Хитклиф

Видно, не так уж он был плох — хватало сил язвить.

Наскоро забинтовав его руку, я вышел. Спустя десять минут, когда я вернулся с инструментами, он дремал, но, заслышав мои шаги, сразу проснулся.

— Никого не встретил?

— Нет, всё спокойно. — Я выбрал самую маленькую иглу и зажим. — Будет больно. Принести из столовой бренди?

— Есть средство получше. Открой средний ящик туалетного стола — да, здесь, — достань флакон и стакан.

Я вытащил то и другое. Во флаконе плескалась тёмная жидкость, и когда я повернул его к свету — жидкость вспыхнула рубиновым огнём.

— Хорошо. Теперь полстакана воды; потом — до метки — эликсира.

— Опиат? — спросил я, отмерив дозу.

— Нет, впрочем, не знаю; может, в нём опиум, а может, мышиное ухо или крыло летучей мыши, из которых, мне кажется, его в основном и делают. Я получил это от одного травника в Италии; для дуэли, ради которой я добывал его, он мне не понадобился, но я суеверно храню эликсир до сих пор. Он одновременно снимает боль и укрепляет сердце; мне кажется, я всегда ощущаю его действие.

Он с трудом сел и решительно положил на стол руку.

— Начинай!

Я очистил тампоном рану и приступил к операции. Разрез оказался глубоким; соединив края мышц, я стал сшивать кожу. Легко представить, что даже для человека, находящегося под воздействием волшебного итальянского снадобья, этот процесс должен был оказаться достаточно мучительным, так что я решил отвлечь моего пациента наиболее доступным мне способом — разозлить его.

— Скверная рана, — рассуждал я, — вонзив нож, его ещё и повернули, как только кость выдержала! Что же это за женщина в маске, почему она на вас напала?

Стрела достигла цели. Щёки его вспыхнули, брови насупились.

— Я же сказал: никто на меня не нападал!

— Чушь!

— По крайней мере, никто, кому можно было бы предъявить претензии с точки зрения закона и морали. Выкинь это из головы; а если не получится, то хотя бы запри там наглухо; намекнёшь хоть одной живой душе — и я пропал. Но постой; ты сказал, она была в маске?

Я подробно изложил обстоятельства ночной встречи, приведя длину своей повести в соответствие с длиной накладываемого шва. Рассказывал о мошенничестве Ингрэма, о появлении мисс Ингрэм, об обвинении Линтона — опустив, разумеется, подробности о моём неожиданно открывшемся даре и подоплёку наших с Линтоном отношений.

Пока я говорил, лицо мистера Эра прояснилось — что-то в моём рассказе развеяло, видно, терзавшую его тревогу. К концу он уже искренне посмеивался. Пока я упаковывал инструменты, он разговорился даже больше обычного, очевидно под действием снадобья.

— Ей-Богу, Хитклиф, ты околпачил их всех! Твоя снисходительность к Ингрэму — как любезно и вместе с тем расчётливо; а он-то — такой щёголь — и всего лишь жалкая марионетка, своей глупой выходкой отдал себя в твои руки, можешь теперь дёргать его за ниточки как только пожелаешь. А по отношению к Линтону ты был великодушен и осмотрителен; должен сказать, он удивил меня: с его-то манерами — так разозлиться и выйти из себя ни с того ни с сего. А мисс Ингрэм — ай да Хитклиф, заарканил! Но будь осторожен; твоя добыча не так уж безропотна; того и гляди, тебя самого приберёт к рукам!

Я пожал плечами.

— Да мне дела нет до неё.

— Само собой; ты верен своей безымянной даме. Но у мисс Ингрэм есть одно преимущество: она реальна — и весьма соблазнительна, а её соперница — лишь бесплотная тень.

Такое направление разговора мне было не по душе.

— Слышите? Внизу какой-то шум, — сказал я. — Если хотите сохранить в тайне мой визит, я должен идти. — И двинулся к двери.

— Нет… тсс… секунду — шаги за дверью.

— Есть ещё один выход. — Я указал на окно.

— Молодец. Заметил — оно выходит на крышу галереи. Лет двадцать назад, когда мы с братом были в твоём возрасте, этим путём частенько пользовались. Я сверну эти окровавленные тряпки — сунь их в свой чемоданчик, потом сожжёшь. Ах да, Хитклиф, тебе придётся взять на себя все обязанности хозяина, по крайней мере сегодня. Скажи им, что я нездоров: вчерашние подозрения на ангину оправдались; эта сказочка вдвойне правдоподобна: во-первых, со мной и раньше это случалось, а во-вторых, сбывается диагноз леди Ингрэм — она будет вполне удовлетворена. Но я, возможно, подпорчу ей удовольствие — попозже присоединюсь к вам.

Поклонившись, я сбросил чемоданчик с инструментами на обвитую плющом крышу. Потом перекинул ногу через подоконник, но тут мистер Эр снова задержал меня.

— Кстати, Хитклиф, ты слышал? — как бы между прочим обронил он. — Ночью в доме был посторонний.

Я уразумел, что мой опекун уже сформулировал официальную версию ночного происшествия и в этакой лукавой манере намерен преподнести её мне.

— Что за посторонний?

— Женщина в белом — ряженая, гадалка, цыганка, судя по всему. Показавшись на вашей пирушке, потом она прошла на кухню, а оттуда, столкнувшись с кухаркой ускользнула.

— Ничего не украдено?

— Пыталась взять игрушку лорда Ингрэма, маску, но, убегая, бросила.

— Хорошо, что не случилось ничего посерьёзнее, ведь, по вашему мнению (и по моим наблюдениям — мы одни, сэр, нет нужды притворяться), у неё отчаянный нрав, она вне себя от гнева или боли — не знаю от чего именно, — но ярость настолько застилала ей глаза, что вместо горла она перерезала вам палец.

Секунду мистер Эр сверлил меня глазами, а потом, вдруг отбросив приличия, закричал:

— Убирайся! Убирайся! Уселся тут на подоконнике, как чёрный ворон, и кличет беду. Не нужно мне твоё зловещее карканье; или смени его на что-то более радужное, или… — И вдруг он с неожиданной силой вскочил с кровати, будто собирался меня столкнуть, но я спрыгнул на крышу галереи и вовремя убрался.

Два часа спустя, подходя к столовой, я услышал возбуждённый гул голосов — обсуждали события предыдущей ночи. Я отворил дверь. Леди Ингрэм, Мэри и миссис Дэнт сгрудились вокруг Ингрэма. Он взглянул на меня поверх голов.

— Потрясающая новость, Хитклиф! Наша вчерашняя загадочна гостья — цыганка; похоже, из табора, что стоял до нынешнего утра на Хэйском лугу, а сегодня, когда их обнаружили, они снялись с места и исчезли.

Леди Ингрэм воздела руки.

— Эта ведьма могла нас всех убить прямо в постелях!

Полковник Дэнт, оторвавшись от кофе, назидательно поднял палец над скрюченным подагрой коленом:

— Сама она не представляла для вас опасности, леди Ингрэм. Мне хорошо знакомы все трюки, на которые пускаются эти люди. Эта мерзавка всего лишь заслана на разведку, а остальные ждали на улице. Она должна была, затаившись, разнюхать, какие ценности есть в доме, где они находятся, и рассказать главным — тем, что прятались в кустах, а они потом напали бы на дом.

— Таилась она довольно странно, — заметила Бланш Ингрэм, с чашечкой кофе стоявшая у открытого окна, в стороне ото всех, — появилась среди нас с душераздирающим воплем. И интересовали её не побрякушки, а мистер Хитклиф.

Леди Ингрэм подняла лорнет.

— Милая, не хочешь ли ты сказать, что была здесь? Среди ночи, с джентльменами, играющими в карты?

— А почему бы нет, мама? Здесь был Тедо; он вполне мог сойти за дуэнью. И даже наш младший хозяин, образчик благопристойности, счёл вполне приемлемым пригласить меня. — И она не без лукавства отвесила мне поклон.

Мне пришлось (оставив без внимания подмигивания Теодора Ингрэма) подтвердить, что всё было в рамках приличия, а потом я сменил тему — поведал им о недомогании мистера Эра, что, как и предполагалось, вызвало большой интерес. Потом я предложил поехать на прогулку, закончив рассуждениями, кто в каком экипаже поедет. Моё предложение направило тревоги леди Ингрэм в новое русло; достопочтенной мисс Бланш не терпелось поехать верхом, но вдова предпочитала не выпускать неугомонную дочь из поля зрения. В конце концов компромисс был найден: им предоставят небольшую открытую двуколку; Бланш сама отвезёт матушку в аббатство.

— Но, мистер Хитклиф, тогда вам и мистеру Линтону не останется места, — сказала Мэри Ингрэм.