Собинов

Л. В. Собинов-Альфред.

Когда человек так полно и радостно отдается любви, он часто, вопреки действительности, бывает уверен, что именно ему выпало счастье, обошедшее всех остальных. Таким счастливцем был Альфред Собинова в финале первого и в первой половине второго акта.

Итальянская критика единодушно отмечала, что Собинов сумел создать характер Альфреда не только драматической игрой, но и прекрасным пением. «Тенор Собинов превзошел все ожидания. Можно было легко вообразить себе, что это будет совершеннейший Альфред по изящной внешности и благородным манерам. Но никто не мог предвидеть, что его голос найдет такие захватывающие, такие страстные оттенки», — писала одна из миланских газет. В голосе молодого русского певца оказалось достаточно нежности, страстности и плотности звука, чтобы передать и чистую, сильную любовь Альфреда, и взрыв негодования и ревности его, когда он прочел письмо Виолетты. Итальянцев особенно покорила чистота фразировки, которая позволила даже в стремительном и напряженном третьем акте отчетливо разобрать весь текст, который пел Альфред.

Было и еще одно, почему итальянская публика так восторженно принимала русского певца. И «Травиата», и «Манон», и «Дон Пасквале» считались в Италии «запетыми» операми. Особенно «Травиата». Вердиевские мелодии пела вся Италия — от премьеров и примадонн оперных театров до торговцев виноградом или чистильщиков сапог. Итальянцы знали каждую нотку полюбившейся им музыки. Пели великолепно. Но мало кто из итальянских певцов создавал на сцене образ драматическими средствами. Пожалуй, Собинов был первый, кто не только вдохновенно спел партию Альфреда, но и проникновенно сыграл ее. А это, естественно, не могло не покорить чутких ценителей искусства.

Еще больший успех имел Собинов в опере Масснэ «Манон».

Ситуация «Манон» очень близка «Травиате». Много общего есть и в образах Де-Грие и Альфреда.

Зрители с интересом ждали, что сделает русский артист с этой партией, повторит ли себя, или найдет новое решение.

Как всегда, Собинов начал работу с подробного ознакомления с литературной основой либретто — романом французского писателя Прево «Манон Леско».

Сравнивая «Травиату» и «Манон», отчетливо представляя сходство судеб Альфреда и Де-Грие, Собинов ищет и находит то индивидуальное, характерное, что рознит этих героев и позволяет создать самобытный, запоминающийся образ Де-Грие.

Де-Грие очень юн, доверчив и безволен. В нем много идиллического. Центральная ария — «Грезы»— наиболее полно выражает его внутренний мир. Она рисует юношу, совсем незнающего жизни, мечтающего о чем-то отвлеченно прекрасном. В беспечности Де-Грие выявляется не столько характер, сколько полнейшая непрактичность, неприспособленность.

Если Альфред, терзаемый ревностью, идет на публичный скандал, оскорбляя им и себя и Виолетту, если он, — нарушая законы «салона», публично признается в своей связи с Виолеттой и бросает ей в лицо деньги — плату за любовь, то Де-Грие способен только молча страдать и плакать.

Альфред дерется со своим (как он думает) счастливым соперником на дуэли. Де-Грие способен только на один вид мести — отказаться от мира и посвятить себя церкви.

В вокальном отношении партия Де-Грие была неизмеримо легче партии Альфреда. Она отвечала характеру голоса певца и не представляла для Собинова почти никаких трудностей.

«Героем вечера был тенор Собинов, — писал рецензент. — Роль Де-Грие превосходно подходит к данным этого интеллигентного и постоянно работающего над самоусовершенствованием артиста. Он пел с той грацией и нежностью, которая присуща французской музыке и музыке Масснэ в частности. В дуэте с Манон первого акта, в «Грезах», в арии третьего акта и в финальном дуэте он заслужил овацию. «Грезы» были повторены по настойчивому требованию публики».

И на этот раз Собинов вышел победителем. Именно победителем, потому что успешно петь два сезона в «Ла Скала», стать любимцем итальянской публики — значило выдержать труднейший экзамен на звание большого артиста.

Да, славы было много. Большой творческий успех. Но ни восторженный прием миланской публики, ни блестящие отзывы критики не могли заглушить в Собинове чувства беспокойства. Находясь вдали от родины, он всей душой болел за нее.

Россия переживала тревожное время: русско-японская война обнажила всю гнилость самодержавного строя и обострила классовые противоречия. В стране назревала революция.

Среди напряженной творческой работы Собинов продолжает внимательно следить за революционными событиями, развертывающимися в России. Он пишет:

«Прочитанные номера (имеет в виду газету «Сын отечества». — Н. Б.) всколыхнули во мне опять всю эту ненависть к околевающему режиму, к несчастью., продолжающему отравлять все запахом своего разложения. Читая вчера эти газеты, я забыл свои репетиции и снова душой пережил все то, чему был свидетелем, начиная с октябрьских дней».

Леонид Витальевич тяжело переживал вынужденную разлуку с родиной. Кратковременные наезды в Москву и Петербург в промежутки между гастролями в Италии еще больше обостряли чувство оторванности. Революционные события в стране нарастали с каждым днем, а Собинов, едва успев войти в курс этих событий, вынужден был вновь уезжать в Италию.

Он не мог отказаться от гастролей в крупнейшем оперном театре мира, так как понимал, что они утверждают славу русского искусства, что его успех — это успех русского искусства, успех русской гуманистической культуры, и справедливо считал, что не имеет права отказываться от этой миссии., Но понимать — это одно, а чувствовать — другое. Чувствами своими он был в России. Никакие успехи на оперной сцене не могли заглушить в Собинове горечь и обиду при известии о позорной сдаче изменником Стесселем Порт-Артура. Утешало лишь одно: уверенность, что все эти печальные события — начало конца прогнившего насквозь русского самодержавия.

«Вчера вечером по городу раздались громкие крики газетчиков, и мы узнали печальную новость, что порт-артурский гарнизон сдался, — писал Собинов Е. М. Садовской. — Если трезво разобраться в оценке событий и без излишнего шовинизма, то приходится сознаться, что дело нами проиграно начистоту. И я думаю, что не пройдет много времени, мир будет заключен и эта несчастная война кончится к нашему благу, так как возврата к прошлому быть не может. И действительно, настанет весна русской жизни. Исторические законы неумолимы. Бюрократизм, чиновники, охранители, дворники и городовые общественной жизни потерпели поражение решительное… от которого им уже не оправиться. Горечь и обида, наполнившие душу в первый момент, сразу прошли, и я теперь светло и весело гляжу на наше будущее. Как хотелось бы теперь быть в России».

То же бодрое настроение, неиссякаемую веру в светлое будущее старается передать артист всем, с кем ему приходится общаться в эти годы.

Собинову писали многие, и, конечно, подавляющее большинство писем было от молодежи. С любимым артистом делились своими планами, надеждами, огорчениями и разочарованиями, просили помощи и совета. В Собинове молодежь чувствовала близкого ей по духу человека, человека своего, которому можно все сказать и который дружески откликнется и поддержит. Особенно внимателен он был к молодым людям, не представлявшим себе значения надвигающихся событий, которым будущее рисовалось в черном цвете. Вот что он пишет молодой журналистке, с которой переписывался, не будучи лично знакомым:

«Уныние, неуверенность в силах, скука жизни не должны быть свойствами молодости, особенно в то время, которое мы переживаем, время, полное надежд на будущее, когда чувствуется ясно заря новой, светлой жизни. Помните, что будущее принадлежит молодому поколению, которое должно быть во всеоружии и знания и энергии, когда настанет его пора. Можно было грустить и тяготиться жизнью в годы безвременья, в годы тупого гнета, давившего личность везде и во всем, но теперь безвременье миновало, Кащей перестал быть бессмертным, идет весна, и она будет торжеством, где юности будет отведено самое почетное место, потому что на ней почиют все надежды».