Страница 14 из 17
— Вот это фокус!
Задняя стена дома и есть фасад. Да какой! Весь из мрамора, ставни из красного дерева, а стекла из особого сплава. Наружный фасад — это для лопухов, а сзади настоящий дворец.
— Похоже, задняя часть у твоего Джима Стеккино в особом почете, — говорю.
Я осмотрел дверь. Она была заперта на хитроумный замок, но меня это не испугало. Поковырял кончиком карандаша и готово. Входим в дом.
На нижнем этаже в салоне у стены стоит большой шкаф. Отворяю его, влезаю. В глубине шкафа дверь. Открываю ее, вхожу. И попадаю в старую часть дома. Я сразу сообразил, что это задняя комната. Она вся заставлена мебелью. Кругом пыль, на стенах фотографии торговцев муравьями, рисунки муравьиных гнезд.
Я повесил Шалфейчика на вбитый в стену гвоздь и стал спокойно осматриваться вокруг.
Этот Джим Стеккино маскирует свои грязные делишки, притворяясь торговцем муравьями. Довольно странный вид коммерции. Не думаю, чтобы он продавал больше одного муравья в год. Да еще за границу. Я обшарил все комнаты и наконец нашел то, что искал.
За картиной, изображавшей какого-то типа, разоряющего гнездо муравьев, я обнаружил несгораемый шкаф. В две минуты вскрыл его и на нижней полке увидел кожаную желтую сумочку. Вынул ее и показал Ату Шалфейчику, по-прежнему висевшему на гвозде.
— Хороша сумочка?- спрашиваю.
— Проклятые фараоны, — процедил он сквозь зубы.
Я сунул ему в рот скомканную промакашку, и он заткнулся.
Открываю сумочку. А в ней полно желтых заклеенных конвертов и на каждом аккуратно выведено имя.
Я пересчитал их. Ровно восемьдесят два конверта. Восемьдесят два человека, которых шантажируют. Я спрятал конверты в сумку и закрыл ее.
— Превосходно, — говорю. — Но куда все-таки делся твой достойный приятель?
Шалфейчик невнятно замычал и воровато отвел глаза. Я вздохнул.
— Ничего не поделаешь, — говорю. — Придется вернуться в «Морено» и побеседовать с Блю Катарро.
Я снял Шалфейчика с гвоздя и поволок его к выходу, крепко сжимая сумку под мышкой, а Шалфейчик стал тихим, покорным и сам без разговоров долез в машину. Но тут я увидел у него на заду красное пятно.
Нагнулся и вижу, что это вроде знак, оставленный помадой. Понюхал: цикламен.
— Черт побери,- говорю. Отпихиваю Шалфейчика и сам лезу на сиденье. На нем помадой выведены какие-то знаки, но попробуй их расшифровать. Этот проклятый Шалфейчик уселся на них своими ягодицами, и буквы расплылись. Я пригляделся повнимательнее. Всего знаков три. Но видно, что их накалякали в дикой спешке. Я сразу разобрал, что одна буква «3». Затем идет не то «Г», не то «А». А третью сам черт не разберет. Не черт, а тысяча чертей!
«Ведь Дуарда сидела за рулем». Я сел за руль и попробовал снова разобрать причудливые знаки. Конечно, «3» последняя из трех букв. Первая должна быть «Г». А буква посредине — наверняка «А». Газ! Ясное дело, газ! Но что Дуарда хотела сказать этим словом?
Болван я и кретин! Кухня с газовой плитой. Когда я оставил Дуарду в машине и пошел за бензином, худой, должно быть, заметил, что мы остановились. Он обошел вокруг дома и вернулся назад. Он и этот выродок Ат Шалфейчик похитили Дуарду и заперли ее в кухне. Она попыталась предупредить меня, нацарапав помадой слово «газ» на сиденье машины.
Я схватил Шалфейчика за шею и хлопнул его о радиатор «блимбуста». Потом взял английский ключ и стал ему пересчитывать зубы.
— Паршивая тварь, — говорю. — Вы вернулись за Дуардой, а ты ни гу-гу.
— Ты меня об этом не спрашивал. — промычал он.
— Куда вы ее дели?
— Не знаю, — отвечает. — Мы погрузили ее в машину, а потом Джим Стеккино отвез меня в «Морено». Мне в полночь заступать на дежурство.
— А я и забыл: ты телохранитель господина Катарро.
Я еще раз прошелся по его зубам английским ключом и впихнул этого недоноска в «блимбуст».
— Надо поторопиться, — говорю.
Включил мотор и понесся. Шалфейчик показывал мне дорогу, стуча от страха уцелевшими зубами.
Наконец я остановил «блимбуст» прямо у железной дверцы в кирпичной стене. Схватил сумку и спрыгнул на землю. Огрел Шалфейчика по кумполу, подцепил его за брючный пояс и поволок за собой.
Открыл дверь и очутился в просторной комнате с красными стульями и плетеными столиками.
Смотрю, в откидном кресле удобно устроилась Дуарда и беседует по телефону. В правой руке она сжимает пистолет. Я поглядел, куда направлен ствол, и вижу, что напротив сидит моя старая знакомая. Вдова с фиолетовыми глазами. «Значит, Дуарде удалось отнять у нее пистолет», сообразил я.
— Не помешал? — спрашиваю.
— Скорее приезжай, — крикнула Дуарда в трубку, положила ее на рычаг и кинулась ко мне.
Я бросил Шалфейчика на пол и обнял Дуарду, она без лишних слов запечатлела на моих губах поцелуй. Только открыл глаза, вижу, что Дуарда смотрит мне за спину.
Я сообразил, что это вдовушка подобралась сзади. Недолго думая резко согнул правую ногу и лягнул ее ботинком. Чувствую, что врезал кому-то каблуком. Но это оказалась не вдова, а Шалфейчик. Он очухался и хотел меня немного пощекотать. От удара ботинком он взвился к потолку и рухнул вниз головой прямо за вырез лифа Дуарды. Я схватил его за ноги и вытянул оттуда.
— Ах ты наглец, — говорю. — Я тебя отучу совать нос куда не положено. — И завернул ему руки за спину.
Потом бросил взгляд на вдову.
— Привет, красотка, — говорю. — Давненько мы с тобой не виделись. Тебе бы не мешало уплатить мне за убытки. А то ты изрядно порезвилась в моем доме.
Я подошел и отвалил ей такую оплеуху, что кресло разломилось надвое и блондинка очутилась на полу. На лице у нее в эту минуту было такое же выражение, как у мясорубки, если только у той есть свое особое выражение.
— Она работает на пару с Джимом Стеккино, — говорю…- И очень неплохо. Но пока не мешает ее связать.
Так я и сделал. Потом взял кожаную сумку и показал ее Дуарде.
— Тут лежат ровно восемьдесят два конверта. Восемьдесят два неопровержимых доказательства гнусного шантажа.
Дуарда бросилась мне на шею:
— Яко, ты великий человек! — воскликнула она и ласково поцеловала.
Я бережно освободился из ее объятий.
— Расскажи, что с тобой произошло, когда я оставил тебя одну в машине и отправился за бензином?
— Только ты ушел, — говорит, — как по обеим сторонам машины вынырнули эти типы: толстый и долговязый. Они обшарили весь дом и потом подкрались к «блимбусту». Фары у тебя не горели, и я ничего не заметила. Долговязый ткнул меня дулом пистолета, а желтый схватил за локоть. Я стала сопротивляться и успела выхватить из сумочки помаду. Слышу, желтый говорит: «Волоки ее в кухню и заставь все рассказать, а то мне надо вернуться в «Морено». Я все же сумела написать помадой на сиденье слово «газ».
— Значит, эта падаль знала, где ты?
— Конечно.
Я подошел к Шалфейчику и одним ударом вышиб ему еще восемь зубов.
— Потом мы приехали сюда, и тут нас уже ждала милая вдовушка, — продолжала свой рассказ Дуарда. — Похоже, она собиралась укрыться здесь на время от полиции. Долговязый мучил меня до тех пор, пока я не сказала, где спрятаны пятьсот монет.
— Пятьсот монет? — переспрашиваю.
— Да, — отвечает Дуарда. — Прости меня, любимый. Я сопротивлялась до последнего, но потом силы оставили меня. Пришлось сказать, что деньги лежат в конверте под матрацем в моей спальне.
— Перестань шутить. Ты же сама мне рассказывала, что те пятьсот монет прикарманила вдова. Когда лопала вареную ветчину.
— Это так, — отвечает Дуарда. — Но я о других деньгах говорю.
— О других?
— Ну конечно. 0 твоих.
Попробуй разберись во всей этой путанице.
Вдруг Дуарда как взвизгнет:
— Машина!
— Какая машина?
— Твоя. Где ты ее оставил?
— У дома.
— Беги скорее, — кричит она. — Спрячь ее. Не теряй ни секунды, Яко. Долговязый должен вот-вот вернуться. Он отправился ко мне домой забрать деньги.