Оружие юга (ЛП)

Тишина наступила медленно и не полностью. От уставших суровых солдат, которые так много сделали для победы, боевые флаги которых получили столько отметин, нельзя было ожидать идеальной дисциплины или молчаливого спокойствия. Ли и Джонстон понимали это. Они встали на трибуне на пару шагов ниже президента Дэвиса. Затем склонили головы - сначала друг перед другом, а затем перед президентом. Его поклон был более глубоким, чем у них, но обращен был не на них, а прямо на солдат. Мужчины снова подняли крики приветствия. Их высокие, пронзительные боевые кличи раскололи воздух.

"Мы не услышим больше, как южане кричат "Рэбел Йелл"! - сказал Дэвис, который переждал возгласы, - "Нет!" Он поднял руку. "Мы не услышим это больше потому, что мы не бунтари теперь, хотя впрочем мы ими никогда и не были. Мы теперь свободные и независимые южане в нашей родной Южной стране!"

Президент не мог произнести больше ничего в течение некоторого времени. Коделл кричал во всю силу своих легких, но не мог услышать свой собственный крик, ибо крики двух великих армий Конфедерации громом прокатывались через его голову - громче, чем шум боя. В его ушах звенело, когда аплодисменты, наконец, исчезли, хотя свежие приветственные возгласы исходили из строя через каждые несколько минут.

В результате, он слышал речь Дэвиса не как полноценную речь, а как ряд бессвязных фраз и предложений. Так он услышал: "Мы показали себя достойными наследования, завещанного нам патриотами революции, мы проявили героическую преданность, которую они нам завещали, но переплавили ее в тигле, в котором их патриотизм был доработан ".

И дальше: "Наши доблестные и достойные солдаты, я поздравляю вас с серией блестящих побед, в которых вы благодаря Божественному Провидению, проявили все свое мужество, и, как Президент Конфедерации Штатов, сердечно благодарю вас теперь уже в независимой стране, ради которой вы так искусно и героически служили ".

И еще: "Выбив захватчиков с нашей земли, вы вырвали у недобросовестного врага признание вашего права первородства и независимости сообщества. Вы дали уверенность приверженцам конституционной свободы, благодаря нашей окончательной победе в борьбе против деспотической узурпации."

Повторные ура вновь поднялись после того, как президент Дэвис похвалил солдат. Он, не довольствуясь этим, продолжил говорить о Конфедерации в целом: "После войны и революции несколько штатов признали себя независимыми, но Север умышленно нарушил договор между независимыми штатами и образовал свое правительство, поставив его над штатами, и превратил его в машину для вмешательства во внутренние дела. Они создали систему для диктата и подчинения всех остальных, по сути назначая на руководящую роль самих себя. Таким образом, наши штаты, вдруг потерявшие договоренности друг с другом, стали объединяться - и так родилась наша славная Конфедерация."

Коделл слышал, что-то навроде "понятно" от мужчин, стоявших рядом. Это было обращение к разуму, а не к страстям; это было совсем не то, что он хотел бы слышать. Каждое слово было правдой, но это было не то, что солдатам необходимо было услышать сейчас: Дэвис слишком много думал, чувства в нем были заморожены.

Казалось, тот и сам почувствовал это, впрочем, почему бы и нет? - Он был солдатом, прежде чем обратился к политике. Тогда он перешел к заключительной речи:… "Никто не сможет успешно провести гигантский план завоевания свободных людей. Тем не менее нас признали весьма неохотно. Мистеру Линкольну прищлось признать, что мир достижим только на основе признания наших неотъемлемых прав. За это я должен поблагодарить неукротимое мужество наших войск и неутолимый дух нашего народа. Да благословит вас всех Господь!"

И снова Коделл громко кричал слова одобрения. Понимая, что независимость Конфедерации Штатов была наконец достигнута - хоть и при больших усилиях, все таки она пришла. Но поблагодарив солдат и народ, Джефферсон Дэвис опустил один фактор, который также сыграл важную роль в освобождении юга: ривингтонских пришельцев и их оружие. Коделл спрашивал себя, возмущались ли этим неупомянутые и непризнанные.

Приветствия затихли. Мужчины армий Северной Вирджинии и Теннесси стояли в сгущающихся сумерках и говорили со своими друзьями и товарищами о сегодняшних событиях. "Ну, Нейт, тут вроде все закончилось," - сказала Молли Бин. "А что, черт возьми дальше?"

"Если бы я знал," - ответил он. Для себя, у него был довольно четкий план: он вернется домой и сделает все возможное, чтобы наладить свою жизнь, как это было раньше, до войны. Для Молли, однако, выбор был проблематичным.

Капитан Льюис осветил вопрос в краткосрочной перспективе: "Мы останемся здесь, в лагере Ли, сегодня вечером. Пайки должны прийти завтра утром, а затем уже они начнут разбираться с нами."

Капитан, заметил Коделл, ничего не сказал о рационах для сегодняшнего вечера. Это удивило его; когда армия Северной Вирджинии снова ушла южнее Билетона, он более был озабочен вопросом припасов. Затем он пожал плечами. Он не голодал: у него все еще были последние три или четыре федеральных пайка из Вашингтона. Они были уже просрочены к настоящему времени, но ему часто приходилось питаться гораздо хуже и гораздо меньше. Беспокоиться о том, насколько свежа его еда, в отличие от того, есть ли она вообще, было бы по меньшей мере странным.

Молли сказала: "Когда разведем огонь, уделишь немного времени мне и книгам, Нейт?"

"Конечно, Мелвин," ответил он. "Ты схватываешь знания на лету, так как взялась за них не на шутку." Он был готов подписаться под каждым своим словом. Да ему бы хотелось, чтобы его ученики, которые были вдвое моложе Молли, показывали хоть бы половину того усердия, которое проявляла Молли.

Ее губы скривились, мало напоминая улыбку. Кожа на мгновение плотно прилегла к костям, как будто показав, какой она будет в старости. Она сказала: "Я должна была начать учиться раньше. Теперь слишком поздно."

"Это никогда не бывает слишком поздно," - сказал он. Она покачала головой, по-прежнему оставаясь мрачной. Он настаивал:

"Вот допустим, у тебя есть книга, которую ты сейчас читаешь. Все, что тебе нужно сделать - это продолжать читать и не позволять ей лежать под подушкой. Это как…" - он подыскал сравнение - "как разборка и чистка АК-47. Это трудно сначала, но ты продолжаешь, пока не будет получаться легко. Тогда при этом даже не нало напрягаться."

"Может быть,"- сказала она без особого убеждения.

"Вот смотри". Вместо учебника, он достал карманный Завет. Молли запротестовала, но он сказал: "Попробуй. Скажи, если я не прав." Он открыл книжку и указал на строку. "Начните прямо отсюда."

"У меня не получится." Но Молли опустила голову близко к мелкому шрифту и начала читать:

"Иисус взял хлеб, возблагодарил Бога и, преломив хлеб, дал ученикам со словами: «Это тело Мое, оно отдано будет за вас. Делайте это в память обо Мне».

Также взял Он и чашу после того, как они поели, и сказал: «Эта чаша - новый завет, кровью Моей утвержденный, прольется за вас Моя кровь и эээ… возрождение духа ».

Ее лицо озарилось особым образом и на мгновение оно затмило свет костра." Черт, я сделала это!"

"Да," - гордо сказал Коделл, будучи почти так же счастлив, как и она сама. "Ты споткнулась пару раз на сложных словах, но это может случиться с каждым. В любом случае, это не имеет значение. Важно то, что ты читаешь это, и понимаешь. Ведь правда?"

"Ой, конечно, я поняла," - ответила она, - "Я поняла."

Коделл читал еще с тех пор, как он был маленьким мальчиком; он принял грамотность, как должное. Но когда он вступил в армию, он увидел, как много это значит для тех, кто пришел к грамотности позднее.