Страница 19 из 100
Рябиков спросил Белоусову:
— Где сейчас ваши постояльцы?
— Дома. В поход какой-то собираются.
— Вот что, Прасковья Петровна, сходите-ка домой и принесите нам паспорта этих молодых людей. Скажите, домоуправление требует. И объясните, что сегодня же они их. получат обратно.
Белоусова ушла, но скоро вернулась ни с чем.
— Сказали, что паспорта в институте. Завтра принесут.
Инспектор-паспортист нервно встал:
— Я сейчас к ним сам наведаюсь!
— Не надо, — остановил его Рябиков и прошел в кабинет начальника отделения. Связался по прямому телефону с Иванцовым.
— Товарищ капитан, собираются. Прошу доложить майору. Считаю, что надо немедленно ввести в действие наш план.
— Да, пожалуй. Жди у телефона.
Выслушав Иванцова, Дедковский предупредил:
— Смотрите: если ребята не те, за кого вы их принимаете, взыщу очень строго. И то же самое — если упустите, не выяснив, что они затевают. — Положив трубку, Иванцов вздохнул. Рябиков, услышав этот вздох, осведомился:
— Как напутствие-то? Не из приятных?
— В общем, так. Или благодарность с тобой заработаем, или служебное несоответствие.
— Лучше бы первое, — невесело пошутил Рябиков.
Оба понимали, что Дедковский не пойдет на такое.
Не такие уж они безнадежные люди. Ведь служебное несоответствие — это предупреждение об увольнении за неспособность к службе или грубые ошибки. Нет, не пойдет на это майор. Но и спуска не даст, если Иванцов и Рябиков что-то не предусмотрели или ошиблись.
Долго раздумывать, однако, времени не было. Матюшин и Горбанюк в это время уже вышли из дому и садились в такси. Через полчаса они подъехали к Савеловскому вокзалу. Минут пять или семь стояли на тротуаре, пока не подошел белый «мерседес». Из него никто не вышел, только открылась правая задняя дверь. Матюшин и Горбанюк торопливо влезли в машину, и она, лавируя между таксомоторами и автобусами, выбралась на Бутырскую улицу и помчалась по Дмитровскому шоссе. Километрах в двадцати от города «мерседес» снизил скорость, остановился на обочине около молодого березняка. Через четверть часа развернулся и пошел обратно к Москве. Его обогнала синяя «Волга» и, заняв полосу движения, стала снижать скорость. Слева оказалась вторая машина и, прижимаясь к борту белой машины, заставила ее сойти на обочину, а затем и остановиться. Из обеих машин вышли люди. Иванцов подошел к «мерседесу».
Сидевший за рулем высокий рыжеватый человек, плохо выговаривая русские слова, удивленно спросил:
— В чем дело, товарищ? Мы — иностранец.
— Извините, пожалуйста. Необходимо проверить документы ваших пассажиров.
Матюшин и Горбанюк возмутились:
— В чем дело? Мы всего-навсего попросили подвезти нас.
— Куда и откуда?
— А, собственно, почему вы спрашиваете об этом? Это дело наше.
Владельцы белого «мерседеса» молчали, обеспокоенно переглядываясь между собой. Сидевший за рулем старался ногой незаметно задвинуть какой-то небольшой сверток под сиденье.
Иванцов нахмурился:
— Все поняли мою просьбу? Предъявите ваши документы.
Достав паспорта, парии нерешительно протянули их Иванцову.
— Ну вот, это другое дело. И паспорта, оказывается, не в институте, а при вас. Теперь покажите вещи.
— Это уже полное безобразие. По какому праву? Обычные вещи, мы в поход…
— Не будем терять времени.
Вещи, лежавшие в рюкзаках, были действительно походные. Кеды, тренировочные костюмы, консервы и даже портативная газовая плитка. Но небольшой продолговатый сверток Матюшин явно не хотел вытаскивать из своего рюкзака.
Иванцов заметил это.
— А это что?
— Да так. Ерунда. Рыболовные принадлежности.
— Разверните.
— Но я же объяснил.
Рябиков взял сверток и развязал.
— Товарищ капитан, посмотрите.
В руках Рябикова был эфес шпаги.
— Граненые фаски «Диамант». Темляк того же стального бисера… — Он уже наизусть помнил отличительные особенности разыскиваемых реликвий.
— Такие ценности и так небрежно храните. Нехорошо, — упрекнул Иванцов «студентов».
— Да какие это ценности? Мишура! — осклабился Горбанюк.
— Ценности, и притом очень редкие. С большим интересом послушаем, как вы ухитрились стянуть их из витрин Исторического музея.
— Мы? Из музея? Да вы что? Мы нашли эти побрякушки.
— Нашли? Тогда вам крупно повезло. Но об этом поговорим в Москве.
При осмотре машины из ее закоулков были извлечены табакерки, столовый прибор, бокалы, ложки, чашки и две миниатюры из слоновой кости…
Владельцы белого «мерседеса» по приезде в Москву потребовали немедленно дать им возможность связаться с посольством. Рябиков вопросительно посмотрел на Иванцова.
— Это их право. Да и нам не повредит. Пусть посольство узнает, чем занимаются некоторые их соотечественники, пользуясь нашим гостеприимством.
Утром Иванцову позвонил инспектор паспортного отделения и радостно сообщил:
— Вы знаете, товарищ капитан, Матюшин и Горбанюк действительно у нас не прописаны. И штамп, и моя подпись — все фальшивое!
— Так чему же вы радуетесь?
— А как же? Я же прав оказался. Не прописывались они у нас.
— Ну а то, что по поддельной прописке живут, это вас устраивает?
— Да, тут мы проморгали.
— Вот именно. И я бы на вашем месте не слишком радовался.
…На допросе Матюшин и Горбанюк ничего не хотели признавать. Вещи они нашли. Да, нашли. Случайно. В каких-либо сомнительных делах никогда замешаны не были. Они — бывшие студенты. С учебой, правда, не вышло, но они готовятся к тому, чтобы вернуться в институт. Вот и все.
Так держались они и на втором и на третьем допросах.
На чистосердечное признание преступников рассчитывать не приходилось. Иванцов и Рябиков настаивать не стали и оставили «студентов» в покое. Раз они так повели себя, значит, люди опытные, заранее продумали все пути маскировки. Следовательно, надо основательно подготовиться к последующим разговорам с ними, документально, вещественно доказать несостоятельность их доводов, бессмысленность упорства.
Беседы с Белоусовой, соседями и знакомыми Матюшина и Горбанюка, материалы из Гудермеса и Нальчика, где подследственные родились и жили до приезда в Москву, прояснили многое. Немало дал обыск в их комнате. Были обнаружены чужие паспорта, военные билеты, несколько бланков разных московских учреждений. Встреча с руководителями института, куда три года назад были зачислены парни, дополнила картину.
Да, многое о Матюшине и Горбанюке стало известно. Многое, но не все. Выходило так, что работали они вдвоем. Это, конечно, возможно, но маловероятно. Их «операция» в музее вряд ли могла быть проведена без чьей-либо помощи. Но кто этот помощник? Все связи Матюшина и Горбанюка, тщательно проверенные, ответа на этот вопрос не дали. Вновь и вновь Иванцов и Рябиков ломали головы над этой загадкой — изучали вещи задержанных, проверяли их знакомых.
На последней странице записной книжки, изъятой у Матюшина, крупным, небрежным почерком было написано: «К. Ф. четв. 10–18, пон. 18–20». Может, эта запись и не заинтересовала бы оперативных работников, если бы Матюшин сам не навел их на это. Он явно не захотел откровенно объяснить, что она обозначала. Сказал, что это просто Катя Филиппова, его знакомая. Адреса не знает. Где работает? Тоже не знает. Не интересовался. Кажется, в каком-то ателье.
Пришлось оперативной группе установить всех Екатерин Филипповых. В Москве их оказалось 57, но ни одна не знала Василия Матюшина. Может, эта Катя из Подмосковья? Однако никто из живущих под Москвой Екатерин Филипповых тоже не знал молодого человека с фамилией Матюшин. Тогда что же означала непонятная строчка?
— Видимо, здесь какое-то имя и неизвестный еще нам эпизод, — рассуждал Рябиков. — Константин Филиппович… Константин Федорович. Кирилл Федорович… Кирилл Федотович… Кирилл Фомич… — Это имя толчком отозвалось в мозгу. Рябиков встал, еще не веря в реальность своей догадки и боясь спугнуть внезапно пришедшую мысль. Опять сел за стол. Сидел долго. Затем вызвал машину и поехал в музей. Помнилось ему, что в комендатуре музея висело расписание дежурств обслуживающего персонала. Но, конечно, там был уже новый график. Разыскал коменданта, потребовал книгу записей дежурств за прошлый год. Когда книга была принесена, он, едва смахнув с нее пыль, стал торопливо перелистывать страницы. И наконец, откинувшись на спинку стула, радостно воскликнул: