Страница 13 из 29
– Здравствуйте, Нора… Я провел очень скверную ночь… Когда Игэн проснется, попросите его зайти ко мне… Я хотел бы, чтобы он сделал мне укол…
Гувернантка села в единственное во всей комнате кресло.
– В эту ночь некоторым было еще хуже, чем вам, доктор… Например, Петси Лэкан…
– Вашей племяннице? Что с ней случилось?
– Ее убили.
– Не может быть?!
– Да!
– Бедная девчонка… Надеюсь, она недолго страдала.
– Кто это может знать?
– А известно ли, как?
– Вот именно, что нет… Возможно, ее задушили или чем-то ударили по голове… Это решать патологоанатому из Слайго или из Роскоммона.
– А почему не Клофу?
– Потому, что он сам умер, и тоже вчера вечером.
– Вот это да! Однако же, Нора, я ухожу не один!
Эта шутка при известии о смерти других людей убедила Нору лучше всякого диагноза или прогноза в том, что доктор доживает последние дни.
– Нора… Игэн уже знает?
– Еще нет.
– Будьте с ним поделикатнее, ладно?
Он на минуту задумался и продолжил:
– Он будет страдать, но останется в Бойле… В общем, своей смертью бедняжка Петси, безусловно, искупила грехи своей жизни.
Как и следовало ожидать, новость о смерти Петси быстро распространилась в Бойле. На улице, в барах, мастерских, магазинах и кабинетах только об этом и говорили. Естественно, каждый общественный обвинитель выдвигал свое собственное предположение о возможном преступнике. Имя Игэна О'Мирея чаще всего слышалось в этих разговорах. За стойкой бара в "Лебеде с короной" Леннокс Кейредис отказывался отвечать на вопросы относительно недавней драки Игэна и Криса в его заведении. Он отказывался это делать прежде всего потому, что ему не хотелось хоть немного быть замешанным в деле об убийстве, к тому же, ему казалось диким, что врача можно заподозрить в бандитизме, и, наконец, находясь под влиянием своей жены Морин, он считал, что человек, любивший Петси Лэкан так, как ее любил Игэн О'Мирей, мог бы ее убить. Если даже врач не может оставаться хладнокровным в своих поступках, кто же тогда на это способен? Рассудительный и воспитанный в традиционном духе, Леннокс Кейредис не мог допустить подобного предположения.
Поскольку Нора долго не решалась сообщить эту новость Игэну О'Мирею, он последним узнал о смерти Петси Лэкан. За завтраком молодой доктор заметил, что Нора о чем-то переживает.
– Что случилось, Нора?
Вместо ответа, она расплакалась. Это было так необычно, что потрясенный Игэн сразу же подумал о дяде. Побледнев, он встал и, взяв миссис Нивз за руку, шепотом спросил:
– Он… Он умер?
Она тряхнула головой.
– Тогда в чем же дело? Что с вами? Что могло вас так расстроить?
– Это… Из-за Петси…
Он недоверчиво взглянул на нее.
– Из-за Петси?
– Этой ночью ее не стало.
– Не стало?!!
О'Мирей откинулся на спинку стула. Перед глазами у него все поплыло. Петси не стало… Неужели это правда?
Видя его страдание, гувернантка позабыла о своем собственном горе и обняла его.
– Крепитесь, Игэн… Для нее вы уже ничего не сделаете.
– Так вот почему она не пришла на встречу со мной…
– Да, мой мальчик.
– Уверен, что иначе она бы не нарушила данного мне слова!
– И я тоже уверена.
На глазах у него все еще не было слез, потому что в глубине души он все еще никак не мог поверить в смерть Петси.
– Мамми… Как она?…
Она прижала его покрепче к себе и прошептала ему на ухо:
– Ее убили.
Он резко отстранился от нее.
– Что вы говорите? Что вы сказали?
– Этой ночью ее кто-то задушил.
– Задушил? Но зачем? Почему?
Она пожала плечами, давая ему понять, что не может ответить на этот вопрос. А он проговорил дрожащим голосом:
– Ее убили, чтобы помешать оказаться со мной…
– О вашем плане знала только я одна.
Он раздраженно воскликнул:
– Но Лисгулду, может быть, захотелось узнать о наших планах, а когда она не захотела ему о них говорить, он ее убил! Уверен, что это так и было! Я пойду скажу им!
– Кому?
– Полиции!
– Вы расскажете им о том, что собирались удрать с Петси из Бойля? Что они подумают, как вы считаете? Не говоря уже о том, Игэн О'Мирей, что доносить на ближнего вам не к лицу… Пусть Саймус Коппин и Майк О'Хегэн занимаются своей работой, хоть они в ней и не так уж много смыслят. Если мою племянницу убил Крис Лисгулд, уверена, что у них хватит ума, чтобы вывести его на чистую воду.
Только теперь чувства полностью овладели им, и О'Мирей, схватившись за голову, упал на стул. Он плакал. Нора Нивз осторожно гладила его волосы.
– Уверен, что она любила меня, мамми!
– Да, мой мальчик…
– Если бы мы начали там новую жизнь, она была бы мне хорошей женой… Никто не знал ее так хорошо, как я!
– Конечно, Игэн…
– Мамми… Ее, возможно, убивали как раз в те минуты, когда я ее ждал!
– Постарайтесь больше никогда об этом не вспоминать.
– Подумать только: ведь я подходил к ее двери, стучался… И я еще разозлился за то, что она мне не отвечала… А она не могла мне ответить, бедная моя Петси… Она уже не могла мне ответить…
– Нужно обязательно взять себя в руки, Игэн… Петси уже мертва… Теперь она больше не страдает… Наше дело – думать о тех, кто еще жив… Ваш дядя весь исстрадался… Похоже, он провел скверную ночь…
– И он тоже…
– Да, но он все еще продолжает страдать…
– Он знает о Петси?
– Да… Он не велел мне будить вас, хотя нуждался в вашей помощи.
О'Мирей медленно и тяжело встал.
– Хорошо… Я сейчас к нему поднимусь.
Слушая, как тяжело он ступал по лестнице, миссис Нивз поняла, что с этого момента Игэн больше себе не принадлежит. Он принадлежит медицине.
Саймус Коппин шел, опустив голову, потому что знал, что все встречные будут его расспрашивать о смерти Петси Лэкан, а он не мог об этом рассказывать, прежде всего потому, что был полицейским, а образцовый полицейский никогда не болтает о ходе следствия, и еще потому, что смерть Петси в каком-то смысле потрясла его. Глядя на мостовую, чтобы не видеть людей, приветствовавших его, Саймус вспомнил, как когда-то заходил к Мив Лэкан, которая в то время еще была Мив О'Каллагэн, и думал, что сложись все так, как он хотел, у него могла бы быть дочь такого же возраста, как Петси. Несмотря на внешность гиганта с седой головой, в груди у Коппина билось сердце, всегда способное откликнуться на горе других. В глубине души он был уверен, что Петси, о которой все говорили лишь неприятные вещи, была не так уж плоха. И потом! Никто не имеет права посягать на жизнь своего ближнего! При мысли о той минуте, когда он схватит убийцу, его большие руки сами собой сжимались в кулаки. Тому придется быть смирным, иначе… Недаром, говоря о сержанте в Бойле, его называли "толстым Саймусом". Конечно же, он весил двести фунтов, но при этом рост его был около шести футов, и у него почти не было живота. Он весь состоял из мускулов и внешне был похож на гориллу, с такими же длинными, как у гориллы, руками… или почти такими же. Коппину было около шестидесяти лет, и те, кто знал его в молодости, признавали, что второго такого силача не было во всем графстве. Покойная жена Саймуса, Джанет, рослая женщина с заячьей губой, за двадцать лет совместной жизни так допекла своему мужу, что он чувствовал себя человеком только в полицейском участке или в баре, и это были два единственных места, между которыми он разделял свое существование. После смерти Джанет Коппин опять вернулся к нормальной жизни.
Комиссар О'Хег'эн и сержант давным-давно были знакомы друг с другом и между ними не было принято церемониться. Входя в кабинет своего начальника, дверь к которому он пинал ногой, Саймус обычно говорил:
– Привет, Майк! Как дела?
Затем он усаживался в кресло напротив стола, вытягивал свои длинные ноги и слушал то, что ему предстояло узнать, или сам о чем-нибудь докладывал.
В это утро после обычного приветствия Саймус сразу же начал: