Нечаева слушала заключение экспертов хмурясь.
— Это еще ни о чем не говорит. Я буду опротестовывать это заключение.
— Опротестовывать заключение можно, но бесполезно. Вы лучше думайте, как оправдать наличие следов пальцев вашей руки на рубильнике, — сухо заметил Кудимов. А Снежков добавил:
— И еще вам следует подумать, как объяснить ваши слова Бородулину в прихожей, тут же после звонка в «Скорую»: «Вот я и свободна…»
— А кто мог слышать такое? — вскинулась Нечаева.
— Это подтверждается показаниями Бородулина.
— Мишель не мог этого сказать, не мог. Не верю.
— Вы можете ознакомиться с его показаниями. Кроме того, вам предстоит встреча на очной ставке.
…На очной ставке с Бородулиным Нечаева вела себя нервно, возбужденно, лихорадочный румянец покрыл ее щеки, она то и дело заискивающе улыбалась Бородулину. Но ее попытки найти контакт с ним ни к чему не привели. Бородулин был во власти животного страха и думал только о том, как выпутаться из всей этой опасной истории, не очутиться рядом с Нечаевой.